[561]. Это был мастерски написанный текст, ставший одним из любимых самой Рэнд.
Читая её отчёт, Джером Таккилл не верил своим глазам. В «Рациональном индивидуалисте» он спрашивал: «Неужели Айн Рэнд стала частью системы в новой роли «придворного интеллектуала?» По мнению Таккилла, НАСА было кучкой «бандитов, распоряжавшихся миллиардами долларов, украденных у налогоплательщиков, возможно, «рациональных» бандитов, стремившихся совершать величайшие технические подвиги, но тем не менее бандитов»[562]. Либертарианцы могли смириться с тем, что Рэнд поддерживала ограниченную функциональность правительства, но из-за похвал деятельности НАСА её антиэтатизм начал казаться надуманным, тем, что можно проигнорировать, когда это удобно. К тому же эта статья не была единственной. «Аполлон-11» стал вдохновением, духом времени, по мнению Рэнд, которая ещё несколько лет раз за разом будет упоминать о запуске ракеты.
Что либертарные критики упустили из виду касательно «лунной поездки», так это то, что восторг Рэнд от «Аполлона-11» был связан с её постоянным беспокойством о регрессе Соединённых Штатов до уровня Петрограда приблизительно 1920 г. Её страхи оживились благодаря появлению движения за защиту окружающей среды, которое она расценивала как жестокий атавизм, затягивавший человечество в каменный век. На своём выступлении в Ford Hall Forum в 1970 г. она раскритиковала экологизм, назвав его «антипромышленной революцией». Она представляла себе мрачное будущее, когда каждый представитель среднего класса будет по утрам заваривать себе кофе на газовой плите, потому что электрические кофейники будут запрещены, и по два с половиной часа будут кататься на городских автобусах, потому что машины теперь тоже находятся под запретом. «Жёны будут каждый день стирать подгузники вручную так же, как и все остальные вещи, так же вручную мыть посуду – всё вручную, потому что не будет такой потакающей эгоизму роскоши, как стиральные или посудомоечные машины». Как обычно, Рэнд не была готова принять ценности этого политического движения такими, какие они есть, потому что была уверена в наличии тайного плана, лежащего в его основе. «Чистый воздух не является для экологистов ни проблемой, ни целью… Любители природы хотят уничтожить технологии и не допустить прогресса», – уверяла она своих слушателей[563].
По мнению Рэнд, природа не была чем-то доброжелательным, это – стихия, которую должен сдерживать человеческий разум. Петроград при коммунистах попал в эту стихию и из цитадели европейской культуры превратился в голодный город, где каждый день приходилось бороться за выживание. Теперь же казалось, что экологисты усомнились в базовых достижениях индустриализации и торговли, открытиях, возносивших человека над зверем. Коллективисты, которые раньше концентрировали свои силы на борьбе с неравенством и несправедливостью, «теперь осуждали капитализм за изобилие». В таком контексте «Аполлон-11» был для Рэнд лучом надежды; она воздавала хвалу не силам государства, но чудесам технологий и человеческим достижениям[564].
Рэнд упустила тот факт, что экологизм был очередной философской площадкой, отчасти вдохновлённой её трудами. Она неустанно твердила о том, что историки называли «консервационным экологизмом», означавшим, что технологии опасны, а прогресс недопустим. Но была и другая грань экологического движения, сторонники которой обнаружили, что Рэнд одобряет инновации и силу рынков. Прагматический или культурный экологизм своей целью поставил изобретения и инновации как средства решения проблем окружающей среды. Важной составляющей этого движения был «Каталог всей Земли» (Whole Earth Catalog) – сборник по выживанию для хиппи и техногиков. «Мы – как боги и можем стать на них похожими ещё больше», – гласил каталог, взяв неопределённо либертарно окрашенную ноту, выступая в поддержку «сферы внутренних, личных сил» и «сил индивида». То, что Стюарт Брэнд, создатель каталога, считал Рэнд великой мыслительницей, не вызывало удивления[565].
В 1968 г. Брэнд отметил в своём дневнике: «Я вновь читаю «Атланта», но уже на другом уровне – следя за собой, но в основном позволяя принципам оседать в моём разуме». Он возвращался к идеям Рэнд в периоды глубоких раздумий, которые он поддерживал почти ежедневным приёмом закиси азота. Более месяца в его журнале публиковались различные отсылки к Рэнд, а также прослеживалось влияние её философии, которое ни с чем нельзя было спутать. После разговора с Артуром Кёстлером об абстрактном и эмоциональном мышлении он написал: «Не разделяй, лучше соединяй. Тогда твоим абстрактным идеям составят компанию радость от эмоций и т. д. Звучит как у Айн Рэнд»[566]. В последнем номере Whole Earth Catalog, ставшем культурной классикой и разошедшемся тиражом более миллиона экземпляров, а также получившем Национальную книжную премию, Брэнд напечатал загадочную однострочную рецензию на «Атланта»: «В несуразном романе есть нечто блестящее», – после которой следовал небольшой отрывок из книги. Умение Брэнда свободно смешивать идеи Рэнд с футуристичными тематиками вроде колонизации Луны предзнаменовало зарождение культуры киберпространства, которая изначально имела либертарный характер[567].
