т для главврача. Надо же, две смерти за одно дежурство…
– Где сейчас Алима? – Айбала тоже встала с диванчика.
– В морге. Завтра тело передадут родственникам. Ты знаешь, как с ее мужем связаться?
Айбала вспомнила, что утром должен приехать Тимур с паспортом Алимы. Она сказала об этом Людмиле Савельевне.
– Хорошо, – кивнула та. – Теперь иди.
– Куда? – Айбала растерялась.
– На пост. Твое дежурство закончится только после полудня.
– Но я же не санитарка…
– Об этом пока никому не надо знать. Если получится оформить тебя вместо той, другой Айбалы, то и вопросов ни у кого не возникнет.
Сразу после завтрака, едва Айбала успела сдать миску из-под каши буфетчице, ее позвала к посту медсестры Чапар, за минуту до этого положившая трубку телефона.
– Из приемного покоя звонила Альбина Магомедовна. Там муж Алимы Сулеймановой. Иди скажи ему, что его жена умерла.
– Почему Альбина Магомедовна сама не скажет?
– Ему нужна поддержка, а врач – чужой человек. Алима ведь была твоей подругой? И он привез паспорт. Возьми его и отнеси в морг, чтобы там оформили разрешение на выдачу тела.
– В морг? – испугалась Айбала. – Нет, туда не пойду! К Тимуру схожу, а к покойникам пусть кто-нибудь другой идет.
– Ладно, принесешь паспорт мне, – раздраженно сказала Чапар. – Иди быстрей.
С тяжелым сердцем спустилась Айбала в коридор приемного покоя. Ей казалось, что между вчерашним днем и сегодняшним прошло много лет. Вчера она хотела как можно скорее оказаться дома, а сегодня приняла решение, от которого ее сердце сжималось страхом, но от которого она не могла отказаться, словно кто-то решил за нее.
Айбала издали увидела Тимура и невольно замедлила шаг. Что ему сказать? Как объяснить, почему Алиму не смогли спасти?.. Тимур, почувствовав ее взгляд, вскочил со скамейки и устремился ей навстречу, размахивая руками и делая большие глаза.
– Айбала! Ты почему домой не вернулась? Ты знаешь, что там творится? Шуше Наврузовна сама не своя, она думает, с тобой что-то плохое стало.
– Тимур…
– И во что ты одета? Что за халат на тебе? Где твое платье?
– Тимур, послушай… Сядь.
Айбала потянула Тимура за рукав, заставила его опуститься на скамейку и тоже села, но не рядом, а на приличном расстоянии, даже сейчас помня о правилах.
– Я приехал забрать Алиму. Вот паспорт ее привез. Только докторша, которая там сидит, – Тимур кивнул на дверь смотрового кабинета, – паспорт не взяла и велела мне ждать в коридоре. Алима поправилась? Домой может идти?
Айбала, до этого пристально рассматривавшая свои сцепленные пальцы, подняла глаза и посмотрела на Тимура, который уже несколько часов был вдовцом, но еще не знал об этом.
– Когда Алиму вчера прооперировали…
– Что-что сделали? Ты говори нормально, не умничай! – рассердился Тимур.
– Когда ее вчера разрезали, было уже поздно. Ей не смогли помочь, понимаешь?
– Где она? Домой ее заберу. Дома ей лучше станет.
– Алима умерла.
Тимур побледнел и поднялся, глядя на Айбалу растерянным взглядом.
– Возьми свои слова назад, – угрожающе произнес он, – или я не посмотрю, что твой отец тоже здесь, и заставлю тебя пожалеть о том, что ты сказала.
– Как здесь? – Айбала быстро огляделась. – Он с тобой приехал?
– Где Алима? Я хочу ее видеть!
– Сперва надо оформить на нее документы. – Айбала протянула руку. – Дай ее паспорт.
Тимур, сбитый с толку ее решительным тоном, достал паспорт и протянул ей. Айбала спрятала паспорт в карман халата и направилась было к лестнице, но внезапно вспомнила, что сказал Тимур, остановилась и повернула обратно.
– Где мой отец? – спросила она.
– Во дворе ждет, – буркнул Тимур. – Я Джаваду Умаровичу сказал, что попробую о тебе разузнать. Мы условились: если я тебя не найду, он тогда сам пойдет искать. Айбала… Это правда? Насчет Алимы.
– Правда, Тимур. Ее последние слова были о тебе. Она очень тебя любила и сожалеет, что не смогла подарить тебе сына.
– Тут есть молельная комната?
Лицо у Тимура стало спокойным и сосредоточенным, и Айбала поняла, что теперь можно не бояться его гнева или слез. Он принял волю Аллаха.
– Подожди, – мягко ответила она. – Сейчас узнаю.
Айбала зашла в кабинет, где накануне Альбина Магомедовна осматривала Алиму, и спросила про молельную комнату для мужчин. Докторша вынула из ящика план корпуса и ткнула карандашом в маленький квадратик, расположенный за смотровыми кабинетами:
– Вот здесь.
Отец стоял под раскидистым дубом – напряженный, хмурый, одетый в выходной пиджак и новые брюки, пошитые к свадьбе Меседу. Он смотрел прямо перед собой, но не замечал Айбалу, которая шла к нему через двор, потому что плохо видел, однако из гордости или упрямства не носил очки, выданные ему глазным врачом в амбулатории.
