же, можно сказать, живут вместе.
– Ого. Уже? Как думаешь, это любовь до гроба?
Джош хмурится:
– Да, конечно. – А затем видит выражение моего лица: – Извини. Иногда я забываю, что ты их не знаешь.
А я этого не забываю.
Они наблюдают за мной, сверлят взглядами каждый раз, когда я оказываюсь в его комнате. Его друзья постоянно присутствуют в нашей жизни, следят за нами с рисунков. Мне хотелось бы познакомиться с ними поближе. Хотелось бы, чтобы они знали – я тоже теперь являюсь частью жизни Джошуа.
– Сент-Клэр и Анна из тех пар, что будто созданы друг для друга, – говорит тем временем Джош. – Полное взаимопонимание, настоящая химия. Он зациклился на ней с момента их знакомства, хотел говорить лишь о ней. И со временем ничего не изменилось.
– Мне нравится Анна. В смысле, Сент-Клэр тоже нравится – он всегда был дружелюбен со мной, – но я не так хорошо его знаю. Не то чтобы мы с Анной когда-нибудь тусовались вместе. – Не знаю, почему я продолжаю болтать. Возможно, чтобы не ощущать себя оторванной от этой части жизни Джошуа. – Но она жила на моем этаже. И в первую неделю учебы разнесла в пух и прах Аманду Спиттертон-Уотс, защищая меня.
Джош улыбается:
– Она даже ударила ее. Прошлой весной.
– Знаю. Это было странно. – Я смеюсь. – Но круто.
В прошлом году не Эмили Миддлстоун, а Аманда была самой популярной и противной девчонкой в школе. Я видела, как подруга Джошуа ударила Эмили, но благодаря моим показаниям Анну не отстранили от учебы. Теперь я чувствовала себя в долгу перед ней. И не только за то, что она вступилась тогда за меня, а еще и потому, что она знала о моей симпатии к Джошуа. Однажды Анна заметила, как я рассеянно рисовала его татуировку. Я думала, она расскажет любимому об этом случае, но этого не произошло. Во всяком случае, Джош раньше и виду не показывал, что знает о моем секрете.
Может, Анна и зря ни о чем не рассказала своему другу. Но я все равно была благодарна ей.
Наше такси подъезжает к Пасео-де-Грасиа – широченной улице, на которой каждый из магазинов может похвастаться знаменитой вывеской – Dolce & Gabbana, Salvatore Ferragamo, Yves Saint Laurent. Но среди этой роскоши блестит настоящий бриллиант – Каса-Мила, или Ла Педрера[39].
Мы прячемся под навес на другой стороне улицы и рассматриваем сквозь потоки воды причудливый каменный фасад, который буквально весь состоит из волнистых, причудливо изогнутых линий. Более ста лет назад богатый мужчина по фамилии Мила поручил Гауди спроектировать это здание. Изначально в нем жила семья Мила, а впоследствии его снимали несколько арендаторов. Для остальных жителей города дом стал бельмом на глазу – точно так же парижане воспринимали Эйфелеву башню, когда ее только построили.
Интересно, а что бы я тогда подумала о доме? Мне хочется думать, что я бы смогла оценить уникальность этого здания и не разделила бы мнение скучных обывателей.
– Хорошая крыша, – говорит Джош. – Но твой «Домик на дереве» лучше.
Я шутливо пихаю Джошуа, и он толкает меня в ответ. Терраса на крыше Ла Педрера известна на весь мир: она увенчана странными громоздкими трубами, одни из которых похожи на гигантские размокшие рожки от мороженого, другие – на солдат в средневековых шлемах. Туристы поднимаются и спускаются по причудливо извивающимся лестницам, бродят вокруг труб, сталкиваются зонтами, похожие на дрейфующие в море суда.
– Все равно что океан. – Голос Джошуа звенит от восторга.
И действительно, мы словно оказываемся на берегу фантастического моря. Перед нами волнами извивается белокаменный фасад, тянутся балконы, напоминающие то ли щупальца подводных чудовищ, то ли гигантские водоросли. Да еще и погода, которая только усиливает впечатление. Мы переводим взгляд на мокнущую под дождем очередь желающих попасть в дом.
– А еще… мм… толпа, – говорю я. – И дождь. – Я смотрю на Джошуа и робко пожимаю плечами: – Пойдем дальше?
– Не хочу тратить впустую ни минуты этого дня. – Он облегченно улыбается.
«И мне этого не хочется», – думаю я, любуясь ямочками на щеках Джошуа. Он облегченно улыбается.
Следуя карте Курта, мы выходим к еще одному дому, который спроектировал Гауди. Все это время мы стараемся идти под навесами вдоль домов, чтобы защититься от дождя, но это не особо помогает. Мы все равно промокли насквозь.
– Твоя очередь, – говорит Джошуа. – Расскажи о своих друзьях. О Санджите, например. Что произошло?
– Так… ты помнишь? – запинаясь, спрашиваю я.
– Я помню, что вы дружили в девятом и десятом классах. Вы поругались из-за ее желания стать популярной? Я как-то спрашивал об этом у Рашми, но она сказала, что сестра отказывается обсуждать тебя.
Мое сердце неожиданно сжимается.
– Ты спрашивал свою бывшую девушку про меня? – еле-еле удается выдавить мне.
– Нет. Это было давно. Когда мы еще встречались, – просто отвечает Джош.
