Какой жизненной философии и политической теории вы придерживаетесь?
Я считаю себя либерально-консервативным социалистом, откуда следует, что я стремлюсь быть весьма прагматичным. Мой отец был социалистом. Он перевел Das Kapital Карла Маркса на шведский язык. Какое-то время он был премьер-министром Швеции как социалист марксистского толка[118]. Поэтому я вырос в семье социалиста, и моя мать была христианкой. В известной степени я согласен с Айн Рэнд, и потому никаких проблем с ее лекциями в рамках моего курса у меня не возникало.
Вы сказали, что не встречали женщины более умной, чем она. Пожалуйста, поясните свою мысль.
Во-первых, все начиналось с того, как она смотрела на тебя — словно умела читать твои мысли и понимала, что ты ловчишь и стараешься увильнуть. Думаю, что она обладала столь развитым интеллектом, что подчас казалась буквально ясновидящей. Она видела все насквозь. Она была очень внимательной, очень сконцентрированной. Я никогда не встречал столь блестящей личности.
Случилось ли кому-то из ваших студентов развить ее идеи?
Да, я знаю одного, который писал книги и, на мой взгляд, находился под ее сильным влиянием.
Какую цель преследовала мисс Рэнд в этих долгих беседах с вами?
Не знаю. Я рассказал ей о политических взглядах своего отца, и на мой взгляд, они ей не понравились. Он был социалистом, и она не могла с этим смириться. С ее точки зрения это было неправильно. Неправильно. Она ненавидела коллективизм.
И вы не приняли ее точку зрения?
Нет, не принял. Я уже говорил, что скорее являюсь прагматиком. И не хочу, чтобы меня уговаривали принять ту или иную философию.
Беседы с ней доставляли вам удовольствие?
О да! Она мне очень нравилась. Она была очень дружелюбной, очень открытой. Моя жена считает ее холодной. Возможно, что в своем мышлении она действительно была холодной, однако она была очень дружелюбной и открытой. Но без панибратства. Мы обменивались рукопожатиями. Я сохранил о ней только самую хорошую память.
Она повлияла на ваши воззрения?
Да, — в той степени, насколько я был готов прислушиваться к ней.
Она не пыталась «обратить» вас в свою веру?
Нет, вовсе нет, однако она понимала, что оказавшись среди молодых и впечатлительных студентов, может научить их мыслить самостоятельно и предоставить им своего рода протекцию. В то время в обществе существовал избыток либерализма и левизны, особенно в академических кругах.
Вы дискутировали с ней?
Нет, я не считал себя обязанным это делать. Я хотел, чтобы она получила возможность в полноте изложить собственную философию, так чтобы студенты поняли ее. Конечно, двух лекций было для этого слишком мало.
Не обнаруживались ли в ваших группах враждебно настроенные по отношению к ней студенты?
Нет, она умела привлечь к себе их интерес и внимание, так что не думаю, чтобы кто-то задавал ей враждебные вопросы или критиковал.
Она читала вашим группам лекции, или ее занятия превращались в обсуждения?
Это были лекции. Верите или нет, но я не делал никаких конспектов. Должно быть, она настолько увлекла меня, что я просто сидел и слушал.
Как долго продолжались эти лекции?
Пятьдесят минут перед сорока или пятьюдесятью студентами.
Какую тему развивала мисс Рэнд во второй лекции?
Это была группа, специализировавшаяся на международных отношениях, и она читала лекцию о коммунизме и его пороках, a также о достоинствах капитализма и свободного предпринимательства.
Она упоминала о своем прошлом, проведенном в Советском Союзе?
Нет, только сказала, что, покидая Советский Союз, не думала, что он просуществует так долго, но с ним все равно надлежит бороться по всем фронтам.
Что она говорила вашим студентам о коммунизме?
В первую очередь она обозначила и определила его как тоталитарную диктатуру в исполнении Сталина, порожденную Манифестом коммунистической партии Карла Маркса и Энгельса. Она считала коммунизм бесчеловечной системой.
Какие вопросы задавали ей студенты?
Думаю, многие из них были связаны с академической свободой. Как совместить ее и борьбу с коммунизмом? То есть с одной стороны, она говорила всякие демократические вещи и поддерживала свободу слова и все такое, но с другой стороны, исповедовала одну-единственную истину, имя которой индивидуализм.
А что еще она говорила об истории или затронутых ею знаменитых исторических событиях?
Она обсуждала Манифест коммунистической партии и европейские революции. В истории и, конечно же, в основах коммунизма она чувствовала себя как дома.
Она была хорошей преподавательницей?
Великолепной. В мои группы приходило много лекторов, но она, наверно, была одной из самых лучших. Она владела фактами. И очевидно знала свою тему. А также создавала впечатление того, что знает, о чем говорит.
Пользовались ли вы при преподавании какими-нибудь текстами мисс Рэнд?
