Айбала совершенно упустила из виду тот факт, что сама она, по сути, поступила так же, уехав из дома и лишив мать возможности уйти на покой, которого та жаждала с тех пор, как передала дочери свое ремесло.
– После смерти отца с мамой жила моя младшая сестра. Но полгода назад она вышла замуж и уехала с мужем-строителем на Дальний Восток.
– У вас с сестрой такая большая разница в возрасте?
– Нет, всего четыре года.
– Сколько же ей лет?
– Тридцать девять.
– И она вышла замуж?!
– Не только вышла, но и ждет первенца в июне. Наша культура и правда сильно отличается от вашей.
Айбала вновь удивилась тому, насколько обычаи его нации далеки от тех, которые она впитала с молоком матери. Это были два совершенно разных мира, не имеющие общих точек соприкосновения. Как же хорошо, подумала она, что он так и не успел сделать ей предложение.
Когда пришло время прощаться, Алексей Сергеевич не позволил себе ничего лишнего, даже не взял Айбалу за руку, чего она одновременно боялась и смутно ждала. Он лишь дольше обычного задержал на ней взгляд, а потом, не оглядываясь, вышел, вселив в нее уверенность, что его чувства остались в прошлом.
Три недели спустя Айбала вошла в вестибюль общежития, на ходу закрывая старенький, со сломанными спицами зонт, с которого струями стекала вода. Февральские заморозки сменились мартовской оттепелью, и с неба лило пятый день подряд. Дороги раскисли, превратившись в месиво, и башмаки Айбалы, купленные в октябре на рынке на окраине города, прохудились сразу в двух местах. Она задержалась на практическом занятии по анатомии, а спустя два часа должна была заступить на ночное дежурство. За это время ей надо было успеть переодеться, приготовить ужин, съесть его и немного отдохнуть.
– Айбала, – окликнула ее дежурная. – Тебя ждут в комнате для посещений.
Айбала остановилась и удивленно переспросила, точно ли ждут ее? Дежурная раздраженно подтвердила, что да, именно ее, если она, конечно, Айбала Галаева.
«Значит, он вернулся скорее, чем предполагал, – подумала Айбала. – Но почему пришел на неделю раньше обычного?..»
Как была, в пальто, грязных башмаках и с мокрым зонтом, она вошла в комнату для посещений, совершенно не заботясь о том, как выглядит.
У окна спиной к двери стояла женщина в черной накидке. Айбала удивленно остановилась на пороге. Значит, дежурная все-таки ошиблась. Это не к ней, кроме Алексея Сергеевича ее больше некому навещать.
В этот момент женщина обернулась, и Айбала узнала свою сестру Зайнаб.
Последний раз они виделись год назад, на свадьбе Меседу. За этот год Зайнаб еще больше раздобрела, раздалась в лице и бедрах; ее полноту не скрывала даже просторная накидка. За девять лет брака она родила шестерых детей и, судя по характерным желтоватым пятнам и одутловатости на лице, снова ждала ребенка, только срок пока был небольшой.
– Здравствуй, Зайнаб.
– Здравствуй, Айбала.
Сестры не приблизились друг к другу, не обнялись, не поцеловались. Айбала не могла забыть, как Зайнаб тогда кричала в трубку, что она, Айбала, предала родителей и весь их род и что Ибрагим (муж Зайнаб) приедет с ней разобраться.
– Как ты меня нашла?
– Через родню Ибрагима.
– Зачем ты приехала?
– Сядь, Айбала. – Зайнаб кивнула на кресло.
– У меня мало времени. Я тороплюсь на работу.
– На работу? – неприязненно переспросила Зайнаб. – В такое время?
– Я по ночам дежурю в больнице. Родня Ибрагима тебе об этом не сказала?
– Сядь. Я должна кое-что тебе сообщить.
Зайнаб первая подошла к креслу и села. Айбала забеспокоилась. Наверняка сестру прислал отец. Он не оставил мысль вернуть Айбалу домой. Не смог приехать сам и попросил Зайнаб. Может, в машине возле общежития сидит Ибрагим? Может, он ждет от жены сигнала и поэтому Зайнаб стояла у окна, которое просматривается с дороги?..
Айбала, поколебавшись, расстегнула пальто, стянула с головы влажный от дождя платок и тоже села. Обычно на месте Зайнаб сидел Алексей Сергеевич. Было непривычно видеть там свою сестру.
В комнате повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь тиканьем ходиков на стене и стуком дождя по стеклам.
– Меседу умерла.
Айбала задохнулась от ужаса.
– Как – умерла?
– В родах.
– Когда?
– Месяц назад.
– Но… как же… – Айбала пыталась ухватиться за важную мысль, которая билась в ее мозгу, но шок был слишком силен, и она не могла сосредоточиться.
Внезапно мысль выскользнула на поверхность из черного омута ужаса, и Айбала воскликнула:
– Почему же мама ей не помогла?
– Садулла-хазрат не позволил ей войти в дом. Ты забыла наши традиции? Теща ни при каких обстоятельствах не может переступить порог дома зятя.
– Но мама – прежде всего повитуха! Она принимала роды у остальных жен Садуллы-хазрата. Как же он мог…
– Случилось то, что случилось, – перебила Зайнаб. – Мы не вправе осуждать Садуллу-хазрата за его решение. Значит, такова была воля Аллаха. Меседу умерла как мученица и попала в рай.
– Но ведь она была молодая, здоровая… У нее открылось кровотечение? Или ребенок лежал неправильно? Или она не вынесла боли?
