Айбала согласно кивнула.
– Ваша мама, наверное, очень рада, что вы будете жить вместе с ней.
– Да. – Алексей Сергеевич помолчал. – Я рассказал ей о вас.
– Обо мне? – недоуменно повторила Айбала. – Зачем?
– А вы как думаете? – он улыбнулся и посмотрел на нее взглядом, смысл которого был понятен без слов.
– Алексей Сергеевич, я… – беспомощно пробормотала Айбала и умолкла.
– За то время, что мы не виделись, моя привязанность к вам стала еще сильнее. Я употребил это слово – привязанность – чтобы не смущать вас, хотя на самом деле я испытываю более сильное чувство, которое…
– Не надо! – умоляюще воскликнула она. – Пожалуйста, не продолжайте.
– Нет, я скажу, ведь другой возможности у меня не будет. Я специально приехал в Избербаш, чтобы увидеться с вами. Завтра утром я возвращаюсь в Каспийск, а потом уезжаю в Махачкалу, передавать дела своему преемнику. Я люблю вас, Айбала, и хочу, чтобы вы стали моей женой. Поедемте со мной в Ленинград. Там вы сможете продолжить учебу.
Вокруг Айбалы внезапно исчезли все звуки. Не стало слышно ни щебета птиц, ни криков детей, ни смеха студентов, ни шума машин.
Она слышала лишь собственное дыхание и быстрый стук своего сердца.
Они сидели на разных концах скамейки, и это спасло ее от необходимости отодвинуться как можно дальше, что, несомненно, обидело бы его и поставило ее саму в неловкое положение. После его слов она не могла находиться рядом с ним. Мужчина ни при каких обстоятельствах не должен сам свататься к девушке. И если Алексей Сергеевич был представителем иной культуры, то сама Айбала с молоком матери впитала непреложные правила, которые были фундаментальны, как генетический код; их не могли изменить ни время, ни обстоятельства.
Алексей Сергеевич ждал ответа, и Айбале пришлось пересилить себя и заговорить. Это была плата за то, что она приблизила его к себе, вселила в него ложную надежду, позволила думать, что между ними возможны отношения.
– Мне очень жаль, но я не могу.
– Вы меня не любите, – отозвался он с горьким смешком.
– Дело не в этом. Помните, тогда в ресторане, почти год назад, я…
– Не унижайте себя оправданиями. Достаточно одного вашего «нет».
– Вы не все знаете. Я должна вам это сказать. – Айбала помолчала. – В феврале умерла моя сестра. Умерла в родах.
– Я вам сочувствую, но какое…
– Это был ее первый ребенок. Меседу было семнадцать. Она жила в нашем ауле.
– Но ваша мать ведь повитуха, почему она ей не помогла?
– Мама не могла войти в дом своего зятя. Муж Меседу не пустил ее. Но меня бы он впустил, и я бы помогла сестре. Тогда она осталась бы жива!
– Вы не можете знать это наверняка. Возможно, вы ничего не смогли бы сделать. Если ребенок застрял в родовых путях, или произошла отслойка плаценты…
– Я бы ей помогла! – ожесточенно повторила Айбала. – Мама научила меня, как справляться с проблемами, которые могут возникнуть в родах. Я узнала о смерти сестры в марте и с тех пор постоянно об этом думаю. Меседу не выходит у меня из головы. Я чувствую свою вину. Если бы я тогда не уехала из аула…
– Вы уехали, потому что таков был ваш путь! Вы сами это говорили, Айбала. Оглядываясь назад, неужели вы жалеете о том, что работали в Цурибе, что приехали в Избербаш и поступили в училище? Через два года вы станете профессиональной акушеркой. Разве не к этому вы стремились с того момента, как поняли, что именно в этом ваше призвание? Разве можно жалеть о том, что вы смогли вырваться из полной ограничений, однообразной жизни? Закончив обучение, вы будете обладать всеми необходимыми знаниями и сможете помочь многим женщинам, тогда как останься вы в ауле, вы помогли бы только своей сестре, и то не факт, что вам бы это удалось.
– В этом вы правы. Я окончу училище и вернусь в свой аул, чтобы помогать односельчанкам. Я не только буду принимать роды, но и стану наблюдать беременных в течение всего срока, чтобы заранее выявлять возможные отклонения. Я сделаю это в память о Меседу и об одной моей подруге из аула, которая тоже умерла из-за того, что вовремя не получила помощь. – Айбала помолчала и добавила уже более спокойным тоном: – Вот почему я не могу выйти за вас замуж и переехать в Ленинград.
– Достойное стремление, – помолчав, сказал Алексей Сергеевич. – Но разве в вашем ауле есть амбулатория? Став профессиональной акушеркой, вы не сможете практиковать нелегально. Для этого требуется помещение и оплачиваемая ставка.
– В ауле ничего нет. Амбулаторию там не построить, по нормативам для этого недостаточно жителей. Но можно организовать женскую консультацию или хотя бы кабинет, где можно проводить осмотры и принимать неосложненные роды. Вы можете мне помочь? У вас ведь есть знакомые в Минздраве.
Айбала смотрела на Алексея Сергеевича горящими от возбуждения глазами. Мысль попросить его о помощи пришла ей в голову только что. Она не сомневалась, что ему это по силам. Он не сможет ей отказать, ведь она просит не для себя – консультация нужна всему аулу.
