– Наверное, мне не стоило их надевать. – Я покачиваю покрасневшими ногами.
– У тебя вся обувь на высоком каблуке, – отвечает Джош. – Думаешь, так никто не заметит, что ты невысокая? Это уже давно ни для кого не секрет.
– Цыц! – притворно злюсь я.
– Мне нравится, что ты миниатюрная, – смеется любимый. – Я мог бы носить тебя в кармане.
– Я сказала, цыц! – смеюсь я и в шутку хлопаю его по плечу.
– И если мы когда-нибудь отправимся в путешествие вместе, то сможем сэкономить на билете, если ты сядешь ко мне на колени. – Джош смеется уже в голос.
Я толкаю его сильнее и Джошуа пытается толкнуть меня в ответ, но я ловко уворачиваюсь, и он валится на ступеньки. И тут же еще сильнее заливается смехом. Я тоже смеюсь.
– Ты это заслужил, – отсмеявшись, говорю я.
– И теперь настало время искупить грехи. – Джош встает и поворачивается ко мне спиной: – Залезай.
– Что? – не понимаю я.
– Ты не можешь идти в этих туфлях. И не можешь идти босой: на улице полно разбитого стекла. – Слова Джошуа звучат разумно.
– Прости, что так вышло. Но ты правда собираешься покатать меня на спине? – недоверчиво спрашиваю я.
Джошуа вздыхает в притворном отчаянии:
– Может, ты уже сядешь?
– То, что я маленького роста, еще не значит, что я ничего не вешу, – хмыкаю я.
– А то, что я худой, не значит, что мне не хватит сил понести девушку невысокого роста. Ты, наверное, метр пятьдесят пять?
– Да. – Меня удивляет, что он так точно угадал мой рост. – А ты?
– Метр восемьдесят пять. Вот так! – хвастливо заявляет Джошуа.
– Дылда! – улыбаюсь я.
Он улыбается через плечо:
– Залезай.
Я встаю, подхватив туфли.
– Хорошо. Ты сам напросился, – говорю я с угрозой.
Джош приседает, и я забираюсь на него, как на скаковую лошадь. Он подкидывает меня, чтобы подсадить повыше, и так мне намного удобнее. Я обхватываю его руками за шею. Для верности Джош поддерживает меня, подхватив под бедра.
– А… понятно. Хитрая уловка, – хохочу я.
Джошуа поворачивает к нашим общежитиям.
– Уловка? – не понимает он.
– Решил забраться мне под платье на первом же свидании? – игриво шепчу я ему на ухо.
Его шея тут же краснеет.
– Ты что, конечно же нет! – Он не может скрыть смущения.
– Ну уж прямо-таки и нет, – не унимаюсь я.
Шея Джошуа становится пунцовой. Я глубоко вдыхаю его запах, сходя с ума от счастья. Где-то вдалеке все еще шумит, гуляет Париж, но в нашем районе так тихо, что шаги эхом отдаются от стен.
– Ты знаешь моего друга Сент-Клэра? – спрашивает Джош через несколько минут. – Он всего на несколько сантиметров выше тебя. А его девушка Анна выше его.
– Курту нравятся только высокие девушки, – задумчиво подхватываю я. – И может, именно поэтому мне кажется, что парни выбирают тех, к кому не приходится наклоняться, чтобы поцеловать.
Странно признаваться в этом вслух.
– Заметь, у нас поцелуи не вызвали никаких проблем. – В его голосе слышится улыбка, и я улыбаюсь в ответ.
Несколько кварталов Джош проходит молча. К сожалению, сидеть у Джошуа на шее не особо удобно, и, если судить по его затрудненному дыханию, ему тоже приходилось непросто. Однако он, как настоящий мужчина, не только донес меня до общежития, но еще и пронес через пустое лобби, прямо к моей двери.
Я неловко спрыгиваю на пол, и мы морщимся от боли. Но уже через мгновение наши губы находят друг друга. Джош прижимает меня к двери, и тут она распахивается. Мы заваливаемся в комнату.
С кровати на нас удивленно смотрит Курт:
– Тебе обязательно нужно починить эту дверь.
Воскресенье у Джошуа свободный от наказания день, и, как только я просыпаюсь, сразу вижу от него эсэмэску. Как хорошо, что мы не забыли обменяться номерами. Я сжимаю в руке телефон и переворачиваюсь в постели.
– Осторожнее, – бормочет Курт.
– Он пожелал мне доброго утра, – счастливо улыбаюсь я.
– Сейчас ведь день, – ворчит Курт. – Скажи, что он ошибся.
Я тоже желаю Джошуа доброго утра и предлагаю ему отпроситься на следующую субботу, ведь на нее приходится Шаббат[22]. Я немного думаю и добавляю подмигивающий смайлик. Джош в ответ присылает мне кучу восклицательных знаков, за которыми следует: «И ПОЧЕМУ Я ОБ ЭТОМ НЕ ПОДУМАЛ???»
Меня переполняют чувства, и я бросаюсь к Курту с объятиями.
– Я нравлюсь ему! Я нрааааавлюсь ему! – ору я изо всей силы.
– Кто бы сомневался, – тяжело вздыхает Курт, однако расслабляется в моих руках. – Я скучал по этому.
– Я тоже, – улыбаюсь я.
Прошлым вечером мы забили на правила. Нейт ушел на Белую ночь, поэтому Курт ночевал у меня. Я с энтузиазмом принялась рассказывать лучшему другу о каждой детали, каждой секунде нашего свидания. Пока он вконец не устал и не попросил заткнуться.