Наблюдая за новым движением 1970-х, феминизмом, настрой Рэнд был таким же скептическим. Как и феминистки, Рэнд всегда считала очень важным оплачиваемый профессиональный труд как для мужчин, так и для женщин, а её протофеминистские героини отвергали традиционные роли женщин. Кроме того, она была против каких бы то ни было законодательных запретов на аборты, называя их «моральным правом, которое должна оставлять за собой любая женщина». Когда штат Нью-Йорк стал рассматривать возможности по либерализации законов об абортах, Рэнд вырвалась из своей обычной позиции отстранённого аналитика и с помощью «Объективиста» стала призывать читателей писать письма в поддержку предлагаемых поправок. Формирование движения «за жизнь» поразило Рэнд. «У эмбриона нет прав», – утверждала она. Принцип был прост: запрет абортов был безнравственен, потому что наделял большей важностью потенциальную жизнь за счёт актуальной. Крайне важным было, чтобы женщины могли выбрать, когда становиться матерью и становиться ли ею вообще[568].
Несмотря на общую политическую площадку, Рэнд считала феминистское движение совершенно безосновательным. В статье от 1971 г. «Эпоха зависти» она заявила: «Каждая инициативная группа выдвигает полуправдоподобные жалобы или находит предлоги для жалоб в качестве оправдания своего существования. У движения за права женщин нет ни того, ни другого». По мнению Рэнд, феминизм был просто-напросто очередной формой коллективизма, вариацией марксизма, заменившей пролетариат на женщин, новоизобретённую группу угнетённых[569]. Доказательством этому был призыв сторонников феминизма к тому, чтобы правительство исправило ситуацию с дискриминацией, хотя проблему создало не оно. Она писала: «Суждение о том, что место женщины – в доме… это древнее, примитивное зло, которое поддерживается и охраняется женщинами в той же степени, что и мужчинами». Рэнд больше всего злило то, что феминизм, с её точки зрения, был позицией, основанной на слабости, восстанием «против силы как таковой, возглавляемым теми, кто не пытается и даже не намеревается развить её». Участники феминистского движения ставили свой пол выше индивидуальности и ума и ожидали, что добьются незаслуженного успеха благодаря правительственным квотам и введению новых правил. Кроме того, Рэнд питала к феминисткам личную неприязнь: «Неряшливые, грязные, рассеянные девки, топчущие улицы»[570]. Феминистки напоминали ей Товарища Соню, импульсивную маскулинную коммунистку из «Мы, живые».
Рэнд прокладывала свой путь, отличный от консервативного движения в целом.
В ответ Рэнд подверглась критике со стороны Сьюзан Браунмиллер, которая называла её «предательницей своего пола» в своей классической феминистической книге «Против нашей воли: мужчины, женщины и изнасилование». Браунмиллер считала Рэнд наряду с психологами Хелен Дойч и Карен Хорни женщинами, потакавшими «мужской идеологии насилия». Она утверждала, что в знаменитой сцене изнасилования из «Источника» при помощи образа Доминик «романтизировалась» жертва насилия, наслаждавшаяся нападением Рорка на неё. Изображая изнасилование как «великую страсть», Рэнд представила сексуальное насилие в нереалистичном свете и выдвинула опасную мысль о том, что женщины хотят, чтобы их изнасиловали. Хуже всего было то, что Рэнд даже могла убедить других женщин в романтичности изнасилования. Браунмиллер вспоминала: «Источник» взбудоражил мою девственную натуру 20 лет назад и может продолжать оказывать то же влияние на школьниц и сегодня»[571]. Когда Браунмиллер пошла в библиотеку, чтобы взять новый роман Рэнд, её обескуражило то, что другие читатели отметили номера страниц с изнасилованием. Как и консерваторы из National Review, Браунмиллер считала труды Рэнд как привлекательными, так и идеологически опасными.
Один представитель журнала «Ms.» предупреждал женщин о влиянии Рэнд, называя её труды «хороше-злыми». В «Ms.» отмечали, что призыв Рэнд к эгоизму и независимости может закономерно понравиться женщинам, которых учили, что нужно всегда ставить других превыше себя. На самом же деле её произведение отражало соблазнительную и деструктивную фантазию: «Сильная, властная женщина подчиняется ещё более сильному и властному мужчине… Независимая женщина, чтобы сохранить свою целостность, должна сдаться мужчине, который сильнее её»