Как мне кажется, он был вполне доволен их образом жизни, да и собственной прожитой жизнью. Им обоим нравилось жить в Калифорнии. Мне кажется, он тосковал по Калифорнии больше, чем она, но пытался приспособиться к Нью-Йорку. Он знал Нью-Йорк лучше нее, а она любила сидеть дома и заниматься разными своими делами. Ей нравилась сама мысль, что она живет в Нью-Йорке, а ему нравилось бродить по городу.
У него были конкретные объекты прогулок?
Нет. Думаю, что он просто проходил квартал за кварталом. Или ходил на Вест-Сайд или Ист-Сайд, потому что мы жили более-менее в центре[319].
Находясь с мисс Рэнд, вы играли с ней в какие-нибудь игры, слушали музыку, смотрели телевизор?
Иногда смотрели телевизор, но мне не нравились те передачи, которые она предпочитала. Она любила тайны и детективы — а все эти убийства и поиски преступников меня не занимают. Мы проводили вместе не слишком много времени, если не считать прогулок, когда она предпочитала помалкивать. Она не любила говорить на ходу.
Был ли у нее какой-нибудь особый маршрут или здание, к которому она любила приходить?
Она любила Манхэттен. Ей нравился строительный прогресс. Действительно, Манхэттен имеет несколько футуристический облик, но с моей точки зрения, в нем нет святости. Можно заблудиться среди этих высотных домов, все они такие безликие. Но она любила Манхэттен как таковой, и здания и все прочее. Когда мы гуляли, она опиралась на мою руку, а в свои последние дни она ходила очень медленно, и мы шли молча. Мы возвращались к дому и поднимались по лестнице, на этом прогулка заканчивалась.
Когда вы стали называть мисс Рэнд по имени?
После ее болезни, когда она поправилась, мы несколько сблизились, и она попросила меня называть ее «Айн».
Это было для вас неожиданностью?
И да, и нет. Потому что две женщины, особенно если учесть, что именно мне приходилось делать для нее, могут перейти на такой уровень отношений. Но я никогда не называла ее «Айн» перед другими людьми.
А как вы обращались к мистеру O’Коннору?
Всегда по имени — Фрэнк.
Какое влияние, по вашему мнению, мистер О’Коннор оказывал на Айн Рэнд?
Не знаю, что сказать по этому поводу, скажу только, что он производил уют в ее жизни. Он составлял ту часть ее жизни, в которую она попадала, когда кончала писать. Заканчивая работу, она погружалась в нее, приходила к нему, отгораживалась от внешнего мира, и они были счастливы вместе.
Поэтому она так быстро сдалась и впала в депрессию после его смерти. Она настолько привыкла к тому, что не одна на белом свете, что у нее есть пара, что не сумела жить без него. Они были настолько близки, что их невозможно разделить даже теперь. И вопреки тому, что иногда пишут о них, я не могу представить этих двоих людей не такими, какими они были для меня все эти долгие годы.
Опишите Рэнд и Фрэнка О’Коннора вместе.
Они были хороши друг с другом; они были хороши вместе. И еще одно, не в порядке описания, но как наблюдение: они не были христианами. