) Вы меня, конечно, сейчас осудите. Скажу традиционно, мои дорогие: не судите, да не судимы будете. Морщиться не надо, копирайт на сие выражение мой, можете хоть лопнуть. Ну, не стану скрывать – мне всегда хотелось это сделать… Небось сами убедились, Искариот же мёртвого достанет до печёнок. Я не был уверен, что получится. Мы находимся неизвестно где, типа разновидности тибетской материи подсознания: я просто иначе не могу объяснить, – однако прошло как по маслу. Видимо, и в подсознании я остаюсь богом. Жаль, тут больше никого нет, чтобы продемонстрировать и мирные способности, а то я прямо палач получаюсь. Извините за такой расклад, но Искариот ужасно нудная личность. Держать себя в нимбе оказалось трудно. Он же постоянно всем недоволен. И благовония, коими меня Магдалина помазала, слишком дорогие[9], и на застолья в гроте Гефсиманском тратим много денег, и всё не слава мне. Дай ему волю, он бы апостолов по билетам в грот пускал… (Осматриваясь вокруг, с некоторым сожалением.) – …да и следует быть откровенным – наша беседа не задалась с самого начала.
Глава 9Жесть
(отдельный кабинет ресторана «У дачи», Рублёвское шоссе)
…Он даже не знал, как приступить к разговору. Официанты заставили стол закусками (всё заказано на скорую руку – остро пахнущий овечий сыр, курица на кеци, устрицы на льду – в общем, полный кулинарный бардак) и ненавязчиво исчезли… Однако никто из присутствующих не притрагивался к еде. Аппетит отсутствовал ввиду последних новостей. Старший откашлялся, глядя в пустоту. Его собеседники (женщина и двое мужчин) рассматривали потолок с изображением жирных русалок – похоже, олицетворяющих посетителей после сытного обеда.
– Может, начнём?
Его предложение прозвучало неуверенно и отчасти упаднически. Голос звучал не так, как привыкли остальные присутствующие – жёстко и требовательно, он ослабел и даже дрожал. Всего двух слов хватило, чтобы понять – Старший больше не лидер. Бывшие собратья, словно стервятники, приготовились рвать тело на части.
– Что именно? – хлопнула ресницами женщина – моложавая, но явно за пятьдесят, с аккуратным макияжем, крашенная под блондинку: точь-в-точь учительница старших классов. – Ты нас позвал, тебе и карты в руки. Помнится, ведь предупреждали, и неоднократно – он появится. Грядёт. Или типа того. Ноль внимания, фунт презрения. И как следствие, ничего хорошего не вышло. Нам пора бежать поодиночке, исчезнуть. Я не понимаю, чего тут сидеть и обсуждать!
Седовласый худощавый старец в костюме в клеточку (стиль, обожаемый уроженцами Великобритании) и сидящий рядом с ним лоснящийся толстяк лет шестидесяти, намеренно одетый под «подростка» – в бейсболке, сдвинутой на левое ухо, рваных джинсах со свисающими нитками и в странной аляповатой рубашке с вышитым динозавром, – явно колебались, выступать ли против Старшего открыто. Оба предпочли ждать, чем закончится перепалка.
Старший прикоснулся к бокалу с рубиновой жидкостью.
Пальцы сомкнулись вокруг стеклянной ножки. Он попросту старался выиграть время. Во рту пересохло. Голова начала кружиться, лица друзей расплылись розовыми пятнами.
– Именно это я и хочу сказать. – В тоне так сильно прорезался металл, что все трое собеседников вздрогнули. – Мы имеем дело с опасным противником, уничтожающим нас на расстоянии. Каюсь, я считал, он никогда не придёт. А теперь признайтесь честно: разве вы свято уверовали в постулаты, написанные в Библии? Нам долгие годы вольготно жилось среди людей – в довольстве, здравии, богатстве. Они не могли обойтись без нас, а мы без них: полный симбиоз. Предлагаешь побег? Час назад я понял – мы даже собраться не успеем. И поздно, и некуда. Наше время кончилось. С тех пор, как погиб первый из нас, я тешил себя иллюзиями: он сошёл с ума, проклятая случайность, паранойя, ему, в конце-то концов, так по должности положено…
Старший сделал краткую паузу, прикончив содержимое бокала.
– Но я ошибся. Готовьтесь умереть.
«Учительница», столь боевито настроенная в самом начале, теперь сидела мокрой курицей. У нее мелко дрожал подбородок, плаксиво опустились уголки губ, веки набухли от слёз. Седовласый джентльмен перевёл взор на гусиный паштет и нехотя стал мазать деликатес на кусок французского багета. Толстяк-«подросток» не реагировал на новость – он созерцал бутылку Hennessy.
– Что значит умереть? – выдавила «учительница». – Давай рискнём скрыться.
– Куда? – усмехнулся Старший. – На какой глубине он нас не достанет? Думаешь, спрячемся в горах Тянь-Шаня или в подземельях Австралии и, глядя на каменный потолок с наросшими сталактитами, с облегчением выдохнем? Он чувствует наше присутствие: поэтому мы и умираем. Я собрал вас на последнее пиршество, давайте считать, это общая поминальная трапеза. Кто знает, чья очередь придёт в следующий раз? Наслаждайтесь жизнью. Курите травку. Ешьте икру. Впадите в блядство.