– Вы поможете? – с надеждой спросила Айбала.
– Я постараюсь. Но ведь это будет не сейчас, а через два с лишним года, когда вы получите диплом и пройдете необходимую практику, чтобы получить ставку акушерки.
– Два года – не такой большой срок. А диплом я получу, не сомневайтесь.
– Я не сомневаюсь в вас, Айбала. Наоборот, я уверен: все, что вы задумали, свершится. Я еще не встречал более целеустремленного человека, чем вы.
Алексей Сергеевич вынул из пиджака кусочек плотной белой бумаги с каким-то текстом и протянул Айбале.
– Вот. Это мой домашний адрес и телефон в Ленинграде. Вы всегда можете написать мне или позвонить. Я буду рад получить от вас весточку.
Айбала убрала бумажный прямоугольник в карман платья и с чувством сказала:
– Спасибо, Алексей Сергеевич! Я обязательно вам напишу. А сейчас мне пора. Скоро экзамены, мне надо готовиться. Прощайте.
С этими словами она поднялась со скамейки и ушла, зная, что он смотрит ей вслед, и поэтому ни разу не обернувшись.
Эпилог
Айбала поставила глиняный кувшин с первоцветом на подоконник, отошла к двери и придирчиво осмотрела комнату.
Женская консультация была готова к приему пациенток. Осталось положить плетеный коврик у порога, чтобы пациентки не разносили весеннюю грязь по коридору и двум комнатам, в одной из которых была устроена приемная, а в другой – смотровой кабинет, к которому примыкал еще один, стерильный, где Айбала планировала принимать роды.
Помещение построили меньше чем за месяц. Со строительством помогал весь аул – Айбала не ожидала от односельчан такой поддержки. Вначале под консультацию хотели приспособить сарай, примыкавший к магазину, но Коркмас Сулейманов воспротивился. Где он станет хранить запасы продукции, которую привозит грузовик перед началом зимних снегопадов? И вообще, возмутился он, это не сарай, а склад. Он не отдаст его женщинам, ему достаточно того, что женщины ежедневно атакуют его магазин.
Тогда консультацию решили строить на небольшом пустыре возле начальной школы, где дети в теплое время года занимались физкультурой. Старейшины постановили, что физкультурой можно заниматься на школьном дворе, а другого свободного участка в ауле нет, не жилой же дом сносить, чтобы исполнить предписание областного здравотдела?..
Надевая униформу в приемной, окно которой было занавешено плотными шторами, Айбала чувствовала волнение, но оно было приятным. Она повязала белый платок так, чтобы из-под него не выбивался ни один волос, оправила халат, надетый поверх туники и шаровар, и посмотрелась в зеркало.
Ее щеки, обычно бледные, горели румянцем, глаза сияли, губы улыбались.
Она была счастлива. С момента ее возвращения в аул прошло почти три месяца.
Айбала приехала в середине февраля, ровно через три года после смерти Меседу. Окончив училище, она некоторое время работала акушеркой в родильном отделении Центральной городской больницы Избербаша, нарабатывая необходимую практику и ожидая постановления Минздрава об открытии в нескольких аулах Чародинского района, включая ее собственный, женских консультаций и фельдшерских пунктов. Вопрос об организации медицинской помощи в отдаленных горных аулах был вынесен на заседание комиссии Минздрава по инициативе группы врачей, в том числе работавших в реабилитационном центре Избербаша весной и летом 1986 года.
Родители приняли Айбалу довольно сдержанно, подготовленные ее старшей сестрой Гезель, с которой Айбала с некоторых пор поддерживала связь. Она была готова к тому, что отец ее не простил, но он повел себя довольно миролюбиво и даже позволил Айбале занять прежнюю комнату, вопреки ее опасениям, что родители больше не пустят ее в дом и ей придется жить при консультации.
Шуше почти оправилась от смерти Меседу и даже иногда принимала роды, когда ее об этом очень просили, но она сильно сдала физически, и женщины помогали друг другу сами. Чаще всего в качестве помощницы звали Джамилю Джабарову, которая родила восьмерых детей, но все же это было неудобно и рискованно, поэтому весть об открытии консультации женская половина аула встретила с гораздо большим энтузиазмом, чем мужская.
Первым, кого Айбала повстречала, свернув с дороги на главную улицу аула морозным февральским днем, был Бекбулат Гухоев. Увидев Айбалу, он так удивился, что стянул с головы шапку, застыл и так стоял, пока она с ним не поравнялась. Айбала несла тяжелый баул с вещами, и Бекбулат, справившись с изумлением, по старой памяти вызвался помочь ей донести сумку до дома. Айбала отдала ему баул, и они пошли рядом, обсуждая ее возвращение, словно старые знакомые, которые встретились после долгой разлуки. Отвечая на расспросы Бекбулата, Айбала вынужденно смотрела на него сверху вниз – разница в росте у них составляла не меньше двадцати сантиметров – но, странное дело, впервые за все время, что они друг друга знали (то есть фактически с раннего детства) она не испытывала смущения из-за своего высокого роста, да и Бекбулат, казалось, не замечал этой очевидной разницы; его грубо слепленное, словно высеченное из камня лицо светилось неподдельной радостью.