был активизм. «Нужно срочно создать комитет, организацию или штаб для централизации деятельности тех, кто готов присоединиться к протестующим», – заявила она. Её письмо побуждало читателей начать писать в конгресс, пока они не лишились своих жизней и имущества. В конце письма она привела свою любимую цитату из романа Синклера Льюиса: «Думаешь, такое у нас не может произойти? А оно уже происходит!»[104]. Письмо Рэнд так и не напечатали, но более известные корреспонденты в основном были согласны с ней. Законопроект Рузвельта, предвещавший катастрофу, который общественность сочла махинацией по расширению состава суда, с треском провалился в конгрессе, что воодушевило оппозицию. Влиятельный корреспондент Уолтер Липпман стал ещё одним критиком Рузвельта, бросавшим в президента дротики на страницах национальной прессы. В 1938 г. техасский конгрессмен Мартин Дайс начал расследование проникновения коммунистов в федеральное правительство и в итоге опубликовал список из более чем 500 имён сотрудников правительства, имевших отношение к коммунистам. Этот ход размыл границы между коммунистами, социалистами и либералами «Нового курса».
Однако казалось, что создать какую-либо эффективную оппозицию популярному президенту почти невозможно. Будучи богатым человеком, Рузвельт научился ловко высмеивать свою оппозицию и называть её сторонников карикатурными марионетками в руках богачей. Зачастую они были совсем не карикатурными. Одна организованная антирузвельтовская группа, «Американская лига свободы», действительно была тайной группой заговорщиков богатых бизнесменов, намеревавшихся вырвать контроль над правительством из рук народа. Несмотря на то что она несколько раз пыталась угодить народу, её основными финансовыми опорами были консерваторы семьи Дюпонов. Названная фашистской после появления информации о том, что некоторые её члены восхищались Муссолини и призывали к установлении в Америке диктатуры, «Американская лига свободы» перестала существовать спустя несколько лет после своего основания[105].
Даже несмотря на долгие размышления о вероломстве Рузвельта, Рэнд продолжала работать над другими проектами. По просьбе одного театрального продюсера она начала адаптировать «Мы, живые» для постановки под названием «Непокорённые»[106]. Когда Фрэнк работал на летних гастролях «Ночи 16 января», им обоим удалось провести несколько идеальных недель в Стонингтоне, штат Коннектикут. Там, в порыве вдохновения, Рэнд закончила рукопись повести объёмом менее ста страниц, которую она озаглавила «Гимн». И вновь Рэнд не постеснялась заимствовать идеи, сработавшие у других авторов. Работу над проектом она начала, прочитав в Saturday Evening Post короткий научно-фантастический рассказ «Место богов». «Гимн» вобрал в себя основные элементы этого рассказа, а также другой научно-фантастической литературы, и прежде всего романа Евгения Замятина «Мы», который выпускался самиздатом, когда Рэнд ещё жила в России[107]. В отличие от других работ, впрочем, сюжет романа Рэнд повествовал о созидающей силе индивида и разрушительной мощи государственного контроля.
Хотя действие и разворачивается в условиях обычного дистопического государства, «Гимн» Рэнд был её размышлением о коммунистической России в далёком будущем, когда не станет слова «Я». Повествование начинается с первой записи в тайном дневнике Равенства 7-2521: «Писать такое – грех», и продолжается от первого лица множественного числа, придавая роману почти библейскую звучность. По сюжету Равенство 7-2521 находит секретный тоннель, по которому может сбежать от своего коллективистского общества угнетателей, находит свою любовь – Свободу 5-3000 – и изобретает электричество. Но вместо того чтобы похвалить Равенство 7-2521 за изобретение лампочки, деспотичный Совет старейшин пытается убить его и уничтожить его изобретение. Влюблённые сбегают в лес, где Равенство вновь открывает для себя слово «Я».
«Гимн» стал важным отступлением Рэнд от её ранних работ, поскольку главный герой произведения – созидающий, продуктивный человек, а не отстранённый мизантроп. Рэнд перешла от реактивного изображения индивидуализма к более динамичному и позитивному воспеванию созидательности и самореализации человека. Основным источником её вдохновения были труды Фрэнка Ллойда Райта, чьё мастерство архитектора затмило преступления Уильяма Хикмана и Ивара Крюгера. Внедряя в повествование тематику технологии, открытия и изобретений, Рэнд расширяла свой кругозор, а также делала свои мысли о потенциально деструктивной природе государственного контроля более релевантными.
Странный стиль и дерзкое содержание «Гимна» едва ли привлекли интерес американских издательств, впрочем, это не помешало ему получить статус едкой притчи в Британии. Книга была выпущена в 1938 г. издательством Cassels, той же фирмой, что занималась распространением «Мы, живые» в Британии. Несмотря на изначально холодный приём критиков в Соединённых Штатах, Рэнд считала «Гимн» одним из своих любимых произведений. Несмотря на небольшой объём, оно было её одой индивидуализму, «заглавной песней, целью, единственной причиной, по которой я пишу»[108]. Это был хороший отдых от продолжения планирования её основного романа.
