Такое тяготение к Рэнд было вполне обычным явлением для всех, кто попадал в её орбиту. Как и в случае с Ротбардом, Рэнд открыла Гринспену прежде неизвестный ему мир интеллектуальных сокровищ, «огромную вселенную, к восприятию которой я был до этого закрыт». До знакомства с Рэнд Гринспен был «интеллектуально ограниченным…»: «Я был талантливым мастером своего дела, не более». Под присмотром Рэнд он начал заглядывать за пределы сугубо эмпирических, основанных на точных расчётах подходов к экономике и начал рассуждать о «людях, их ценностях, их работе, что они делают и зачем, как работает ход их мыслей и почему». Научный руководитель по магистратуре Гринспена Артур Бернс был первым, кто посвятил его в идеи свободного рынка. Рэнд призывала пойти дальше и связать его экономические идеи с важнейшими вопросами человеческой жизни. Теперь он понял, что мораль и этика имеют рациональные структуры, которые можно проанализировать и осознать, как экономику или музыку, его основное пристрастие. Настроенный на принятие системы Рэнд благодаря своей преданности математической мысли, Гринспен вскоре стал убеждённым объективистом. Его друзья тут же заметили, как он изменился, когда начал сдабривать свою речь объективистскими словечками и рэндистским предписанием «проверь свои исходные данные»[330].
В отличие от остальных членов «Коллектива», которые были студентами, Гринспен выделялся как сформировавшийся профессионал, владевший успешным консалтинговым бизнесом. «Они обменивались знаниями, ведь он был экспертом»[331], – вспоминал один из их друзей. Его фирма Townsend-Greenspan брала огромные деньги за предоставление любых экономических консультаций, существовавших на рынке. Гринспен был известен тем, что умел хорошо ориентироваться в статистике, анализировать правительственные отчёты и получать последние сводки благодаря своим контактам в той или иной сфере. Рэнд обращалась к нему за информацией по металлургии и железнодорожной промышленности, используя полученные данные, чтобы добавить «Атланту» реализма. Они оба восхищались основами экономики: как ежедневно великое множество различных небольших процессов превращались в единое целое.
Позиция Леонарда Пейкоффа была более сомнительной. Он познакомился с Рэнд, когда навещал Барбару, свою старшую кузину, в Калифорнии. Их первая встреча была откровением. Раздосадованный тем, что его родители хотели, чтобы он изучал медицину, сферу деятельности не слишком для него привлекательную, Леонард спросил Рэнд, является ли Говард Рорк моралистом или практиком. Рэнд ответила, что и тем и тем, начав таким образом долгую философскую дискуссию о том, почему моральное и практическое было одним и тем же. Её ответ затрагивал непосредственно конфликт Пейкоффа «и открыл ему целый мир». Уходя, он думал: «Теперь всё в жизни будет по-другому. Если она есть, то возможно всё». В том же году он бросил медицину ради философии и перебрался в Нью-Йорк, чтобы быть поближе к Рэнд. Она принялась по-матерински опекать Леонюшу, одного из своих самых молодых поклонников. Периодически, впрочем, Пейкофф злил Рэнд, когда проявлял интерес к идеям, которые она не одобряла. Со временем, набравшись опыта, он стал для Рэнд пропуском в мир современной философии[332].
Рэнд не видела ничего необычного в желании её студентов проводить с ней каждый субботний вечер, несмотря на то что большинство из них были моложе Рэнд на 20, а то и больше лет. «Коллектив» дал Рэнд авторитет, которого она всегда хотела. Она инициировала и вела дискуссии, а те, кто принимал в них участие, всегда считались с её мнением. Это было иерархическое, расслоенное общество с Рэнд на самой вершине. За ней по статусу находился Нейтан, потом Барбара, а другие студенты меняли свой статус по мере развития отношений с Рэнд. Она внимательно наблюдала за расстановкой сил, с благосклонностью относилась к своим фаворитам и обсуждала свои предпочтения с Нейтаном и Барбарой. Поскольку разговоры крутились вокруг идей Рэнд для романа, который был ещё на стадии производства, «Коллектив» был ценным источником топлива для её творческих процессов; она могла отдохнуть от тягот писательской деятельности, не теряя при этом концентрации. «Коллектив» начал превращаться в герметично закрытый мир. И внутри этой замкнутой вселенной обстановка начала становиться опасной.
В 1954 г. Мюррей Ротбард первым взглянул на тёмную сторону «Коллектива». За многие годы после их первой встречи и сам Ротбард смог собрать вокруг себя компанию либертарианцев, посещавших семинары Мизеса, после которых они продолжали обсуждение до утра, часто в квартире Ротбарда. Энергичный, разносторонний и эрудированный Ротбард ослеплял своё окружение, состоявшее в основном из молодых людей, студентов Бронкской школы науки. Его организация называла себя «Круг Бастиа» в честь французского экономиста XIX в. Фредерика Бастиа, а своим лидером считала Ротбарда. Когда «Круг Бастиа» прознал, что он знаком со знаменитой Рэнд, все тоже захотели с ней увидеться. Ротбард неохотно согласился. Сначала он привёл в квартиру Рэнд двух студентов, а затем и всю ватагу.