– Половина твоего носа фиолетовая, – спустя несколько секунд удивленно говорит Курт.
Я вскакиваю с кровати и бросаюсь к зеркалу. Проклятие! Я осторожно прикасаюсь к носу, морщусь от боли и вздыхаю:
– По крайней мере, это доказывает, что я не выдумала вчерашний день, верно?
Но Курта интересует лишь день сегодняшний.
– Мне завтра сдавать сочинение по истории, а тебе нужно подготовиться к тесту по математике. Будем заниматься здесь или в моей комнате? – Он расплывается в улыбке, так как прекрасно знает, что я не буду тусоваться в его комнате.
Там и правда омерзительно. Курта не заставишь убрать в комнате, нормально сложить вещи в рюкзак и привести себя в порядок.
Я внимательно рассматриваю свое отражение:
– Не знаю. Мы с Джошуа не обсуждали, чем будем заниматься сегодня, но мне показалось, что он захочет прогуляться.
Курт слезает с кровати и надевает толстовку.
– Это отстой, – заявляет он.
– Сам ты отстой, – огрызаюсь я.
– Я собираюсь принести тебе завтрак. Поэтому я не отстой, а красавчик, причем такой, что тебе и представить сложно, – совершенно серьезно возражает мне Курт.
Затем он выходит из комнаты, громко хлопнув дверью. Я жду, когда она снова откроется, но в кои-то веки этого не происходит. И в конце концов дожидаюсь, когда Курт пинает ее, чтобы она открылась. Мы смеемся.
– Вернусь минут через десять, – говорит он.
Каждое воскресенье мы покупаем в boulangerie[23] на соседней улице свежие багеты. Я вынимаю из ящика банку с нутеллой, нож и две антикварные чашки, а затем включаю электрический чайник. В каждую чашку высыпаю полную ложку растворимого горького кофе любимой Куртом американской марки, а затем возвращаюсь к зеркалу. Мой нос напоминает маленький баклажан. Даже под толстым слоем тонального крема синяк будет заметен еще как минимум неделю.
К приходу Курта чайник закипает. Все, как всегда, спланировано до минуты. Когда мой лучший друг наливает воду в чашки, в дверь дважды стучат. В моей крови бушует адреналин.
Этот тихий звук действует на меня сильнее, чем литры кофе.
Курт тем временем растерянно смотрит на меня, словно говоря: «Я уже здесь, и кто тогда там?»
– Я мог бы сам войти, – раздается из-за двери веселый голос Джошуа. – Но не стану, потому что это было бы грубо. А еще ты, наверное, одеваешься, и…
– Она одета, – кричит в ответ Курт. – Входи.
Я распахиваю дверь, пока Джош не напридумывал себе ничего лишнего.
– Привет, – здоровается он, а потом повисает неловкая пауза. – Я так понимаю, ты перестала ее подпирать?
Я в буквальном смысле хлопаю себя по лбу:
– Мы забыли! Поверить не могу, что мы забыли!
Курт ногой подталкивает мне учебник по физике, и я засовываю его под дверь.
– Нейта не было прошлым вечером, – говорит Курт, – поэтому я остался.
Джош заходит в комнату и сразу же скрещивает руки на груди, словно ему не по себе.
– Ты спал здесь? – напряженно спрашивает он Курта.
– Да. – Все-таки мой друг очень бесхитростный парень.
Я мрачно улыбаюсь:
– Знаю, то, что я сейчас скажу, прозвучит жалко, но это действительно не то, что ты думаешь.
– Да, я знаю. – Джош расцепляет руки, мотает головой, словно отгоняя от себя какие-то мысли, затем опять складывает руки на груди, осознает всю нелепость этого жеста и быстро прячет руки в карманы. – Мне стоило позвонить. Я думал, ты захочешь позавтракать. Вернее, пообедать. Короче, поесть. Я вернусь…
– Нет! – восклицаю я. – Присоединяйся. У нас есть хлеб и ужасный кофе. Ну? Что скажешь?
– Звучит заманчиво, – хмыкает Джош.
– Ну же… оставайся. – Я мягко, чуть заискивающе улыбаюсь.
– Хорошо, но только из жалости к тебе. – Джош наконец улыбается. – Выглядишь ты так, будто тебя побил злобный гангстер.
– Поразительно, на что способен один худощавый парень, – подкалываю я любимого.
Курт настороженно смотрит на нас, сидя на кровати, будто наткнулся на пару диких животных, резвящихся в лесу.
– Мне жаль. – Плечи Джошуа поникают. – Тебе больно?
– Прекрати все время извиняться! – Моя улыбка становится шире, когда я кладу ложку кофе в кружку с Октоберфеста. – Извини, у меня всего две чашки.
Джошуа садится на стул.
– Это ты прекрати извиняться, – говорит он, неотрывно следя за моими движениями.
Я наливаю в кружку горячей воды и передаю ее Джошу. Он одаривает меня улыбкой.
Я сажусь возле Курта и передаю половину своего багета Джошуа, но он отмахивается. Я настаиваю, и он наконец-то сдается. Когда все приготовления к завтраку завершены, повисает неловкая тишина.
Я расслабляюсь только тогда, когда Джош поворачивается к Курту и первым начинает разговор:
– Знаешь, есть одна вещь, которая меня давно интересует. Я как-то видел твое имя в списке, вывешенном у кабинета директора. Твое полное имя.
– Я родился через несколько дней после смерти Курта Кобейна. – Курт тяжело вздыхает. – Мои родители с ним дружили, поэтому назвали меня в его честь.
– Они с ним дружили? – Джош замирает, нож с нутеллой зависает в воздухе.