Айбала привыкла мыться в домашней пристройке, сидя в оцинкованном корыте и поливая себя из ковшика, поэтому удобная ванна, наполненная теплой водой, которую не надо было предварительно греть на плите, показалась ей чем-то невероятным. Она вымылась ароматным мылом, прополоскала под проточной водой волосы, не решившись воспользоваться жидкостью из флакона, оделась в чистое и совершила намаз, который пропустила уже несколько раз, из-за чего сильно переживала.
Она спустилась на первый этаж, ступая по лестнице на цыпочках, чтобы не разбудить Людмилу Савельевну (хотя ступеньки совсем не скрипели), отыскала кухню и занялась обедом.
Не пристало Людмиле Савельевне чистить овощи для супа, после того как она целые сутки отработала врачом. Айбала, хоть и считалась гостьей, не собиралась сидеть сложа руки и ждать, когда ей подадут обед. Сложные кушанья ей не давались, но суп она вполне могла сварить. Правда, плита оказалась не дровяная, а газовая, но Айбала умела с ней управляться, Зайнаб ее научила.
Наполнив кастрюлю водой, Айбала положила в нее кусок баранины из холодильника, щедро добавила нарезанного луку, моркови, картошки, положила стручок жгучего перца и пучок молодой кинзы, подивившись, как это Людмиле Савельевне удалось раздобыть зелень в начале апреля. Когда суп закипел, Айбала прикрыла кастрюлю крышкой и убавила огонь. Вскоре по кухне поплыл восхитительный аромат мяса и овощей, напомнив ей о доме: Шуше всегда варила такой суп, когда Джавад забивал барана.
В прихожей неожиданно послышались мужские голоса. Айбала испуганно охнула и заметалась по кухне в поисках запасного выхода, но дверь была всего одна и вела в прихожую. Айбала отступила в дальний угол, развязала концы платка и прикрыла ими нижнюю часть лица, напряженно глядя на дверь.
Вошли два подростка и удивленно уставились на Айбалу.
– Вы кто? – спросил старший.
– Меня зовут Айбала. А ты, наверное, Абид?
– Откуда вы меня знаете? – нахмурился мальчик. – И что делаете на нашей кухне?
– Абид, Акрам, идите к себе! – сказала Людмила Савельевна, входя следом.
Мальчики вышли и громко затопали по лестнице, возбужденно переговариваясь. Докторша принюхалась и удивленно спросила:
– Чем так вкусно пахнет?
– Я суп варю.
– Не нужно было. Зачем ты утруждалась?
– Мне совсем не сложно.
Людмила Савельевна подняла крышку, зачерпнула половником, попробовала и одобрительно кивнула:
– Очень вкусно. Сейчас мальчики переоденутся, и сядем обедать.
– Вы разве не дождетесь мужа? – удивилась Айбала.
Шуше никогда не ела без Джавада и дочерям не позволяла. Глава семьи всегда должен сидеть за столом, а если по какой-то причине он отсутствует, остальные ждут его возвращения (если, конечно, он не уехал из аула на несколько дней).
– Закир поздно придет, – ответила докторша. – Он поест суп на ужин.
Айбала про себя подивилась порядкам, установленным в этом доме, но ничего не сказала. Она помогла Людмиле Савельевне накрыть на стол, нарезала хлеб (покупной, не домашний), разложила по мисочкам соленья: черемшу, чеснок, острую капусту. Докторша разлила по тарелкам суп, раскрошила мясо. Вернулись Абид и Акрам, с мокрыми после умывания светлыми волосами и такими же веснушчатыми, как у матери, лицами. Только темные глаза и характерные носы с горбинкой выдавали в них наполовину аварцев. Они молча, глядя в свои тарелки, поели, поблагодарили и сразу ушли. Айбала, не слушая возражений докторши, вымыла посуду, убрала остатки еды в холодильник и спросила, чем еще помочь.
– Отдыхай, ты уже достаточно помогла. Если хочешь, можешь прогуляться. На соседней улице есть магазины. Дать тебе немного денег?
– Нет, что вы! – Айбала вспыхнула. – Мне ничего не нужно.
Она с удовольствием прогулялась бы до центра Цуриба, но со стороны гор надвигалась темная туча, к тому же поднялся сильный ветер, а накидка Айбалы, в которой она два дня назад уехала из дома, была недостаточно теплая.
Людмила Савельевна занялась стиркой, а Айбала прошла в пустую и холодную гостевую комнату, закрыла дверь и присела на диван. Она боялась столкнуться с мальчиками, но еще больше боялась появления хозяина дома. Что он скажет, когда увидит ее? Возможно, этот Закир – добрый человек и позволит ей остаться на несколько дней, пока не решится вопрос с паспортом. Но что, если он велит Айбале уйти? Людмила Савельевна не посмеет ослушаться мужа. Айбала не хотела, чтобы у докторши были из-за нее неприятности. Людмила Савельевна и без того была расстроена двумя смертями подряд во время ее дежурства, она говорила об этом с Айбалой по дороге домой. И хотя ее вины в этом не было, все равно, сказала Людмила Савельевна, каждая смерть воспринимается как личное горе, и привыкнуть к этому невозможно: ни за пять лет работы, ни за двадцать пять.
Как там сейчас Тимур, подумала Айбала. Наверное, уже забрал тело Алимы и везет в аул, чтобы успеть с похоронами до захода солнца.[31]
Айбалу мучила вина за смерть Алимы. Если бы она не увлеклась разговором с Фаридой Ахмедовной, если бы услышала предсмертный вздох Алимы, то, возможно, успела бы позвать на помощь. Все было напрасно: поездка в село и в райцентр, операция… Если Алиме суждено было умереть, лучше бы ей сделать это дома, в своей постели, рядом с мужем.
