Не дожидаясь ответа, Алексей Сергеевич опустился на соседний стул и переставил свои тарелки с подноса на стол. Айбала машинально отметила, что еда у него та же, что и у нее: гуляш с макаронами и салат. Только мясо выглядело теплым и поэтому более аппетитным. Наверно, Нажибат Османовна держала его в подогреваемом судке.
– Я уже закончила, – пробормотала она и отодвинула стул, собираясь подняться.
– Не уходите, Айбала. Составьте мне компанию. – Заведующий поднял на нее усталые глаза в сеточке мелких морщин и улыбнулся. – В последнее время мы редко видимся.
«Точнее, совсем не видимся, – подумала Айбала. – И хорошо, что так».
И снова она не смогла возразить мужчине, который был почти в два раза старше, поэтому осталась сидеть.
Ее ждали на отделении, другая санитарка в одиночку не справлялась, а третья накануне слегла с отравлением. Заведующий, безусловно, знал об этом, поэтому объяснять ему, что она торопится, не имело смысла. Айбала понадеялась, что у него самого не так много времени, поэтому он быстро съест свой ужин и вернется на отделение.
– Весь последний месяц вы меня избегаете. – Алексей Сергеевич пристально посмотрел на Айбалу, заставив ее удержать взгляд.
Она покачала головой, словно отметая его заблуждение, и ответила полуправду:
– С тех пор, как меня перевели на второй этаж, я почти не бываю на первом. Ваш кабинет теперь убирает другая санитарка.
Но ее дипломатичность не смогла его обмануть.
– На самом деле причина в другом, верно? В том, что я дал согласие на операции. Вы не можете мне этого простить. Осуждаете меня.
– Кто я такая, чтобы прощать вас или осуждать? – резонно спросила Айбала.
– Вы? – Заведующий задумался над ответом, словно воспринял вопрос всерьез. – Вы – умная, порядочная и сильная духом девушка. Пожалуй, лучшая из всех, кто работает на нашем отделении.
«А как же Снежана?» – чуть не спросила Айбала, но вовремя удержалась.
Комплимент не произвел на нее впечатления: она не привыкла к похвале, тем более исходящей от мужчины. Но и лестью она его слова не сочла, пожалуй, лишь мимолетно удивившись тому, что он считает ее умной.
Айбала допила компот и посмотрела на настенные часы, намеренно долго задержав на них взгляд в надежде, что заведующий поймет намек и отпустит ее. Но он сосредоточенно расправлялся с гуляшом. Боковым зрением Айбала видела, как на них из раздаточного окна смотрит Нажибат Османовна. Пожилая дагестанка наверняка удивилась уже тому факту, что завотделением подсел за столик к обычной санитарке (при том, что свободных столов в зале было хоть отбавляй), а сейчас гадала, о чем они могут говорить, да еще так долго.
Если узнает Диляра Эльдаровна, подумала Айбала, это станет последней каплей. Ей не поможет даже распоряжение главврача не увольнять работающий на износ медперсонал. Старшая медсестра скорее решится потерять санитарку, чем репутацию вверенного ей отделения, которую она ценила не меньше, чем собственную.
Айбала решительно отодвинула стул и поднялась.
– Прошу прощения. Я должна вернуться к работе.
– Что происходит, Айбала? – Заведующий отложил вилку и пристально взглянул на нее.
Что-то в его глазах, какое-то новое выражение, подсказало Айбале, что он не отступится, пока не узнает правду. Лучше сразу покончить с этим, подумала она, и, набравшись решимости, ответила:
– Нам нельзя общаться. Особенно наедине.
– Что за глупости? – удивился завотделением. – Кто внушил вам эту мысль?
– Не важно.
– Нет, так не пойдет. Если уж вы начали говорить, договаривайте до конца.
– Это из-за того ужина в вашем кабинете. Я нарушила субординацию. Могут подумать… могут решить, что… что мы…
Айбала чувствовала, как горят щеки, ощущала спиной взгляд раздатчицы и отчаянно желала уйти прямо сейчас, даже не уйти – убежать.
– Понятно. – Алексей Сергеевич машинально взял в руки солонку, повертел и поставил на место. – Когда у вас следующий выходной?
– Не знаю, – растерянно ответила Айбала. – Я еще не видела недельный график.
– Значит, следующий выходной у вас завтра. Встречаемся в шесть вечера за воротами санатория, возле дороги на Избербаш.
– Но зачем…
– Вам пора на отделение.
И снова Айбала не посмела возразить, хотя ее так и подмывало спросить, зачем он назначил ей встречу, да еще за пределами санатория, и кто даст ей выходной, не заявленный в графике, и как она должна объяснить свое отсутствие сестре-хозяйке?..
Эти мысли вихрем проносились в ее голове, пока она поднималась по лестнице и шла по коридору отделения мимо закрытых дверей палат, зная, что ее наверняка уже хватились, ведь она отсутствовала гораздо дольше отведенного на ужин времени.
Разумеется, это не свидание, думала Айбала, меняя постельное белье у недавно прооперированной. Он хочет поговорить с ней без свидетелей и в спокойной обстановке – возможно, оправдаться. Хотя вряд ли его интересует ее мнение о происходящем. Тогда зачем? Что ему нужно?..
