Внезапно одна волна, быстрее и мощней остальных, с шипением выкатилась на берег и поглотила босые ноги Айбалы почти до колен. Ойкнув, Айбала отскочила назад, попятилась, пытаясь увернуться от настигавшей ее новой волны, запоздало поняла, что вода вовсе не такая холодная, и позволила пенным барашкам ласкать свои ступни. Закрыв глаза, подставив лицо нежаркому июньскому солнцу, она наслаждалась неожиданным чувством свободы, соленым морским ветром и гортанными криками чаек, косо пикирующих к самой воде и тут же взмывающих обратно в небо.
Айбала не знала, сколько прошло времени, когда она наконец вспомнила про собрание медперсонала. Охнув, она понеслась через пляж, держа башмаки в одной руке, а платок – в другой. Тяжелый узел волос упал с затылка и рассыпался по спине и плечам.
Айбала бежала по аллее, которая, как ей казалось, вела к основному корпусу, но вскоре поняла, что заплутала. Она остановилась и растерянно огляделась. Ее окружали деревья и цветущие кустарники, между газонов петляли дорожки, сходясь в одной точке и снова разбегаясь в разные стороны, а вот указателей не было, и спросить дорогу тоже было не у кого.
При мысли о том, что ее уволят в первый же день, не допустив до работы за неявку на собрание, Айбала едва не расплакалась. Она выбрала самую широкую аллею и понеслась по ней с такой скоростью, с какой никогда прежде не бегала.
Пот заливал глаза, мешая смотреть, и когда Айбала налетела на что-то большое и жесткое, то даже не удивилась. Она вскрикнула от ошеломляюще-резкой боли в носу, которым основательно приложилась, вероятно, к стволу дерева, невесть откуда возникшему на ее пути, хотя она была уверена, что никуда не сворачивала с дорожки. Боль была такой сильной, что из ее глаз брызнули слезы. Согнувшись и прижав ладони к лицу, Айбала пыталась утишить боль, но легче не становилось.
– Дайте посмотреть. Уберите руки.
Айбала так поразилась тому, что дерево заговорило, к тому же по-русски, что послушно отвела ладони от пульсирующего носа. Жесткие пальцы ухватили ее за подбородок, приподняли лицо, повертели в разные стороны, несильно и быстро надавили на переносицу. Айбала возмущенно дернула головой и охнула от новой волны боли, отдавшейся в затылке; к горлу подступила тошнота, она судорожно сглотнула, но слюны не было, и впервые с начала поста у нее мелькнула мысль, что ей необходимо попить: она не выдержит без воды еще несколько часов.
– Не надо так делать, у вас, возможно, небольшое сотрясение, – спокойно сказал голос. – Перелома носа нет. Только нужно приложить холодное, чтобы не было гематомы.
– Вы кто? – вырвалось у Айбалы.
Сквозь пелену слез она видела размытую фигуру в белом и сознавала, что голос – мужской, и только. Вопреки логике, ее возмутило скорее не то, что к ней посмел прикоснуться мужчина, а то, что своим бесцеремонным осмотром он причинил ей лишнюю боль.
Внезапно дурнота отступила, пелена рассеялась, и Айбала увидела себя словно со стороны. Первая ее мысль была: она говорит с посторонним мужчиной. Вторая – она стоит перед ним босая. И третья, самая ужасная: он видит ее распущенные волосы.
Ботинки и платок валялись рядом на дорожке – должно быть, Айбала выронила их в момент столкновения. Она хотела нагнуться за ними, но мужчина, угадав ее намерение, оказался проворнее.
– Не наклоняйтесь, может открыться носовое кровотечение.
Айбала, с пунцовыми от стыда щеками, выхватила у него чувяки, размером больше подходящие парню, и аккуратно заштопанный старенький платок, и отступила в сторону. Бьющее через край негодование придало ей смелости, и она воскликнула:
– Почему вы мной командуете? Я сама могу решать.
– Вы медсестра?
– Санитарка.
– Тогда вам надо поторопиться: собрание младшего персонала вот-вот начнется. Только сперва зайдите в медкабинет на первом этаже главного корпуса и приложите к переносице лед. Ни к чему красивой девушке гематома на лице.
Мужчина коротко кивнул и направился в ту сторону, откуда прибежала Айбала, – очевидно, он шел на пляж, когда они столкнулись.
Айбала смотрела ему вслед, отмечая все, что не заметила раньше, ослепленная вначале болью, затем стыдом и, наконец, возмущением. Высокая плотная фигура, обтянутая медицинским халатом; стремительные движения и энергичная походка, хотя возраст совсем не молодой. Светлые, коротко стриженые волосы, мощная шея и широкие плечи, как у борца или носильщика тяжестей. И еще запах… едва уловимый, терпкий, сладковато-пряный. Приятный аромат, но скорее подобающий женщине, нежели мужчине. Айбала наморщила нос и тут же скривилась от боли. Осторожно коснулась переносицы, горячей и распухшей. Действительно надо приложить лед.
Повязав платок и обувшись, Айбала пошла дальше. Она смирилась с тем, что опоздала на собрание, поэтому не видела смысла спешить. Немного поплутав, она в конце концов вышла на аллею, откуда сквозь деревья просматривались корпуса санатория.
