Здесь, в санатории, Айбала чувствовала себя комфортней в униформе, которая уравнивала ее с другими санитарками и не привлекала к ней внимания. Однако в выходные дни сотрудники, согласно правилам, должны были носить повседневную одежду – вероятно для того, чтобы в экстренной ситуации можно было сразу определить, кто дежурит, а кто нет. Хотя это была скорее формальность: возникни такая ситуация, помогать кинулись бы все независимо от статуса.
Айбала знала, что многие санитарки и медсестры в свободное время ходят в Избербаш. До города было около получаса ходьбы по дороге, идущей вдоль моря. Айбале очень хотелось побывать в Избербаше, но она не решалась на такую прогулку в одиночестве, а компании у нее не было. Впрочем, на территории санатория тоже было на что посмотреть. Работали термальные купальни и минеральный источник, на спортплощадке проводились подвижные игры для детей, которые достаточно хорошо себя чувствовали. Пациентки «левого» крыла организовали самодеятельный хор и каждый вечер выступали на открытой эстраде в глубине парка, а все желающие могли послушать русские и украинские песни в довольно приличном исполнении.
Айбала не привыкла к такой вольной жизни. Сдав смену и переодевшись, она теперь могла идти куда угодно и делать что угодно, руководствуясь лишь собственными самоограничениями. Над ней никто больше не довлел. В Цурибе она жила в постоянном напряжении, зная, что в любой момент за ней может прийти отец и вернуть ее домой. Только здесь она почувствовала себя по-настоящему свободной.
Впрочем, у этой свободы была и обратная сторона: Айбале не на кого было рассчитывать, кроме как на себя. В прошлой жизни (то есть до того, как она оказалась в Цурибе) Айбала не имела своего мнения, не могла распоряжаться собой и подчинялась воле родителей. Все решали за нее, каждое ее действие контролировалось. У Айбалы никогда не было своих денег, все необходимое ей покупала мать. Теперь же она получала зарплату, которую могла тратить только на себя.
Айбалу страшило будущее, она не знала, где окажется через полгода, когда закончится срок ее трудового договора. В одном она была уверена: даже если ей предстоит вернуться домой, ее жизнь в ауле уже не будет прежней.
В сознании Айбалы произошла необратимая перемена, хотя она вряд ли отдавала себе в этом отчет. События, которые в конечном итоге привели ее в Избербаш, казались ей разрозненными случайностями; она не верила в предопределение – только в волю Аллаха. И это было величайшим благом, поскольку избавляло ее от ненужных сомнений и бесплодных раздумий.
На этот раз пляж не был пустынным: несмотря на прохладу раннего утра, в море кто-то купался, а около десятка человек загорали, лежа на расстеленных на песке полотенцах и ковриках.
Айбала не сразу осознала, что почти полностью раздетые мужчины и женщины лежат совсем рядом друг с другом, разделенные только узкими полосками песка между подстилками. Возможно, это были семейные пары из числа сотрудников, но даже если так, им, по дагестанским обычаям, полагалось пользоваться раздельными пляжами или, по крайней мере, загорать на разных его концах, благо протяженность пляжа это позволяла.
Айбала остановилась – она просто не могла заставить себя пройти мимо мужчины, одетого в одни плавки. Чуть поодаль лежал еще один, в плавательных шортах. Чтобы их обойти, требовалось сделать приличный крюк, и Айбала, отведя глаза, двинулась в обход, уже жалея, что пришла, и раздумывая, не вернуться ли ей в парк. В любом случае она не могла, как в прошлый раз, снять обувь и босиком войти в воду: ее платье было таким длинным, что она тут же замочила бы и подол, и шаровары. Близость воды манила, но море стало недоступным, хотя Айбала видела его, слышала плеск волн, ощущала терпкий запах соли и водорослей.
Поравнявшись с плоским валуном, Айбала присела на него и стала смотреть на воду и чаек, которые, гортанно крича, кружились над волнами.
Бесстрашный купальщик был уже совсем рядом с берегом. Точнее, купальщица: по забранным наверх волосам Айбала догадалась, что это девушка. Она боролась с волнами и течением, пытаясь выйти на берег, и двое мужчин, наблюдавших за ней, вскочили и бросились к воде, чтобы ей помочь. Но купальщица уже справилась сама. Она вышла из воды, отжимая рассыпавшийся узел намокших волос. На ней был раздельный ярко-синий купальник, подчеркивавший белизну кожи и стройность фигуры. Девушка повернулась, осматривая пляж, и Айбала узнала Снежану.
– Неудивительно, что больше никто не купается. Вода довольно прохладная.
Айбала резко обернулась, едва не слетев с камня. Позади нее стоял завотделением и смотрел на Снежану, которая шла по песку, провожаемая взглядами всех, кто был на пляже.
– Доброе утро, Алексей Сергеевич, – пробормотала Айбала, опустив глаза.
– Доброе утро, Айбала. У вас выходной?
– Да. У вас тоже?
– Нет. Я не могу позволить себе даже одного свободного дня.
В его словах Айбале послышался намек на неприятные события, происходивие на отделении. Она вспыхнула от стыда, словно не заслужила свой выходной, а самовольно отлучилась с работы, когда в ее помощи так нуждались.