Пока Айбала шла к отцу, она успела передумать сотню мыслей и пережить столько же приступов страха. Ей хотелось убежать, спрятаться в женском туалете или, еще лучше, на отделении гинекологии, куда мужчинам вход был запрещен, упросить Людмилу Савельевну защитить ее, словно она была маленькой девочкой, навлекшей на себя гнев родителей, и стремилась избежать заслуженного наказания.
Айбала чувствовала вину из-за того, что она поддалась необъяснимому порыву обрести свободу и помогать женщинам, которые не должны были умирать из-за того, что они жили в горах, а не в райцентре. Она не знала, как сможет это сделать, ведь работать санитаркой – совсем не то же самое, что работать врачом, однако все равно не могла отказаться от своей затеи, словно кто-то невидимый упорно толкал ее вперед и не позволял повернуть обратно.
Айбала почти поравнялась с отцом, когда он наконец увидел ее и пошел навстречу. Она совершенно растерялась; слова, заготовленные в качестве оправдания, внезапно испарились.
Айбала ждала, что отец набросится на нее с кулаками, но Джавад неожиданно обнял ее и сказал срывающимся от облегчения голосом:
– Жива, слава Аллаху!
Он отстранил дочь от себя, вгляделся в ее лицо и снова крепко обнял.
От Джавада пахло табаком, нафталином (Шуше хранила пиджак мужа в сундуке вместе с остальной выходной одеждой), кизяками и супом. Сердце Айбалы снова сжалось, но уже не от страха, а от тоски по дому.
– Ох и досталось от меня твоей матери! Зачем отпустила тебя одну так далеко?
– Я была не одна.
– Почему не вернулась домой? Где ночевала?
– Здесь, в больнице. Я не могла оставить Алиму. Она… она умерла.
Джавад пробормотал короткую молитву и покачал головой:
– Ай, жалко Тимура! Пока ехали, он все про жену рассказывал, какая она хорошая. Теперь будет снова жениться. Коркмас вчера говорил, Афият хорошую девушку ему нашла в соседнем ауле. После похорон положенное время выждут и сватать поедут.
– Как – нашла? – ахнула Айбала. – Еще при живой Алиме?
– Это не наше дело. Домой поехали. Только сперва переоденься в свою одежду.
– Позволь мне остаться, отец. Позволь работать в больнице.
– Что? – Джавад изумленно моргнул. – Что такое говоришь?
– Меня санитаркой взяли. На женское отделение, там доктор работает хорошая, Людмила Савельевна, она мне будет вместо старшей родственницы. Я стану женщинам помогать, таким, как Алима. Ведь это плохо, когда беременные умирают, а я…
– Остановись.
Айбала замолчала на полуслове. Джавад смотрел на нее так, словно глаза окончательно отказались ему служить, словно вместо привычного образа дочери шайтан подсунул ему незнакомку, говорящую странные слова, нисколько не похожие на те, которые обычно произносила молчаливая, тихая и замкнутая Айбала.
– Что с тобой тут сделали? – рассердился он. – Что втемяшили в твою голову?
– Никто мне ничего не делал. Отец, послушай…
– Идем на автостанцию. Прямо сейчас идем. По дороге зайдем в магазин, купишь платье. В больницу я тебя больше не пущу.
Джавад схватил дочь за руку и потянул за собой, но Айбала вырвалась и прижалась спиной к стволу старого дуба. Она вжалась в шершавую кору так сильно, как могла, чтобы отец, возникни у него такое намерение, не смог оторвать ее от дерева.
– Возвращайся один, – произнесла она, поражаясь собственной безрассудности. – Скажи маме, Айбала не станет повитухой. Она станет врачом.
Услышав эти слова, Джавад рассвирепел.
Вначале злость на невесть куда пропавшую дочь сменилась в нем радостью от того, что он ее нашел – нашел невредимой, не обесчещенной, не увезенной негодяями в горы и не сброшенной в ущелье. Правда, нашел он ее непотребно одетой, в белом халате, который был ей мал, и шароварах, каких женщины аула отродясь не носили, но мало ли что могло случиться с ее платьем и накидкой в дороге?.. Однако немыслимый набор слов, который совершенно неожиданно выдала ему Айбала, разжег в груди Джавада еще в молодости им прирученный, но до конца никогда не затухавший огонь, и, когда огонь разгорелся в полную силу, Джавад обрушил на дочь свой гнев с беспощадностью столь же яростной, сколь бурной была его радость в ту минуту, когда он только ее увидел.
Он не кричал и не бил Айбалу. Он говорил раздельно и тихо, но говорил такие слова и таким голосом, которые самую непокорную женщину привели бы в чувства, заставили пасть перед ним на колени и умолять о прощении.
Вжавшись в ствол, Айбала слушала отца с закрытыми глазами и плотно сомкнутыми губами, побледнев от животного страха, который сидел внутри нее с раннего детства и не проявлялся, пока она не перечила воле родителей.
Джавад не был деспотом, как многие другие отцы. Он любил дочерей, несмотря на разочарование, которое они доставляли ему своим рождением вместо мальчика, которого он ждал от Шуше все годы, пока она еще способна была понести. И хотя любимицей Джавада всегда оставалась Меседу, к Айбале он относился со странным уважением, в чем не признался бы не то что постороннему, но даже самому себе. Джавад видел в Айбале не только женские, но и мужские черты, и, подмечая их, не мог не думать о