Разыскав медпункт, Айбала попросила у медсестры лед, пробормотав, что не заметила в коридоре открытую дверь и налетела на нее. Медсестра, судя по скептическому взгляду, вряд ли поверила, но лед дала, обернув его в несколько слоев марли. Потом она вышла.
Сидя на кушетке, Айбала осторожно прижимала сверток к переносице и пыталась понять причину своего беспокойства. Вначале она решила, что боится последствий неявки на собрание, но память возвращала ее к столкновению в парке и к разговору, в который она оказалась вовлечена помимо воли.
Внезапное воспоминание окрасило щеки Айбалы жгучим стыдом.
Она воспроизвела в уме последнюю фразу, которую тот человек сказал ей, прежде чем уйти.
«Ни к чему красивой девушке гематома на лице».
Он действительно счел ее красивой? Или хотел таким образом извиниться за то, что налетел на нее? А может, просто пошутил? Если так, его шутка – неуместная и притом опасная. Неужели, приехав в Дагестан, он не узнал, что русским мужчинам запрещено заговаривать с местными девушками и комментировать их внешность? Если бы такое произошло в ауле, он очень быстро взял бы свои слова назад – точнее, его заставили бы это сделать.
Айбала попыталась переключить мысли на что-то другое. Недопустимо, грешно, постыдно размышлять о таком в Рамадан!..
Ощутив острую потребность в восполняющей молитве[34], Айбала обмыла руки до локтя в раковине, осторожно протерла лицо и опустилась на колени, не заботясь о том, что медсестра может вернуться. Она не молилась со вчерашнего дня и хотела исправить это упущение, не дожидаясь вечернего намаза.
После молитвы в голове прояснилось, мысли успокоились, как всегда после внутреннего диалога со Всевышним. Именно в этот момент к Айбале пришло осознание, что жить так же, как она жила в ауле, отнюдь не будет легко. Даже если она не станет искать искушений, искушения будут искать ее – подстерегать внезапно, заставать врасплох, как сегодня в парке. И тогда ей останется уповать на собственную волю и глубину веры.
Айбала отправилась в отдел кадров и честно призналась Ираиде Альбертовне, что опоздала на собрание, попав в неприятную ситуацию. Кадровичка молча и пристально разглядывала нос Айбалы. Потом вздохнула и кратко пересказала то, что Айбала пропустила на собрании.
Оказалось, пропустила она не так уж много. Главное, что ей следовало знать: в восемь часов утра она должна заступить на дежурство в родильном отделении.
– И теперь уже без всяких глупостей! – строго сказала Ираида Альбертовна и для убедительности погрозила Айбале пальцем.
Родильное отделение реабилитационного центра для подвергшихся воздействию радиации (так теперь официально назывался санаторий) мало напоминало такое же отделение в Чародинской больнице. Увидев трехместные палаты с удобными кроватями и занавесками из цветастого ситца, широкий коридор с растениями в кадках и скамейками вдоль стен, столовую с квадратными столиками, застеленными клеенчатыми скатертями, а главное – родильный зал, оборудованный всевозможными аппаратами и приспособлениями для облегчения родов, Айбала с грустью подумала о том, что в Цурибе никогда не будет ничего подобного. Даже после недавнего ремонта Чародинская больница не могла похвастать ни удобной мебелью, ни новым оборудованием, а столовая для пациентов вообще не была предусмотрена, поэтому женщинам приходилось принимать пищу, сидя на кровати и держа тарелку в руках.
Отделение, занимавшее первый и второй этажи «правого» корпуса, было рассчитано на пятьдесят коек – столько беременных на поздних сроках находились в автобусах, подъезжавших к Избербашу. Многие ехали с маленькими детьми, не достигшими семилетнего возраста, поэтому при отделении организовали круглосуточный детский сад, где дети могли спать, есть и играть, пока их мамы готовятся к родам. У некоторых женщин были серьезные патологии, требовавшие наблюдения специалистов, кому-то было показано кесарево сечение, поэтому на каждом этаже имелись операционная и реанимационная палата с инкубатором для новорожденных.
В обязанности Айбалы входило мытье полов, сортировка белья и хозинвентаря, уход за лежачими и выполнение поручений сестры-хозяйки. Вот только пациентки ожидались не совсем обычные. Хотя Диляра Эльдаровна, весьма уважаемая и знающая свое дело старшая медсестра отделения, заверила своих подопечных, что пациентки и их дети не представляют никакой опасности, санитарки продолжали шепотом пересказывать друг другу страшные истории, производящие на наиболее доверчивых слушательниц такое впечатление, что они всерьез подумывали о том, чтобы отказаться от работы.
От Диляры Эльдаровны, которая соблюдала все догматы веры, Айбала узнала, что не все сотрудники решились проигнорировать пост. После вечерней молитвы, предваряющей ифтар[35], для них накрыли ужин в столовой. Для Айбалы эта новость явилась большим облегчением. Она основательно подкрепилась тушеной бараниной с овощами, выпила две чашки сладкого чаю и съела горсть фиников