– Не знаю. Это уже не важно.
– А что, что тогда важно?! – воскликнула Айбала, смаргивая слезы.
Зайнаб помолчала, давая ей возможность успокоиться, а потом сказала:
– Ты должна вернуться домой.
– Я не вернусь.
– Маме нужна твоя помощь. После смерти Меседу она сильно заболела. Почти не встает с кровати, не выходит из дома. Беременные в ауле остались без помощи. Ты должна стать повитухой вместо мамы. Ты и так уже была ею, пока не сбежала из дома.
– Я не должна. Нет, не должна.
– Должна! – Зайнаб перегнулась через столик и схватила Айбалу за руку; ее глаза вспыхнули недобрым огнем. – Иначе будешь проклята и обречена на вечные муки в аду! Это твой долг, ты не можешь им пренебрегать. Семья закроет глаза на то, что ты целый год была неизвестно где и делала неизвестно что. Никто не станет попрекать тебя, если ты вернешься домой и продолжишь дело матери. Но если не вернешься…
– Что тогда будет? – Айбала вырвала руку. – Что вы мне сделаете?
Зайнаб смотрела на нее с таким изумлением, словно вдруг заговорила стена.
– Я скорблю по Меседу и буду молиться о ее душе, – сдавленным от сдерживаемых слез голосом сказала Айбала. – Но я выбрала свой путь и не откажусь от него только потому, что семья велит мне это сделать.
– Какой твой путь? – прошипела Зайнаб. – Работать по ночам? Разгуливать в одиночестве по темным улицам? Может, ты и с мужчинами встречаешься, как эти распутные городские девки?
Айбала вскочила и направилась к выходу.
Возле двери она остановилась, обернулась и сказала:
– Прощай, Зайнаб.
– Значит, ты не вернешься?
– Если и вернусь, то только после того, как закончу обучение.
– Что ж. – Зайнаб поджала губы. – Тогда прощай.
Весна подошла к концу, а Алексей Сергеевич все не появлялся.
Вначале Айбала скучала по их встречам, но потом насыщенность учебой и работой оттеснила воспоминания о нем, сделала его образ размытым и обезличенным. В конце концов она решила, что он остался в Ленинграде и больше не вернется.
До начала экзаменов оставалась неделя, и Айбала целиком погрузилась в подготовку к ним. Она даже взяла отпуск, чтобы заниматься по ночам, твердо решив добиться повышенной стипендии. Разница в деньгах была небольшая, но только лучших учениц отправляли на практику в родильное отделение Центральной городской больницы, а Айбала хотела проходить практику именно там.
Она делала часовые перерывы дважды в день, обычно гуляя по парку рядом с общежитием. В киоске мороженщицы она покупала сливочное эскимо и неторопливо съедала его, сидя на скамейке и наблюдая за молодыми мамами, гуляющими по аллеям со своими детьми, и за студентами расположенного неподалеку технического института, которые готовились к сессии, лежа на траве под деревьями и заучивая вслух непроизносимые формулы.
Однажды ранним вечером Айбала возвращалась с прогулки, чтобы продолжить подготовку к экзамену по физиологии, и у входа в общежитие столкнулась с Алексеем Сергеевичем, который как раз собирался войти в вестибюль.
– Айбала! – радостно воскликнул он. – А я к вам.
– Так вы вернулись? – удивилась и тоже обрадовалась Айбала.
– Да, сегодня утром. Вы, наверное, уже и ждать меня перестали?
Айбала не нашлась с ответом. Она действительно его не ждала и давно о нем не вспоминала.
– Пройдемся? – предложил он. – Если, конечно, вы не торопитесь.
Айбала была так обескуражена его внезапным появлением, что кивнула прежде, чем успела сообразить, что она вообще-то очень торопится.
Они отправились в парк, откуда она только что пришла.
Айбала по-прежнему молчала, а Алексей Сергеевич рассказывал, что его матери сделали операцию, ее состояние долго оставалось тяжелым, но потом она пошла на поправку и теперь живет в его ленинградской квартире. За ней ухаживает сиделка, а он вернулся в Каспийск, чтобы завершить дела и перебраться в Ленинград окончательно. Его ждут на новом месте работы в родильном доме имени Снегирева. У него будет обширная практика родовспоможения и возможность защитить диссертацию.
– Так вы скоро снова уедете? На этот раз насовсем? – спросила Айбала, вычленив то главное, что он пытался донести до нее своим нарочито легковесным рассказом.
– Да. Через неделю, самое большее – через две.
Айбале стало грустно. Она подумала о том, что лучше бы он тогда совсем не приезжал. Но вместе с тем она была за него рада. Рада, что он решил остаться с пожилой матерью, которая в нем нуждалась, и что он снова будет принимать роды, а не ездить с инспекциями по больницам.
– Что же вы молчите, Айбала?
– Я рада за вас, Алексей Сергеевич, – искренне сказала она. – Возможно, здесь вы были… как бы сказать… не на своем месте. Понимаете, о чем я?
– Понимаю. Но это не совсем так. Мне нравится в Дагестане. Нравится климат, близость моря и горы, нравится уклад жизни ваших соотечественников… Но я хочу делать то, что делаю уже двадцать лет, и что получается у меня лучше всего. Когда я работал в реабилитационном центре, я делал именно это: принимал роды. Но после того, как центр расформировали, работы по профилю для меня не нашлось. В местные роддома предпочитают принимать врачей-женщин, особенно в сельской местности.