Айбала очень удивилась, узнав, что Бекбулат так и не женился, хотя любая девушка с готовностью пошла бы за него. Именно удивилась, но не обрадовалась. Она понимала, что ее время в любом случае прошло. Ей нравился скромный и работящий Бекбулат, но, посватавшись к ней однажды и получив отказ, он никогда не сделал бы этого снова – гордость бы не позволила, тем более за годы ее отсутствия в ауле подросли младшие сестры прежних подруг Айбалы, из которых он мог выбрать себе любую.
С того дня Бекбулат стал регулярно бывать у Галаевых. Отец Айбалы незадолго до возвращения Айбалы заказал у него новый пиджак, и Бекбулат зачастил к Джаваду под разными предлогами: то мерки потерялись и надо снять новые, то фасон уточнить, то количество карманов и цвет подкладки согласовать. Его визиты не могли повредить репутации Айбалы: ей уже исполнилось двадцать пять лет, она считалась почти старой женщиной. И все же, заслышав шаги Бекбулата на крыльце, она уходила на женскую половину и оставалась там до тех пор, пока не смолкали в прихожей мужские голоса и отец не звал ее, чтобы она продолжила заниматься готовкой или другим хозяйственным делом, которое вынуждена была прервать.
Бекбулат активно помогал в строительстве консультации, на время оставив портняжное дело, которым неплохо зарабатывал – настолько неплохо, что справил себе и матери новый дом. Однажды после целого дня на стройке Айбала позвала его к ним ужинать. Его мать хворала и не могла готовить, не оставлять же было Бекбулата голодным. Накануне Айбала приготовила котел плова с курдючным жиром, и Бекбулат охотно принял ее приглашение. Шуше при его появлении удивленно моргнула, но позволила ему сесть за стол с Джавадом. Сама Айбала, разумеется, поужинала позже, после того, как он ушел.
Она воспринимала Бекбулата скорей как друга, поэтому говорила с ним свободно, не краснея и не запинаясь, как раньше, когда она не могла поднять глаз от земли, если им случалось встретиться на улице. Общение с Алексеем Сергеевичем раскрепостило Айбалу, избавило ее от болезненного смущения, хотя она вряд ли отдавала себе в этом отчет. Айбала теперь чувствовала себя с мужчинами почти на равных, ведь она уже вышла из брачного возраста, а значит, могла не опасаться, что ее слова или поступки могут быть истолкованы превратно.
Пока Айбала жила в Избербаше, она регулярно получала от Алексея Сергеевича письма и по возможности отвечала на них. Несколько раз он вызывал ее на телефонные переговоры на почтамт, и они обсуждали сначала ее выпускные экзамены, затем практику и, наконец, проект женской консультации. С возвращением Айбалы в аул их общение прекратилось: в горах не было ни почты, ни телефона. Но Айбала в любом случае не смогла бы писать Алексею Сергеевичу: за полгода до этого он женился. Она была искренне рада за него и надеялась, что жена подарит ему много детей. Он заслуживал семейного счастья, а Айбала все это время не переставала чувствовать вину за то, что ответила отказом такому хорошему человеку.
Накануне открытия консультации Айбала боялась, что на прием никто не придет. Но в то утро, когда она поставила на подоконник кувшин с луговыми цветами, у входной двери столпились почти все беременные женщины аула.
Первой в очереди стояла Фазилат Мяршоева, размер и форма живота которой не позволяли сомневаться, что в скором времени она подарит мужу очередного сына. К ней жалась четырехлетняя девочка необыкновенной, нездешней красоты: белокурая, белокожая, с глазами такого глубокого василькового оттенка, что они казались нарисованными на ее фарфоровом личике. Сарыкиз, вспомнила Айбала имя этой девочки, которую они с матерью принимали у Фазилат вьюжной ночью, когда все дороги замело, а на полках магазина Коркмаса осталась только соль.
Сколько же событий прошло с той ночи, когда родилась малышка Сарыкиз!
Повязав платок и посмотревшись в зеркало, Айбала распахнула дверь и пригласила своих первых пациенток.
Ранним июньским утром Айбала пила чай перед тем, как отправиться на работу. На первую половину дня в ее журнале значились три плановых осмотра беременных и пять обычных «женских». После обеда она планировала зайти к Гульмире Шикароевой, которая в любой момент могла разродиться двойней и из дома не выходила. Айбала надеялась уговорить ее рожать в консультации, но Гульмира, мать четверых детей, категорически отказывалась: ей и в своей спальне неплохо рожается.
В окне мелькнула тень. Хлопнула дверь и вошла мать Бекбулата в нарядном платье и расшитом люрексом платке.
– Доброе утро, Зульхижат Шамильевна, – поздоровалась Айбала. – Мама еще не вставала. У вас к ней дело? Я могу ее разбудить.
– Нет, дочка, – женщина улыбнулась. – У меня не к ней дело. К тебе.
Айбала моментально все поняла и медленно поднялась из-за стола.
Радость сдавила ей грудь, глаза наполнились слезами. Лишь сейчас она осознала, что все это время любила Бекбулата и ждала… Ждала, как ей казалось, невозможного.
– Не надо плакать, дочка, – сказала Зульхижат и протянула к ней руки. – Сегодня такой счастливый день.