– О! – услышанное по-прежнему не укладывается у меня в голове.
Джош заводит меня под неоново-зеленый крест, обозначающий вход в farmàcia[40].
– Айла. Я бы никогда не стал тебя обманывать. С начала учебы я разговаривал с Рашми лишь раз. Три недели назад она написала мне, поинтересовавшись, как у меня дела. Я сказал, что у меня все замечательно, потому что мы с тобой встречаемся. Она пожелала нам удачи. У нее уже есть парень, какой-то чувак из Брауна.
Мне бы хотелось, чтобы эти новости не вызвали у меня такого восторга. Я стараюсь не думать о Рашми. Стараюсь не думать о том, что она с Джошуа делала в моей комнате в прошлом году. Стараюсь не думать о том, как они занимались сексом на моей кровати. И возможно, в душе. А может, и на полу.
Стараюсь…
Видимо, Джош посчитал, что мне требуются еще какие-то объяснения, поэтому продолжил:
– В тот год на летних каникулах я провел с ними некоторое время. Санджита закатывала истерики и выглядела расстроенной. И я поинтересовался у Рашми, что случилось. Так что произошло?
Я никогда никому не рассказывала об этом. Поэтому минута мне требуется на то, чтобы собираться с духом.
– Она единственная, кого я могла назвать своей подругой, – запинаясь, начинаю я. – Ну, если не считать сестер. Когда я приехала в школу… то даже не знала, как заводить друзей.
Джош тянет меня за рукава и, как только я вытягиваю руки из карманов, сжимает их, а затем притягивает меня ближе к себе.
– Мы с Куртом стали друзьями еще до того, как поняли значение этого слова. И мне показалось невероятным, что Санджита захотела со мной общаться. Мы веселились, разговаривали о парнях. Она интересовалась модой и фонтанировала эмоциями. Была полной противоположностью Кур-та. Я должна была догадаться, что произойдет, когда он присоединится к нам. Но почему-то думала, что мои друзья автоматически подружатся друг с другом благодаря… Даже не знаю чему. Может быть, я надеялась, что сумею на них как-то повлиять.
– Мне жаль. – Джош морщится.
– Когда Курт приехал в Париж, я сразу заметила, что Санджита его стесняется, – продолжаю я. – Знала, что она только и ждет, когда я перестану с ним общаться. А он постоянно спрашивал, почему не нравится ей. И… я застряла меж двух огней.
– Как было с Себастьеном, – уточняет Джош.
– Нет, было хуже, потому что это было впервые. Я не ожидала такого. – У меня перехватывает голос. – Она поставила меня перед выбором. Так и сказала: «Курт мешает нам».
– Курт никогда бы так не поступил. – Джошуа сжимает мои руки.
– Знаю. – Слезы бегут по моим щекам. – Вот почему я выбрала Курта.
Джош ищет, чем бы вытереть мне глаза, но мы уже настолько мокрые, что это бессмысленно. А когда он все-таки пытается вытереть их краем своей толстовки, мы весело смеемся.
– Мне жаль, что это произошло, – отсмеявшись, говорит он. – Жаль, что она причинила тебе боль.
Я пожимаю плечами, рассматривая свою обувь.
– Если тебя это утешит, Санджита практически целый год после того, как вы поругались, выглядела несчастной. Несмотря на то, что подружилась с Эмили и стала наконец-то популярной. Думаю, она все еще сожалеет о сделанном.
– Я знаю, – вздыхаю я. – Вернее, мне так кажется, когда я смотрю на нее.
– А ты сожалеешь? – спрашивает вдруг Джош.
– Только потому, что тот случай раз и навсегда отбил у меня охоту заводить друзей. До самой встречи с Себастьеном. Уф! – Я взмахиваю нашими руками. – Но кое-кто недавно научил меня: не все склонны судить других людей.
– Не знаю. – Джош качает головой. – Я тоже частенько сужу других людей.
– Да, но… – запинаюсь я. – Ты как будто на нашей стороне. – Он улыбается, и я легонько толкаю его в грудь: – Хочешь увидеть кое-что крутое?
– Я уже это вижу, – пожимает плечами Джош.
– Перестань, – смеюсь я. – Лучше обернись.
Мы стоим на другой стороне улицы от Каса-Батальо, еще одного шедевра Гауди. Его стены украшены мозаикой из керамических осколков – голубой и синий, оранжевый и золотой, – выложенной в виде чешуи. А еще у дома потрясающая крыша – ее изогнутый гребень, покрытый металлической черепицей, напоминает спину могучего дракона. Это здание производит на меня еще большее впечатление.
Глаза Джошуа расширяются.
– Видишь ту башенку с крестом? – Я показываю на крышу. – Некоторые считают, что она символизирует копье, которым святой Георгий пронзил дракона.
– Архитектура, – медленно произносит он. – Возможно, это твое будущее.
– Скорее искусство, чем архитектура, – возражаю я.
– Это одно и то же, – отмахивается Джош.
Я обдумываю его слова и понимаю, будь это так, то мне бы хотелось осмотреть здание изнутри. Исследовать каждый его уголок со всех возможных сторон.
– Нет, – наконец говорю я. – Мне просто нравится история архитектора. И внешний вид здания.
Джош приобнимает меня:
– Каждому виду искусства нужны свои ценители.
Я со счастливой улыбкой утыкаюсь в его мокрый бок.