о. Один из поклонников отправил Рэнд откровенное послание: «Сегодня, когда я получил копию издания с «Всем заинтересованным лицам», я заплакал»[519]. Рационально упорядоченной вселенной, которую студенты NBI искали в Рэнд, пришёл конец.
Часть четвёртаяНаследие
В 1974 г. Алан Гринспен пригласил Айн и Фрэнка в Белый дом для присутствия при его приведении к присяге в качестве председателя Совета экономических консультантов президента Форда
Фото: Библиотека Джеральда Р. Форда
Глава девятаяОбычно всё начинается с Айн Рэнд
Потрясения 1968 г. для Рэнд были катастрофой, но принесли пользу многим её читателям. После она вернулась к частной жизни, появляясь на людях раз в год, чтобы произнести речь на Ford Hall Forum – мероприятии, которое прозвали «Объективистской Пасхой». Однако идеологической энергии, вобранной Рэнд и её последователями, было слишком много, чтобы пропасть из виду, как это стало с NBI. Его упразднение даже способствовало распространению идей объективизма, с которыми начали считаться, поскольку оно совпало с новой волной активности правых в кампусах. Когда молодые консерваторы начали мобилизовываться против всё более радикальных новых левых, идеи Рэнд стали богатым источником вдохновения и руководством к действию. И теперь, без диктатуры NBI, появилось много пространства для интерпретаций. Больше не являясь «изучающими объективизм», те, кому нравились идеи Рэнд, могли свободно называть себя объективистами или либертарианцами. Они могли следовать логике антиэтатизма вплоть до ставших популярными идей анархизма или, с оглядкой в сторону Рэнд, анархо-капитализма[520]. Труды Рэнд даже для их создателя были слишком сильными и слишком популярными, чтобы держать их в заточении и под контролем.
Освободившись, идеи Рэнд спровоцировали идеологический взрыв в правом крыле и привели к появлению независимого либертарианского движения. Новые либертарианцы гордо открещивались от традиционных консерваторов, которые, в свою очередь, приветствовали новое движение с тревогой. Временами, когда либертарианцы оживлённо говорили о революции, казалось, что у них больше общего с левыми, нежели с правыми. На короткий момент даже показалось, что либертарианство или анархизм станут новыми цветами в радуге новых левых идеологий[521]. Но поскольку Рэнд настолько глубоко укоренила в либертарианской субкультуре капитализм, этот потенциал так и не был до конца реализован. Вместо этого либертарианцы оставались ярыми сторониками свободного рынка и поборниками всех его последствий. Одним из самых ценных вкладов объективизма Рэнд была швартовка либертарианского движения с правой стороны политического спектра. В свою очередь либертарианцы активно поддерживали циркуляцию идей Рэнд на протяжении долгих лет после развала NBI. Рэнд не одобряла либертарианскую составляющую своих трудов, так и не признав, что её успех был соизмерим с потерей контроля. Объективизм, «Атлант расправил плечи», Джон Голт – ничто из этого больше не принадлежало исключительно Рэнд. Она выпустила их в свободное плавание по миру, так что теперь их судьбы больше не были связаны с её судьбой.
После катастрофы приоритетом Рэнд было запустить в производство оставшиеся номера «Объективиста», выпуск которых теперь опаздывал на пять месяцев. Больше всего её мысли занимал Нейтан и его предательство. Во время долгих философских дискуссий с остатками «Коллектива», в который входили Блюментали, Кальберманы и Леонард Пейкофф, Рэнд пыталась выявить причину морального разложения Нейтана, чтобы суметь разглядеть то зерно зла, что превратило его из верного друга в заклятого врага[522]. Рэнд делала всё, что могла, чтобы стереть прошлое: удаляла его имя из будущих изданий «Атланта» и прекратила публиковать его послесловия в своих научно-популярных трудах. Она сорвала его контракт с New American Library, своим издательством, отказавшись от передачи авторских прав на статьи «Объективиста», которые он собирался использовать, и убедив фирму расторгнуть договор после того, как он однажды не уложился в сроки. Вся эта деятельность была направлена на то, чтобы уничтожить его репутацию и не позволить зарабатывать на своих трудах.
Но было уже поздно. Нейтан был вне досягаемости. Он переехал в Лос-Анджелес вместе с Патрисией, и вскоре они поженились. Калифорнийским объективистам не было дела до нью-йоркского кризиса, и очень быстро его психотерапевтическая практика возобновилась с новой силой. Рэнд слишком сильно возвысила Нейтана среди своих читателей; теперь уже низвергнуть его ей просто не удастся. Кроме самых ортодоксальных сторонников, все сохранили интерес к его деятельности. В 1969 г. он нашёл другого издателя для «Психологии самооценки», давшей его карьере новый виток в качестве лидера движения в вопросах самооценки. В ранних трудах Нейтана ещё сильно прослеживалось влияние Рэнд, несмотря на фото обложки книги, на котором он возвышался над безголовой статуей крылатой богини. Со временем он научился брать от прошлого сотрудничества с Рэнд самое лучшее, отказавшись от многих её идей. Целью его Биоцентрического института было согласовать (что они с Рэнд никогда не пытались сделать) связи между умом и телом, сексуальностью и интеллектом[523]. Барбара Брэнден тоже перебралась в Калифорнию, но держалась поодаль от Нейтана. Никто из них не хотел воссоздавать тот мир, из которого они только что вырвались.
