Нейт вздыхает.
– Мы в большой беде, да? – наконец выдавливаю я.
– У тебя все будет хорошо, – пытается успокоить меня добряк Нейт.
– А у Джошуа? – За него я волнуюсь чуть ли не больше, чем за себя.
Нейт лишь печально улыбается мне.
Мне в голову приходит ужасная мысль.
– Мои родители приедут? – шепчу я в ужасе. – Поэтому моя встреча только во вторник?
– Нет, – улыбается Нейт. – Завтра же праздник. Помнишь?
Точно, первое ноября. День Всех Святых. Во Франции это национальный праздник, а это значит… директриса приедет в свой выходной, чтобы поговорить с Джошуа.
Я понимаю, что мы не сможем поговорить с Джошуа до самой его встречи с директрисой, но все равно каждую минуту проверяю телефон.
Ненавижу свою сестру. Ненавижу ее!
Если бы не Хэтти, мы бы с Джошуа сейчас сидели в его комнате и планировали бы нашу поездку в Швейцарию. Гудит телефон. Я хватаю его, но это всего лишь сообщение от Курта: «Судя по расписанию на сайте вокзала, вы должны были приехать три часа назад».
Я отвечаю: «Мы приехали».
«Ты в порядке?»
«НЕТ!!!»
Через минуту лучший друг уже стучит в мою дверь.
– Почему бы тебе просто не открыть ее, как всегда? – кричу я.
Курт распахивает дверь.
– Ты злишься, – с порога заявляет он.
– Злюсь, – соглашаюсь я.
– На меня? – уточняет Курт.
– Да.
Он подсовывает учебник под дверь.
– Мне пришлось им сказать, Айла. Они расспрашивали меня, – снова объясняет он.
– Чего вообще хотела Хэтти? – ворчливо спрашиваю я.
– Хотела взять у тебя фен. – Курт пожимает плечами.
– Фен? – Я прямо-таки ушам своим не верю.
– Да. Вернее… диффузор? Или как называется та штука, которую надевают на фен? Она хотела завить волосы.
– Неужели она не могла попросить его у кого-нибудь в своем дурацком общежитии?! – восклицаю я.
Левый глаз Курта дергается.
– Не знаю.
Диффузор для фена! Поверить не могу, что все это произошло из-за какого-то чертового диффузора для фена. По коридору в сторону лобби проходят пират и дьявол, направляясь в Ламберт на ежегодную вечеринку в честь Хеллоуина. И меня удивляет, что кто-то радуется празднику.
– Почему хотя бы раз в жизни ты не мог соврать?! – кричу я. – Это все, что от тебя требовалось.
Курт натягивает на голову капюшон.
– Они задали мне вопрос, – бурчит он. – Я ответил.
– Да?! Мне поблагодарить тебя?! – Я злюсь так сильно, что не могу больше сдерживаться. – Теперь моего парня выгонят из школы.
– Это не моя вина. Не я нарушил правила. Это сделал он.
Мне плевать, что он прав. Мне плевать, что это наша вина. Ведь этого бы не произошло, держи Курт рот на замке. Он мой лучший друг и должен был прикрывать меня. Я вытаскиваю из-под двери учебник и открываю ее шире:
– Иди отсюда.
Курт расстроенно взмахивает руками:
– Айла…
– Я не хочу сейчас с тобой разговаривать. Просто уходи, – закрывая глаза, говорю я.
Но он не уходит сразу. Еще какое-то время я ощущаю, как Курт стоит рядом и беспомощно разводит руками. Но я зажмуриваюсь так сильно, что глазам становится больно, и ничего вокруг не вижу. А затем чувствую, как Курт проходит мимо и распахивает дверь на лестницу.
– Бу! – произносит мужской голос.
Я вздрагиваю, открываю глаза и обнаруживаю прямо перед собой кого-то в маске маньяка из фильма «Крик». Я захлопываю дверь прямо перед лицом шутника и слышу смех, разлетевшийся по коридору. Дойдя до кровати, падаю на нее, утыкаюсь в подушку и снова плачу. Может, миссис Уассирштейн приехала сюда, чтобы Джошуа не исключили? Она влиятельная женщина. Готова поспорить, что директриса ее боится.
Я вот ее боюсь.
Вероятно, миссис Уассирштейн винит меня в произошедшем. Я еще хотела произвести хорошее впечатление на родителей Джошуа. Боялась, что не понравлюсь им, что они посчитают меня недостойной их сына, но теперь у меня точно нет шансов. Я даже не уверена, знали ли они о моем существовании до вчерашнего дня.
От Джошуа до сих пор я не получила ни строчки. Скорее всего, мать забрала у него телефон, поэтому я в конце концов решаюсь и пишу ему сообщение сама. Короткое и ни на кого конкретного не указывающее: «Люблю тебя».
Через несколько минут раздается быстрый стук. Я спрыгиваю с кровати и спешно открываю дверь. Но это Хэтти. Увидев сестрицу, я закипаю от гнева. На ней гавайская рубашка на пару размеров больше с криво застегнутыми пуговицами. Волосы негодницы торчат в разные стороны, под глазами щедро намалеваны темные круги, а под носом красуются тонкие усики.
– В кого это ты нарядилась? – спрашиваю я как можно спокойнее, но надолго сохранить самообладание у меня не получается.
Сестрица поднимает кусок картона, выкрашенного белой краской, на котором черным нарисованы линии с обозначениями метров и сантиметров.
– Я – фотография арестованного, – широко улыбается она.
– Тренируешься на будущее? – срываюсь я.
– Oui.
Сестра не пытается зайти в комнату.