«Гимн», однако, не избавил её от «корчей». Вернувшись осенью 1937 г. в Нью-Йорк, Рэнд всё ещё не могла понять, каким должен быть сюжет её большого романа. Она не могла начать над ним работу, пока не будет готова структура повествования, но кусочки пазла истории упорно не хотели сходиться воедино и стать началом для романа. Чтобы сбежать от этого ощущения, она решила на добровольных началах поработать ассистентом известного нью-йоркского архитектора, модерниста Эли Жака Кана. Шесть месяцев она бесплатно трудилась в его бюро при условии, что о ней не узнает никто из сотрудников. Кан был польщён и приятно удивлён тем, что вызвал интерес начинающей писательницы, а Рэнд получала благодарности от него за тщательное упорядочивание его рабочих папок. Новую «сотрудницу» он взял под своё крыло, рассказывал ей истории о своей карьере и делился занимательными сплетнями о других известных архитекторах. В романе он появился под именем Гая Франкона – когда-то талантливого архитектора, а теперь безнадёжного карьериста.
Однажды утром Кан помог ей выйти из сложившегося творческого тупика, сказав, что самой большой проблемой для архитекторов всегда было жильё. Рэнд вспоминала: «Когда он сказал «жильё», у меня в голове будто что-то щёлкнуло, и я подумала: «Ну что ж, теперь есть политическая проблема и архитектурная; и все они подходят для моих целей»[109]. Обдумывая его слова за обедом, Рэнд быстро представила остальную часть истории. Питер Китинг будет пытаться заключить договор на постройку социального жилья. Он убедит Рорка, которым движет интеллектуальный вызов проблеме жилья, заняться проектом, сделать для него чертежи. Рорк согласится помочь, но при условии, что здание построят в точности таким, каким он его спроектирует. Когда же планы Рорка изменят, он уничтожит здание, демонстрируя таким образом мнение Рэнд относительно превосходства одинокого создателя над нуждами общества. Остальные персонажи будут действовать соответствующе. Тухи будет обвинять Рорка, Винанд попытается его защитить, Питер опозорится, а Доминик вернётся к нему.
Восторг Рэнд от центральной, объединяющей идеи постройки жилья показывал, насколько сильно изменилось её представление о том, каким должен был быть её роман. Начиналось всё с того, что это была абстрактная история о выдающемся человеке, борющемся с угнетающей толпой. Это был отголосок её одержимости чтением Ницше на ранних стадиях её творческого пути. «Гимн», где впервые Рэнд представила героя-триумфатора, ознаменовал важное для неё отступление от мрачных взглядов на возможности человека. Теперь её внимание к символической проблеме муниципального жилья, подходившей к теме её повествования и отражавшей её политические взгляды, означало, что Рэнд стала считать свой роман открыто политизированным. Изображение героя оставалось первостепенной задачей, но Рэнд перестала отрицать наличие более масштабных идей, которые можно извлечь из повествования.
Когда с сюжетом всё наконец стало понятно, Рэнд начала писать. Книга делилась на четыре части, в каждой из которых был основной персонаж. Начала она с «секонд-хендера» Питера Китинга. На протяжении первых трёх глав она переключалась между Китингом и Рорком, рассказывая об их совершенно разных жизненных путях, пролегавших через школу архитекторов и Стантонский технологический институт. Книга шла медленно и мучительно, но тем не менее это был прогресс.
Завершённые главы она продемонстрировала двум людям со стороны: своему литературному агенту и Фрэнку Ллойду Райту. Рэнд восхищалась Райтом, считала его настоящим гением и творцом, воплощением сверхчеловека, которого прославлял Ницше. Она была уверена в том, что он – её родственная душа и оценит то, что она написала. Но Райт, никогда прежде не слышавший о Рэнд, отправил присланные ему фрагменты назад с довольно грубой запиской, в которой дал Рэнд понять, что роман был написан неправдоподобно, потому что ни у одного архитектора не могло быть таких рыжих волос, как у Рорка. Рэнд это не смутило. Кан помог ей получить приглашение на торжественный банкет, где Райт выступал с речью. Она потратила три сотни долларов на подходящее к случаю чёрное вельветовое платье, туфли и накидку – роскошь, которая сильно ударила по её сбережениям. После формального знакомства Райн вновь резко отклонил её предложение. Рэнд попросту была очередным незнакомцем, желавшим обогатиться за счёт его известности[110].
Агент Рэнд Энн Уоткинс была более благосклонна. Она начала искать варианты, и в 1938 г. Рэнд поступило предложение от издательства Knopf. Рэнд полагалось 500 долларов после подписания контракта и ещё столько же по окончании работы над рукописью. В Knopf также пообещали сделать книгу Рэнд бестселлером, открыто говорить о том, что это одно из важнейших произведений сезона. Подвох был в том, что на завершение рукописи у Рэнд был всего год. Невыполнимая задача. Она писала так быстро, как только могла, но даже продление контракта не дало достаточного количества времени. В октябре 1940 г. Knopf расторгло договор