Оба эти визита были «удручающими», как писал Ротбард в своём длинном письме Ричарду Корнуэллу. Ни прошедшее время, ни наличие новых людей не помогли. Рэнд ожесточённо спорила с Джорджем Рейсманом, одним из студентов его группы, подвергая его валу сарказма. Согласно Ротбарду, Рейсман был единственным, кто «осознал силу и ужас её позиции и личности». Остальные были околдованы Рэнд и жаждали большего с ней общения. Ротбард, впрочем, тайно чувствовал облегчение, потому что спор Рейсмана с Рэнд дал ему повод самому избежать общения с ней. Даже лучше: ему больше не придётся иметь дело с «Коллективом» – группой пассивных, зависимых людей, «слетавшихся к ней, как пчёлы на мёд»[333].
Рэнд произвела на Ротбарда плохое впечатление, но по-настоящему ужаснул его «Коллектив». «Манера их поведения подтверждает мой тезис о том, что принятие её системы – обречение своей души на катастрофу», – рапортовал он Корнуэллу. Последователи Рэнд были «почти безжизненными, лишёнными энтузиазма или искры и почти полностью зависимыми от Айн в плане интеллектуальной опоры». Недовольство Ротбарда «Коллективом» маскировало его смешанные чувства по отношению к Рэнд. В конце концов и сам Ротбард собрал вокруг себя группу студентов, для которых он также был авторитетом. Он свободно использовал слово «ученик» для обращения как к своим студентам, так и студентам Рэнд, которая не жаловала это слово. Некоторые из студентов Ротбарда действительно чувствовали притяжение Рэнд. Даже сам он позже признается, что чувствовал это. Много лет спустя, вспоминая эти времена, он скажет Рэнд: «Я почувствовал, что, если продолжу с тобой видеться, мою личность и независимость задавит твоя невероятная сила»[334]. Рэнд была отрицательной версией его самого, Свенгали-либертарианцем, соблазняющим молодых.
Свою эмоциональную неприязнь к Рэнд Ротбард подкреплял интеллектуальными разногласиями. Ко времени их второй встречи Ротбард уже почти закончил свою докторскую диссертацию и всё больше был уверен в своих идеях. Ричарду Корнуэллу он объяснял: «Моя позиция (готов поспорить, как и твоя) совсем не похожа на её». Сильная сторона системы Рэнд, говорил он, была в том, что в ней этика воспринималась как серьёзная область, в отличие от утилитаризма, позитивизма и прагматизма. По всей видимости, после первой их встречи Ротбард доверчиво признал её оригинальность. Теперь же он обнаружил, что «всё хорошее, что есть в системе Айн, совершенно не является её изобретением». Существовала целая традиция рациональной этики, и «Айн не единственный источник и обладатель рационального подхода и никогда не была единственной последовательницей Аристотеля»[335]. Кроме того, Ротбард полагал, что интерес Рэнд к свободе был лишь поверхностным. Несколько его учеников продолжали навещать Рэнд и однажды сказали, что, по мнению Рэнд, все коммунисты должны сидеть за решёткой. Они также посвятили Рэнд в ратбардовский анархизм и его идею о частной конкуренции среди судов и охранных агентств, которые могли бы заменить государственность. Рэнд сразу же ответила, что государство необходимо для сплочения общества. Для Ротбарда, анархиста, считавшего само существование государства безнравственным, всё это лишь подтверждало различия между ним и Рэнд.
Но серьёзней было то, что Ротбард, подвергнув систему Рэнд тщательному анализу, обнаружил, что она предполагает полное отрицание индивидуальности. Рэнд отрицает оба основных инстинкта, а также главенство эмоции, писал он Корнуэллу. На практике это означало, что «на самом деле она полностью отрицает индивидуальность!». Рэнд утверждала, что у всех людей одинаковые рациональные способности, говоря Ротбарду: «Я могла бы преуспеть в музыке так же, как в экономике, если бы приложила к этому усилия». Но он считал это утверждение сомнительным. Отметая значимость эмоций, допуская, что люди – лишь «наборы исходных данных», а затем, выделяя правильные рациональные отправные точки, которых должен придерживаться каждый, Рэнд делала индивидов взаимозаменяемыми. Поэтому Ротбард сделал колкое замечание: «Нет ни одной причины, по которой, например, Айн не должна спать с Нейтаном». Доказательство анализа Ротбарда заключалось в «Коллективе» – группе безжизненных служителей, которые пугали Ротбарда своей оцепенелой преданностью Рэнд[336].
Будучи харизматичной и доминирующей личностью, Рэнд начала систематизировать порядок действий. Ричард Корнуэлл был одним из первых, ощутивших нововведения. Ему нравилась определённость Рэнд, то чувство, когда у него «внезапно появлялся ответ практически на любой вопрос, который может прийти в голову». Его тянуло к Рэнд, но в то же время иногда она его беспокоила. Прорываясь через его кальвинистский панцирь, Рэнд пыталась проанализировать его психологически и задавала вопросы о сексуальности и чувствах. «Я думаю, она хотела помочь мне, я думаю… она хотела как-то помочь мне расслабиться на этот счёт», – вспоминал он позже. Но в то время он чувствовал себя «ужасно неловко». Очередное ожесточённое столкновение между ней и Мизесом разорвало их отношения. Рэнд спорила с Мизесом по поводу воинской повинности, которую Рэнд приравнивала к рабству. Мизес, с оглядкой на историю, утверждал, что только воинская повинность сможет предотвратить расцвет опасных армий наёмни