– Так что тебе надо, Хэтти? – Я больше не пытаюсь вести себя вежливо.
– Господи, да я просто хочу извиниться, – недовольно морщится сестрица.
Я жду. Но и она ждет.
– Что это? – не выдерживаю я первой. – Это и есть твое извинение?
– Да, – просто отвечает Хэтти.
– Ого! – Мои слова буквально сочатся злобой. – Надеюсь, теперь тебе полегчало. Потому что мне уж точно. Я чувствую себя намного лучше, зная, что моего парня исключат из-за того, что тебе понадобилось накрутить свои дурацкие кудри.
И тут Хэтти дрогнула:
– Я же не знала, что из-за меня вы нарветесь на неприятности. Извини. Мне правда очень жаль.
– Мне тоже, – рычу я и захлопываю дверь.
Но она тут же распахивается. Хэтти смотрит на меня с надеждой, пока не понимает, что это произошло случайно. Тогда мы еще какое-то время сердито глядим друг на друга, а потом я снова захлопываю дверь и наваливаюсь на нее, пока не слышу заветный щелчок.
Вечеринка не затихает всю ночь. От Джошуа все еще нет ни слова. Не помню, как заснула, но просыпаюсь около восьми утра.
В общежитии невероятно тихо – все наконец-то улеглись спать. Мне снилось, что я спешила на поезд, но не успевала закончить макияж. Я беспомощно накладывала слой за слоем, наблюдая, как стрелки часов все приближаются и приближаются к времени отправления.
Раздаются два тихих стука в дверь.
Я резко сажусь. Вот что меня разбудило! Еще один стук. Но в этот раз тяжелый и зловещий. Я выбираюсь из кровати, но боюсь открывать дверь. Поэтому прижимаюсь ухом к дереву.
– Джош? – шепчу я.
Но в ответ слышу лишь тишину.
На меня накатывает новая волна страха. Неужели он уже ушел? Но тут я слышу какие-то непонятные звуки. Я приоткрываю дверь, и он здесь – конечно, он здесь! – вот только выглядит совершенно опустошенным. Джош заваливается в комнату, я бросаюсь вперед, и он с нечеловеческим криком падает в мои объятия. К черту правила! К черту школу! Я закрываю дверь и веду Джошуа за руку к кровати. Нежно обнимаю его, пока он со всей силы колотит кулаком по своей ноге.
– Все хорошо. – Мне приходится быть сильной. Один из нас должен быть сильным. – Все будет хорошо.
Я хватаю обеими руками Джошуа за занесенный для очередного удара кулак и целую в макушку.
– Не будет, – стонет Джош.
– Ты уже встречался с директрисой? – пытаюсь я перевести разговор в более конкретное русло.
– Меня отчислили, – выдыхает он. – Она наконец отчислила меня!
– И… когда ты должен съехать? – шепчу я в ужасе.
– Это мой последний день. – Взгляд Джошуа затуманивается. – Сегодня…
У меня перед глазами темнеет. В ушах громко жужжит. Комната расплывается, и я пытаюсь сосредоточиться, сфокусироваться хоть на чем-нибудь, как фотокамера с автофокусом, которая никак не может настроиться.
– Один из смотрителей повел мою маму за коробками, чтобы упаковать вещи. – Слова даются Джошуа с большим трудом.
Я все еще не могу прийти в себя.
– Но мы скоро увидимся. – Джош вытягивает руки и впивается в меня всеми десятью пальцами. – На День благодарения. Ты же приедешь домой на День благодарения, верно?
Я тут же киваю.
– А потом будут зимние каникулы. Мы будем проводить вместе каждый день, а Новый год встретим в «Кисмете», будем там сидеть и целоваться. Хорошо? А потом наступят весенние каникулы, а там уже недалеко и до лета. А там все закончится.
Я сглатываю:
– Чем ты будешь заниматься? Где окончишь старшую школу?
– Мама не хочет думать об этом до окончания выборов, – вздыхает Джош. – Родители злятся. Очень сильно злятся. Мне пришлось вчера поговорить с отцом, а затем мама отобрала у меня телефон. Вот почему я не мог позвонить или написать тебе. Мне восемнадцать, а родители отбирают у меня телефон!
– Все хорошо. Все хорошо. – Я не могу перестать повторять эти слова. – У нас все будет хорошо.
Раздается стук в дверь, а затем мы слышим голос Нейта:
– Джош, я впустил твою маму в комнату, чтобы вы с Айлой смогли несколько минут побыть наедине. Но ты должен подняться туда сейчас же.
Даже Нейту нас жаль.
Я обманывала себя сильнее, чем мне казалось. Ничего – абсолютно ничего – не будет хорошо.
Глава 20
Стол директрисы выглядит не менее угрожающе, чем сама его хозяйка. Красновато-коричневая поверхность стола тщательно отполирована, и от нее буквально веет дороговизной. С обеих сторон на столе стоят флажки – американский и французский. Директриса сидит на обтянутом кожей кресле, перед ней стоят два кресла поменьше. Я опускаюсь в одно из них.
– Твои оценки стали хуже, – тут же берет быка за рога директриса.
Я молча смотрю на нее.
– Впрочем, незначительно, – продолжает она после минутной паузы. – Однако изменения все равно ощутимы, и их отметили твои профессора. Они обеспокоены. Догадываешься, когда все началось?
На самом деле мысленно я не здесь. Я все еще в комнате Джошуа. И переживаю вчерашний день, когда мы упаковывали его счастливую жизнь в картонные коробки. Вспоминаю, как его мать злилась на него, на меня и на любого звонящего, а звонили ей много. Мне хотелось оказаться как можно дальше от этой ужасной комнат