После ее лекций я обсуждал Источник и индивидуализм, и студенты много спорили о том, нравственны ли поступки Говарда Рорка.
Надо полагать, что у вас были фотографии мисс Рэнд, снятые на территории колледжа.
Снимки делал в аудитории наш фотограф. Кажется, кто-то из Колледж таймс брал у нее интервью, после чего оно появилось в газете с фотографией.
Как закончились ваши отношения с мисс Рэнд?
Очень по-дружески. Кажется, мы распростились в ее доме, когда она сказала нам, что собирается перебраться в Нью-Йорк. И я совершенно уверен в том, что никаких взаимных обещаний поддерживать контакты или чего-то подобного мы не делали. Не мое это было дело. Наши отношения были чисто профессиональными, так сказать, представляли собой чисто деловое знакомство.
Каким в начале 1950-х было отношение к Айн Рэнд в научной среде?
Ну, тогда среди ученых было мало либералов, а воззрения Айн Рэнд можно считать экстремистскими, так что едва ли ее всерьез воспринимали в качестве политического философа. На мой взгляд, в научных кругах в ней видели прежде всего литератора, автора Источника. В свободное время я поговорил о ней со своими коллегами и сказал, что она произвела на меня чрезвычайно глубокое впечатление. И они захотели узнать о ней побольше.
Ричард Л. Филлипс
Ричард Л. Филлипс, поклонник Источника, посетил мисс Рэнд в 1951 году.
Дата интервью: 23 июля 1998 года.
Скотт Макконнелл:Каким образом вы встретились с мисс Рэнд?
Ричард Л. Филлипс: Мой друг через издателя послал ей письмо и получил чрезвычайно теплый ответ с домашним адресом в Чатсворте, Калифорния. Это было в 1951 году, мне предстоял призыв, и я решил побывать в Калифорнии, прежде чем идти в армию. Первым делом мне захотелось увидеть построенный Ричардом Нойтрой дом, в котором она жила. Я читал об этом здании и видел его фотографии в архитектурном журнале, поэтому мы с кузиной поехали туда, нашли этот дом, и я сказал кузине: «Давай-ка подъедем поближе, чтобы можно было повнимательнее рассмотреть его». Вблизи никого не было, и мы рассчитывали проехать к дому по подъездной дороге и тут же выехать. Но как только мы въехали на нее, появился какой-то мужчина, с виду садовник, и спросил, что нам нужно. Я очень коротко сообщил ему о наших намерениях, и он ответил, что «обыкновенно она в это время работает, но сейчас разговаривает со своими друзьями по телефону, так как президент Трумэн только что объявил об увольнении генерала Макартура»[119].
«Садовник» оказался Фрэнком O’Коннором. Он сказал: «Позвольте мне спросить, примет ли она вас», — и через несколько минут пригласил нас в дом. Она спустилась со второго этажа, и мы начали разговор. Поначалу она держалась несколько настороженно и пыталась получить наш ответ на свои вопросы: «Кто вы такие?» и «Чем вас заинтересовал Источник?» Словом, она спросила меня о том, почему меня заинтересовала эта книга. Вполне очевидно, что люди могут интересоваться этим романом по совершенно разным причинам, и, судя по тому, что после всех моих слов она, так сказать, расслабилась, села и облегченно вздохнула, значит, поняла, что со мной можно говорить.
И что же вы ей говорили?
Мне понравились заложенные в книгу идеи: о том, что личность свободна и не скована правилами и условностями общества, мне понравился сам интеллектуальный настрой этой книги. Мы сидя проговорили три или четыре часа, дело уже близилось к вечеру, и моя кузина, просидевшая все это время так и не раскрыв рот, явно начинала нервничать, потому что дома у нее оставались нуждавшиеся в присмотре дети. И Рэнд сказала: кажется, вам пора ехать, однако мы не закончили еще нашу беседу. Можете ли вы приехать еще раз? — Я ответил: конечно, и мы договорились встретиться через пару дней. Кузина снова привезла меня к дому, так что мне удалось проговорить с ней еще два часа.
А не можете ли вы вспомнить тему разговора?
Она долго говорила об отставке Макартура, и я заметил, что наше восприятие этого шага различается. Я полагал, что наше правительство имеет гражданский, а не военный характер[120].
И что же она говорила о Макартуре?
Она считала этот шаг Трумэна несвоевременным, так как Макартур знал, как выиграть войну в Корее.
Она говорила вам о Макартуре что-нибудь еще?
Ну, только то, что он был великим человеком… Обычные в таких случаях вещи.
Расскажите, какое впечатление составилось у вас о мистере О’Конноре?
Очень тихий, но очень сильный человек. Он буквально испускал электричество, и некоторые ее описания Говарда Рорка, безусловно, навеяны O’Коннором — мужчиной абсолютно свободным, но одновременно по-кошачьи готовым к прыжку. Такой может