Что бы он ни задумал, ей нельзя с ним встречаться, особенно наедине. Это харам, отец убьет ее, если узнает, но даже если никто не узнает, ей не укрыться от всевидящего ока Всевышнего.
Если завтра она выйдет за ворота санатория, то вступит на неправедный путь и обратной дороги уже не будет.
Да и выходной вне графика ей никто не даст. Поэтому, решила Айбала, тут и думать не о чем.
Однако утром, когда она, как обычно, подошла к сестре-хозяйке за поручениями на первую половину дня, та заявила, что Айбала освобождается от обычной работы.
– Заведующий распорядился, чтобы вы разобрали в картотеке истории болезни.
Сестра-хозяйка не скрывала своего удивления, и Айбала не сомневалась, что о странном распоряжении завотделением непременно будет доложено старшей медсестре. Повод для освобождения Айбалы от ее прямых обязанностей был явно надуманный, но сестра-хозяйка, даже если имела на этот счет свое мнение, не могла возражать начальству, она могла лишь доводить приказы до сведения подчиненных.
Айбала, в свою очередь, тоже не могла ей возразить – это вызвало бы еще бо́льшие подозрения. Она кивнула, словно подобные распоряжения были обычным делом, и отправилась в картотеку, где истории болезни родильниц, беременных и прооперированных действительно хранились как попало, без какой-либо системы, даже не по алфавиту; заниматься этим было некому и некогда, врачи просто приносили сюда папки-скоросшиватели и складывали на стеллажах.
Картотека располагалась в комнатушке без окна, с голой лампочкой, свисающей с потолка, и узким столом, втиснутым между стеллажами. Айбала включила свет и принялась наводить порядок, действуя по наитию, поскольку ничего конкретного сестра-хозяйка ей не сказала. Вначале она разложила папки по алфавиту, затем принялась сортировать их по видам родов – естественные, осложненные, с летальным исходом и пр. Во многих делах анамнезы и заключения врачей были не подколоты и выпадали, едва Айбала снимала папку с полки. Она пробивала такие листы дыроколом и крепила к остальным. Так прошло время до обеда.
Если бы не подлинная причина, по которой Айбала оказалась в картотеке, она бы радовалась неожиданной передышке от изматывающей работы, к которой невозможно было привыкнуть даже по прошествии месяца. Но она знала истинную подоплеку и испытывала сонм разнообразных чувств – от страха до любопытства. Очевидно, что, если она не придет, заведующий не оставит своего намерения – вчера в столовой он явно был настроен весьма решительно.
Но если она все-таки придет, он решит, что она распущенная, а с такими, как со Снежаной, все можно. Он, конечно, не позволит себе никаких вольностей, но ее репутация пострадает в любом случае, неужели он этого не понимает?..
С другой стороны, как она может не пойти? Алексей Сергеевич – ее начальник. Фактически он отдал ей приказ, а приказы не игнорируются, а выполняются. Возможно, встреча займет несколько минут. Айбала будет держаться отстраненно, говорить односложно и этим даст ему понять, что не расположена к беседе. Лучше уж сразу с этим покончить, иначе он не оставит ее в покое.
После обеда, на который Айбала чуть ли не впервые пришла вовремя, поэтому чечевичный суп и тушеные овощи не успели остыть, она вернулась в картотеку, чтобы закончить работу. Руки машинально делали свое дело, а мысли непрестанно возвращались к предстоящему испытанию. До встречи оставалось три часа, и чем ближе стрелки приближались к шести, тем сильнее она волновалась, хотя внешне оставалась спокойной и собранной.
Поставив последнюю папку на полку, Айбала вышла из картотеки и поднялась в свою комнату. На сегодня ее работа была закончена – сестра-хозяйка, хотя и не сказала этого вслух, достаточно ясно дала ей это понять. Таким образом Айбала получила если не полноценный выходной, то по крайней мере его подобие; остаток дня был полностью в ее распоряжении.
Айбала приняла душ, совершила намаз и надела самое невзрачное из всех своих одинаково скромных платьев, впервые пожалев, что не носит никаб. Ей хотелось спрятать не только тело, но и лицо, хотя она понимала, что это малодушие, подпитанное страхом, для которого нет оснований: они просто поговорят, и она вернется в общежитие.
К счастью, ее соседки были на дежурстве, поэтому ей не пришлось отвечать на вопросы, почему она освободилась так рано и куда собирается.
Без десяти шесть Айбала спустилась по ступенькам лестницы, чувствуя себя преступницей, заслужившей побивание камнями. Хотя вечер был теплый, ее знобило. В столовой для персонала начинался ужин, из распахнутых окон доносились голоса, звон посуды, звуки отодвигаемых стульев. При мысли о еде Айбалу затошнило. Она ускорила шаг и почти бегом миновала подъездную аллею, ведущую к воротам.
Снаружи начиналась дорога в Избербаш. На обочине рос высокий кипарис. Айбала подошла к нему и в своем коричневом платье и черном платке в наступивших сумерках слилась со стволом в темное пятно. Она не отводила взгляда от ворот, но оттуда никто не выходил: сотрудники, свободные от дежурства, сейчас ужинали.