В комнате стемнело, по стеклам забарабанил дождь, от порыва ветра захлопнулись ставни; Айбала вздрогнула и стряхнула тягостные мысли. Вспомнив, что Людмила Савельевна хотела после стирки выпить чаю, она вернулась на кухню, поставила чайник, нашла в буфете заварку и сушеный чабрец, нарезала сдобный пирог с курагой и стала ждать, когда освободится докторша. Она вслушивалась в звуки чужого ей дома, но было тихо, только дождь барабанил по крыше веранды и стонали под ветром деревья в саду.
После чая Айбала поднялась в свою комнату и оставалась там до утра, пока муж Людмилы Савельевны не ушел на работу, а сыновья – в школу. Ночью она спала крепко и по привычке проснулась очень рано, к первому намазу. Это было первое утро, когда ей не нужно было кормить скотину и доить корову. И завтра тоже не нужно будет. И послезавтра.
Пораженная этой неожиданной мыслью, Айбала потерла лицо, сгоняя остатки сна. Только теперь она по-настоящему осознала, что со вчерашнего дня у нее началась жизнь, сильно отличающаяся от прежней жизни в ауле. Эта мысль одновременно пугала и радовала, вызывая лихорадочное возбуждение.
Только бы получилось с паспортом. Только бы ее оформили на работу!..
Айбала оставалась гостьей Людмилы Савельевны десять дней. Поначалу казавшийся чужим и негостеприимным, этот дом вскоре стал Айбале почти родным.
Закир Джаббарович оказался доброжелательным, образованным человеком. Он работал в школе учителем истории и был старше жены на двадцать лет, но благодаря подтянутой фигуре, густым волосам и блеску в глазах выглядел значительно моложе. Хотя Закир Джаббарович был коренным аварцем и воспитывался в патриархальной семье, рассказ жены о злоключениях Айбалы заставил его проникнуться к ней сочувствием. Он заверил Айбалу, что она может оставаться у них сколько захочет.
Айбала не хотела злоупотреблять гостеприимством Людмилы Савельевны и ее мужа. Ей не давала покоя мысль, что она живет на всем готовом и занимает отдельную комнату, не будучи родственницей или подругой докторши. И хотя Айбала была полна решимости отдать Людмиле Савельевне долг, как только заработает достаточно денег, теперешнее зависимое положение было ей настолько неприятно, что она старалась как можно меньше попадаться на глаза обитателям дома.
Через два дня после того, как Айбала поселилась в доме Людмилы Савельевны, та заступила на очередное дежурство, а вместе с ней и Айбала – конечно, неофициально. В больнице она чувствовала себя свободнее и могла приносить пользу, помогая младшему персоналу. Вообще-то это было против правил – в больнице могли работать только оформленные по договору. Но случай Айбалы был особым, к тому же ее трудоустройство задерживалось лишь на несколько дней, необходимых для получения паспорта взамен «утерянного», как тактично выразилась начальница отдела кадров, узнав историю Айбалы от своей подруги, старшей медсестры отделения гинекологии Зульфии Рашидовны.
Фарида Ахмедовна, которая уже готовилась к выписке, обрадовала Айбалу известием, что ее сын обо всем позаботился и Айбале даже не нужно идти подавать заявление – она напишет его задним числом, когда придет забирать паспорт.
– Через пять дней будет готов, – с довольным видом сказала Фарида Ахмедовна.
Ей нравилось помогать Айбале, которая избавила ее от сильной боли в ночь после операции, была услужлива и скромна, но в то же время обладала сильным характером.
Айбала принялась благодарить, но Фарида Ахмедовна ее остановила:
– Спасибо скажешь, когда паспорт получишь. Ко мне домой придешь, пирог с грецким орехом и патокой принесешь – мой любимый.
– Принесу, Фарида Ахмедовна, вот такой принесу! – воскликнула Айбала, раскинув руки. – Сама приготовлю, у Людмилы Савельевны плита такая хорошая, что любой пирог можно испечь.
– Да и сама она хорошая. И такая гостеприимная. Не каждая решится в свой дом незамужнюю девушку пустить, если в доме муж и взрослые сыновья.
– Ее сыновья еще школьники, – вспыхнула Айбала, прекрасно понимая, что Фарида Ахмедовна права.
– Э-э-э, мой Вазир тоже в школе учился, когда мы ему невесту сосватали! – рассмеялась пожилая женщина. – Правда, ты девушка скромная, к тому же некрасивая, так что беду в тот дом не принесешь. Не обижайся на мои слова, дочка, знаешь ведь, что я права.
Дни шли, вестей из аула не было, и Айбала проникалась все большей верой, что ее жизнь, так неожиданно и кардинально изменившаяся, обратно уже не поменяется. Если бы отец вознамерился вернуть ее домой, он бы уже это сделал, приехав в больницу с братьями и племянниками в качестве подкрепления.
Айбала чувствовала себя оторванной от семьи. Она скучала по матери, по Меседу и Медине, переживала, что не может узнать, как у них дела. Она рассчитывала встретиться с подругой летом, после ее свадьбы. Жених Медины после повышения квалификации планировал работать в сельской амбулатории, до которой из Цуриба можно было доехать на автобусе. А вот встреча с Меседу вряд ли могла состояться в обозримом будущем.