Присутствующие, не сговариваясь, переглянулись.
– И почему я всегда слышу такое? – недовольно произнёс седовласый джентльмен. – Никто не хочет наслаждаться жизнью, спасая умирающих от голода, сделав прорыв в квантовой физике или войдя в историю сочинением сногсшибательной поэмы. Всем обязательно требуется сторчаться, пожрать деликатесов и перетрахаться.
– Нельзя сравнивать сиськи с квантовой физикой, – прервал монолог соседа дед-«подросток». – Мы тысячелетиями разлагали людей, искренне старались привить им самое худшее, – с чего ж тогда сокрушаться, в каких удивительно грязных свиней превратилось человечество? Полная чушь, бро. Ты хочешь, чтобы все народности проклятого мира общались сплошь на французском, корчили из себя театральных персонажей, держали в изнеженных, в такую мать, ручках лорнеты и беседовали за шампанским о высокой культуре? Такое ощущение, что ты не знаешь, из какого материала на самом деле вылепили Адама, а по-детски доверяешь библейской версии.
– Из чего ж его вылепили? – осторожно спросил джентльмен.
– Из того самого, а не из глины. Ты до сих пор так и не понял?
– И откуда оно взялось? Туалетов ведь не существовало.
– Животных-то создали раньше людей.
– О…
Женщина горестно потянулась к пирожному.
И словно дала команду легионерам к разграблению города. Вслед за «училкой» и толстяк-«подросток», и седовласый старик, и Старший набросились на еду, словно голодали не меньше недели. Ореховый торт исчез (хоть в это и сложно поверить) буквально за пару секунд, кебаб из баранины подвергся растерзанию одновременно четырьмя ножами, стук лезвий по тарелке – и на фарфоровой поверхности осталось лишь немного мясного сока с одинокой веточкой петрушки. Та же судьба постигла уничтоженный до молекулы салат из осьминога, а цыплёнок в сливочном соусе на кеци пропал без вести, не оставив даже костей и хрящей – они канули в желудках собравшейся за столом братии. Гости уже не чокались, просто хлестали всё подряд, залпом: французское вино, грузинскую чачу, армянский коньяк, впадая в полное озверение. Никто больше не по-дворянски – церемонно, оттопырив пальчики… Они насыщались подобно стае голодных гиен у трупа антилопы. Через десять минут стол напоминал поле Куликовской битвы – залитый красным и усыпанный костями.
Сотрапезники откинулись на спинки стульев, тяжело дыша.
– Но разве люди смогут существовать без нас? – осторожно спросила женщина.
Старший перевел на неё взгляд. С лоснящимися от жира губами, запачканными соусом пальцами и растрепавшейся причёской дама уже не казалась утончённой строгой леди. Его чуть подташнивало от съеденного, клонило в сон. Коллега озвучила мысль, глодавшую мозг последние несколько часов. Да, как это возможно? Догадка брезжила в глубине души, и Старшему не хотелось признаваться в игнорировании очевидного факта. Он открыл рот, чтобы озвучить ответ, и на подбородок выплеснулся темно-багровый сгусток. Человек осел на колени, схватившись за край стола. Дед-«подросток», зашатавшись, рухнул на скатерть прямо, как телеграфный столб, – голова его расколола сразу две тарелки, кровь из носа и ушей смешалась с оливковым маслом. Седовласый джентльмен, жалобно повизгивая, как поросёнок, неловко сползал со стула, подёргивая обеими ногами. Женщина с трудом сделала три шага к двери, не забыв прихватить сумочку… Каблук подломился, она свалилась на паркет и с воем вцепилась ногтями себе в лицо. Яд, подложенный в еду, подействовал одновременно, как и планировал Старший. Угасающее сознание, будто в старом, просмотренном ещё в юношестве кинофильме, услужливо продемонстрировало: вот, отослав официанта и тщательно заперев кабинет, он достаёт из кармана пиджака флакончик… Осторожно, маленькими дозами сыплет порошок в оливковое масло и соус… завинчивает крышку. Старший даже не противится желанию всех убить – так и должно быть, он обязан это сделать… У него приказ, особое предназначение… За несколько секунд до смерти он вдруг понял – почему они умирают. И что дальше будет с людьми. Очень ярко и абсолютно чётко, в деталях. Ему страшно захотелось поделиться новостью с соратниками – но они его не слышат, а язык не ворочался, распухнув на весь рот и почернев от яда.
Жизнь кончилась вспышкой тьмы, словно кто-то выключил телевизор.
Глава 10Цезарь
(снова лечебница на Загородном шоссе, почти под утро)
…Добрый вечер. Точнее, ночь. Сегодня по плану у нас общение с новым интересным пациентом. Так забавно, парень поступил всего пару часов назад. Начало весьма стандартное. Кричал, угрожал, приказывал… Закончилось тоже банально, само собой. Невзирая на крутизну (а ростом-то метр с нимбом), с усердием привязали ремнями к кровати, затем пара уколов… и всё, лежит, болезный, мычит, смотрит сквозь стены мутным взглядом, слюну на подушку выпускает. Знаете, это смешно. Я и в прежние времена наблюдал моменты, как успешный торговец, толстый сенатор в белоснежной тоге или владелец арены с гладиаторами за доли секунды опускается до полного животного состояния, превращается в безумца, которому только и место в здешнем заведении.