Фрэнк, ставший свидетелем катастрофического конца внебрачных отношений Рэнд, стал основным источником утешения для неё. Как только их с Нейтаном интрижка завершилась, она вновь начала ценить своего мужа. В мае 1968 г. она написала предисловие к новому изданию «Источника» в честь 25-й годовщины выхода книги, в котором пела ему хвалебные песни. «Фрэнк давал силы»[524], – писала она, рассказывая о его поддержке в самые тёмные времена её писательской деятельности. Осознание ею достоинств Фрэнка пришло только в тот момент, когда он начал утрачивать связь с реальностью. Его состояние ухудшалось на протяжении нескольких лет, а когда всё вернулось на круги своя, то стало понятно, что он начал страдать от деменции. В начале 1970-х гг. он перестал выходить из дома и больше не был способен посещать галереи или принимать участие в художественных кружках. Твёрдо убеждённая в силе свободы воли и рациональности, Рэнд силилась понять природу ухудшающегося состояния Фрэнка. Она тщетно пыталась пробиться через его запутанность с помощью долгих рациональных рассуждений. Когда он больше не мог разговаривать, она спросила врача, можно ли его как-то вновь научить говорить с помощью психологических приёмов. Его потребность в уходе пробудила в Рэнд материнские чувства, и она стала суетиться и волноваться от каждого его движения. После почти 50 лет брака Рэнд по-прежнему любила своего мужа или оставшуюся от него физическую оболочку[525].
Кроме того, Рэнд подбадривали неизменная преданность и внимание Леонарда Пейкоффа, одного из последних, кто остался в её ближайшем окружении ещё задолго до «Атланта». В золотое время объективизма Леонард был ценным, но определённо второплановым членом «Коллектива». Воодушевлённый новой должностью профессора философии в Бруклинском политехническом институте, он стал преемником Нейтана. Отрывки из его рукописи «Зловещие параллели», в которой он сравнивал нацистскую Германию и современную Америку, публиковались на страницах «Объективиста», где ранее были работы Нейтана, а кроме того, он начал проводить частные курсы по объективизму. Их с Рэнд слишком утомило восстановление NBI, а потому курсы не записывались на плёнку, а проводились очно. От слушателей требовалось подписать соглашение о том, что они не будут иметь дел с Нейтаном или Барбарой Брэнденами. В итоге «Объективист» стал рекламировать небольшие курсы, которые проводили оставшиеся партнёры Рэнд. Некоторые курсы также записывали, но уровень интереса к ним никогда не был таким же, как при NBI. Из-за проступков Нейтана у Рэнд больше не было желания популяризировать свою работу.
Первая опубликованная нехудожественная работа Рэнд задала тенденцию, которой её поклонники будут следовать в течение последующего десятилетия.
Она ограничила круг своих учеников, в основном состоявший из студентов, изучавших философию. Особенно большой интерес они проявляли к теории концепций Рэнд, изложенной ею в одном из номеров «Объективиста» в 1967 г., в 1979 г. она будет опубликована как «Введение в объективистскую эпистемологию». На этих малых курсах Рэнд часто рассуждала на темы, о которых никогда не писала, развивая таким образом «устную традицию» объективизма с помощью тех, кто остался после распада более крупного движения. Её лекции и дополнения Пейкоффа обеспечили плодородной почвой будущих объективистских философов, однако письменных работ у Рэнд было не так много. В 1971 г. она выпустила две последние нехудожественные книги: «Новые левые: антипромышленная революция» и «Манифест романтизма», обе были сборниками ранее опубликованных статей[526].
Во внешнем мире объективизм значительно подорвал авторитет Рэнд. Через год после расставания с Брэнденами количество подписок на «Объективиста» резко сократилось: с 20 до 14 тыс. Зайдя в вакуум, предприимчивые последователи Рэнд начали переосмыслять её философию в пользу собственных интересов. Объективизм всегда был больше, чем NBI, поскольку институт часто отгонял от себя потенциальных студентов. Энн Уортам была преданной читательницей Рэнд на момент посещения NBI в Нью-Йорке, но разочаровалась в «больших шишках» на сцене и в самой Рэнд, которая «казалась неприветливой, категоричной, властной, далёкой от той доброжелательной жизни, о которой она так красноречиво писала». Несмотря на то что Уортам так и не записалась на занятия NBI, она продолжала с объективизмом «личные» отношения, чтобы определиться с направлением её дальнейшей научной работы по социологии