Joyeux Noël[52].
Мое сердце подскакивает в горло. Уверена, там рисунок. Я открываю крышку, и конечно же внутри оказывается толстый свиток. Я беру его и медленно разворачиваю, потому что не важно, что там, для меня он ценнее всех экспонатов в этом музее.
Передо мной крошечный остров. Но в его центре не обычная пальма, а дерево Джошуа. А под ним две переплетенные фигуры. Невозможно сказать, где заканчивается одна и начинается вторая. Эти крошечные человечки стали единым целым. Рисунок выполнен черными чернилами, но… голову девушки украшают дерзкие рыжие волосы.
– Тебе нравится? – Джош явно нервничает.
– Давай отправимся на этот остров, – шепчу я. – Прямо сейчас.
Как бы я ни старалась это скрыть, но в моем голосе слышна тоска. А также страх, вызванный нашим предстоящим расставанием.
Джош нежно убирает мне за ухо выбившуюся прядь:
– Мы поедем туда осенью, а может быть, даже летом. А потом всегда будем вместе.
Глава 26
Когда мы подходим к двери, которую охраняет Чак, Джош убирает коробочку обратно в карман пиджака. Мой чудесный клатч слишком роскошен, чтобы в нем что-нибудь носить.
Джош стучит – вполне обычно, а не выбивая секретный код, – и дверь тут же открывается. Чак кивает:
– У вас тридцать секунд в запасе.
– Дай знать, если тебе что-то понадобится, – говорит Джош, когда мы прокрадываемся обратно.
Улыбка Чака становится еще шире.
– О, не сомневайся, я обязательно тебе сообщу.
– Большое спасибо, – благодарю я.
Чак показывает на мое правое плечо, с которого соскользнула лямка платья. Я нервно дергаю ее наверх, и мы с Джошуа как по команде заливаемся румянцем. Чак добродушно смеется:
– Хорошо повеселитесь сегодня, детки!
Как только мы отходим подальше, Джош говорит:
– Только взрослый может напомнить тебе, что ты еще ребенок.
Я смеюсь, но когда мы подходим к бару и заказываем имбирный эль, то эта шутка уже не кажется такой смешной. Меня всегда раздражает, что, возвращаясь домой, я лишаюсь некоторой свободы. Когда мы с Джошуа попали на вечеринку в Париже, то пили там шампанское. И гуляли столько, сколько нам хотелось. И рядом не было наших семей.
– Наверное, нам стоит отыскать твоих родителей? – робко предлагаю я.
Пожалуйста, скажи «нет».
Но Джош лишь вздыхает:
– Да.
– О господи! Это мэр? – Я киваю на немолодого мужчину с покрасневшими от выпитого щеками и его трезвую на вид даму, которые позируют такому же немолодому фотографу в модном костюме.
– Ага, – без энтузиазма отвечает Джош.
Стараясь заразиться его равнодушием, я даже не оборачиваюсь в сторону мэра, когда мы проходим мимо. Хотя, признаться честно, мне этого очень этого хочется. Это самый странный вечер в моей жизни.
Мы бродим по залу, пытаясь отыскать родителей Джошуа, но, по-моему, это никогда не случится. Кажется, здесь все знают моего парня и хотят поздравить его с победой отца. На мой взгляд, все они – политические старперы. Но Джош помнит имена их детей, адреса их вилл и места, в которых они последний раз отдыхали, и конечно же он представляет меня всем без разбору. А я в ответ мычу что-то невнятное и в перерывах между светской болтовней жую безвкусные канапе. Знаю, что Джош не любит вести такие бессмысленные разговоры, но сейчас по нему этого не скажешь. И мне кажется, если бы он захотел… то вполне мог бы стать одним из этих людей. Он хороший актер.
Это немного выбивает из колеи.
Но не так сильно, как некоторые из присутствующих, которые постоянно пытаются увести Джошуа в сторону. Светские красотки, дочери богатых и влиятельных родителей. Их напор меня попросту пугает. Они смеются. Они флиртуют. А я продолжаю есть канапе. А еще они возвышаются надо мной. И дело тут не только в росте – встречаются девицы даже ниже меня, – дело в их самоуверенности. Например, та брюнетка с невероятным для зимы загаром, старательно делает вид, будто меня здесь нет. Она уже дважды погладила манжету рубашки Джошуа.
Как только она делает это в третий раз, он извиняется и уводит меня прочь. Но даже это не помогает – она не сводит с него взгляда, пока мы не скрываемся в толпе.
Еще час я старательно изображаю дружелюбие и праздничное настроение, делаю вид, что мне интересны все эти бесконечные разговоры ни о чем, хотя на меня совершенно не обращают внимания, а потом мы наконец-то находим родителей Джошуа. Они стоят возле большого медного… таза? Я читаю табличку: «Купель». При виде мистера и миссис Уассирштейн я – кто бы мог подумать – неожиданно чувствую облегчение. По крайней мере, они не станут игнорировать меня.
Как и предсказывал Джош, его родители выпили еще несколько бокалов вина и теперь в кои-то веки расслабленны и счастливы. Миссис Уассирштейн даже делает комплимент моим туфлям. Но вскоре нас перебивает еще один незнакомец, какой-то известный журналист, а из-за спины Джошуа выныривает та назойливая брюнетка. Она встает так, что ему приходится отвернуться от нас, чтобы расслышать ее слова, а значит, мне не узнать, о чем они говорят.