– Я прихожу сюда каждое утро на рассвете. Плаваю, обсыхаю и возвращаюсь обратно. В это время меня подменяет Гульнара Мусаевна.
Гульнара Мусаевна была заместительницей заведующего отделением.
– Прохладная вода бодрит и помогает бороться с сонливостью, – продолжал Алексей Сергеевич. – В последнее время мне редко удается поспать дольше трех часов подряд.
Айбала молчала, не понимая, как ей реагировать, что говорить. Она знала: когда к ней обращается старший по возрасту и положению, нужно отвечать, но цепенела всякий раз, как видела Алексея Сергеевича и вспоминала их первую встречу (если, конечно, можно назвать встречей досадное столкновение, из-за которого она до сих пор ходила с синяком на переносице).
Пока Айбала мучительно пыталась подобрать слова, к ним подошла Снежана, на ходу растираясь большим махровым полотенцем.
– Доброе утро, Алексей Сергеевич! – улыбнулась Снежана. – Вода отличная, не хотите искупаться?
– Я уже купался.
– Ах, в самом деле. У вас же волосы мокрые.
– Разве вам сейчас не полагается отдыхать после ночной смены?
– Успею, высплюсь! – Снежана рассмеялась. – У меня весь день впереди.
– Главное, чтобы вы не заснули на следующем дежурстве.
По неуловимо изменившейся интонации Алексея Сергеевича Айбала интуитивно поняла, что его тяготит эта беседа и он хотел бы ее завершить, но из вежливости предоставляет Снежане возможность сделать это первой. Однако та или не поняла, или сделала вид, что не понимает.
– Что вы, Алексей Сергеевич, я девушка ответственная, ночью ни на минутку глаз не смыкаю.
– Рад это слышать.
– Вы сейчас обратно на отделение?
– Да. Пора возвращаться к делам.
– Пойдемте вместе. Я приму душ и последую вашему совету: лягу спать.
– Хорошо, – после небольшой заминки ответил завотделением. – Идемте.
Он кивнул Айбале (она этого не увидела, поскольку пристально разглядывала песок у себя под ногами), развернулся и размашисто зашагал к парку, а Снежана, натянув через голову сарафан, поспешила за ним, и ее звонкий голос еще долго доносился до Айбалы, терзая ее слух своими мелодичными переливами.
Только теперь Айбала осознала всю глубину различий между нею и русскими девушками, воплощенными в образе Снежаны. Даже под страхом смерти Айбала не смогла бы так свободно разговаривать с Алексеем Сергеевичем, стоя перед ним практически обнаженной – не перед собственным мужем в целомудренной темноте спальни, а перед абсолютно чужим мужчиной, ввергая его в грех искушения, за которым следует еще более тяжкий грех прелюбодеяния. Это было хуже, чем харам, – это была прямая дорога в ад. Раньше за такое побивали камнями, но даже это наказание не могло в полной мере очистить тело и душу падшей женщины, прилюдно домогавшейся внимания чужого мужчины.
Снежана была атеисткой, воспитанной бабкой-парторгом: ее родители, геологи, появлялись дома два-три раза в год, пропадая в экспедициях по всему Союзу. Она росла, не зная ограничений, и, окончив медучилище, стала проповедовать свободу отношений без каких-либо условностей.
Снежана родилась и выросла в Адлере, где на ее глазах круглый год заводились ни к чему не обязывающие курортные романы. Впервые оказавшись в Дагестане, обычаи которого были для нее совершенно чуждыми, она не успела перестроиться или просто не сочла нужным это сделать.
Снежана вовсе не была распутной; она жила в свое удовольствие, кокетничая с мужчинами, которые ей нравились, – зачастую без далеко идущих намерений. Замужество не входило в ее ближайшие планы, однако, если бы ей встретился, как она выражалась, «хорошо упакованный мужчина», она «открыла бы на него охоту, чтобы получить свой трофей».
Заведующий родильным отделением считался привлекательным трофеем: разведенный, бездетный, с квартирой в Ленинграде, красивый и к тому же почти не старый. Все незамужние сотрудницы санатория по нему вздыхали, и только Снежана рискнула пойти в открытое наступление. Алексей Сергеевич действительно ей нравился – не меньше, чем его должность и ленинградская квартира. Узнав накануне, что каждое утро он приходит на пляж, Снежана, сдав смену, отправилась плавать, хотя, выросшая на Черном море, терпеть не могла холодную и грязную воду малосоленого Каспия. Однако эффектное появление в модном купальнике, привезенном ей из-за границы дядей – капитаном дальнего плавания, стоило неприятного купания. Завотделением наконец-то посмотрел на Снежану тем взглядом, которого она безуспешно ждала от него все это время. Хотя Алексей Сергеевич пытался скрыть свой интерес за показным равнодушием, его холодный тон не смог обмануть многоопытную Снежану. Уловив исходящие от него флюиды, она ощутила азарт охотницы, преследующей раненого, но еще вполне способного скрыться зверя. На Айбалу в тот момент она не обратила никакого внимания.