Журналист расспрашивает родителей Джошуа о налоговых льготах. И хотя они во время разговора смотрят то на меня, то на журналиста, я отмалчиваюсь, чувствуя себя глупой и незначительной. Брюнетка смеется. Джош поворачивается и виновато смотрит на меня.
Я улыбаюсь, делая вид, что все хорошо.
Мы провели здесь всего два часа, а мне уже хочется сбежать.
Мне на глаза попадается средневековый гобелен с изображением женщины. Она смотрит на меня с таким выражением лица, будто и сама не верит в происходящее, и я рада, что хоть кто-то видит, в каком трудном положении я оказалась.
Джош наконец-то избавляется от брюнетки, и мистер Уассирштейн тут же втягивает его в разговор о налогах.
– Извините, – говорит Джош, – но мы с Айлой уходим.
Уходим, неужели? Я приободряюсь.
Сенатор выглядит расстроенным.
– Приходи к нам на ужин на этой неделе, – говорит он мне. – Хочется поближе с тобой познакомиться.
Я тронута. Но тут же начинаю паниковать при мысли, что дома он не станет притворяться милым, добрым папочкой.
– Спасибо, я с радостью приду, – каким-то чудом выдавливаю я из себя.
– Чудесно, что мы снова увиделись. – Миссис Уассирштейн легко приобнимает меня.
Пусть ее слова и звучат дружелюбно, но вот взгляд ее не кажется мне добрым.
– Мне тоже было приятно с вами познакомиться, – бормочу я. – Спасибо, что пригласили.
– Ты сразу же поедешь домой? – спрашивает миссис Уассирштейн Джошуа.
– Нет, мы сначала заедем за нормальной едой, – отвечает Джош. – Но, вероятно, я все равно появлюсь дома раньше вас.
– Вас повезет Брайан? – подозрительно прищуривается миссис Уассирштейн.
– Я только что написал ему. – Джош показывает матери ее собственный телефон и хитро улыбается.
Миссис Уассирштейн немного резко забирает у сына телефон, но тут же с улыбкой обнимает сына на прощание.
– Карманник, – смеется она.
– Надзиратель, – вторит ей Джош.
Впервые за этот вечер я слышу, как Джош общается в присущей ему манере. Его мама наконец закончила расспросы, поэтому он приобнимает меня за талию и ведет к выходу.
– Немного странно, что ты весь вечер водил меня так, – говорю я, как только мы остаемся наедине.
Он тут же отдергивает руку:
– Извини, я не хотел…
– Нет, я понимаю, – успокаиваю я любимого. – Здесь так принято. Просто это… странно.
– Все происходящее странно, верно? – спрашивает он.
Джош показывает за спину, откуда все еще доносятся смех и музыка.
– Ты так уверенно себя вел, что, если бы я не знала, как ты ненавидишь все эти сборища, никогда бы об этом не догадалась.
– Ну… это так… – осторожно отвечает Джош.
– Я знаю. Просто говорю, что ты хороший актер.
Джошуа засовывает руки в карманы, стрелки на его брюках блестят в тусклом свете музейных ламп.
– Это не звучит как комплимент, – наконец ворчливо говорит он.
– Тебе показалось, – отвечаю я, но мой голос звучит неубедительно.
Ему не показалось. И Джош это знает. Но я больше не могу сдерживаться.
– Сегодня я познакомилась с Джошуа, которого раньше видела только по телевизору. Он одет с иголочки. Всегда знает, что сказать. Даже стоит прямо, расправив плечи.
Джош стиснув зубы открывает для меня дверцу.
– И конечно же знаешь всех этих надменных людей, можешь говорить о вещах, о которых мне вообще ничего неизвестно.
Заткнись!
– Да, потому что я провел с ними большую часть своей жизни. Я не собираюсь вести себя как придурок с людьми, которые помогли моему отцу переизбраться. – В голосе Джошуа уже слышится плохо скрываемое раздражение.
– Знаю! – Я слишком эмоциональна, мне срочно нужно успокоиться. – И знаю, что это часть твоей жизни, знаю, что тебе приходится притворяться…
– Мне ничего не приходится насильно. Я просто стараюсь быть порядочным, вежливым человеком.
Этими своими словами он словно вонзает меч мне прямо в сердце.
Я зашла слишком далеко. Слишком, слишком далеко.
– Извини, – снова принимаюсь бормотать я. – Я не… Я не знаю, почему…
– Забудь, – отмахивается Джош.
Он тут же отворачивается от меня и принимается нарочито внимательно высматривать машину Брайана на огромной стоянке, но я вижу, что он просто не хочет смотреть на меня. И почему я не оставила свои дурацкие комплексы при себе?
На улице холодно, и я жалею, что не взяла с собой зимнее пальто. Впервые за время, проведенное вместе, Джош либо не замечает, что я дрожу, либо просто не хочет отдавать мне свой пиджак. Но он и не должен мне его отдавать. Я сама виновата, что оставила пальто дома, так как переволновалась из-за его появления.
– Извини, – снова говорю я.
Вместо ответа он лишь передергивает плечами.
– Ты все еще хочешь перекусить? – спрашиваю я после минутного молчания.
– Конечно. – Джош кажется удивленным. Он достает руки из карманов и скрещивает их на груди, а через минуту неловкого молчания опускает их и потирает шею. – И ты меня извини. Не стоило приводить тебя сюда. Не подумай, я хотел пойти вместе с тобой, – добавляет он быстро, – но знал, что будет отстойно. Так всегда бывает. Хотя не весь вечер был отстойным, – снова сбивается он. – Двадцать минут были фантастическими.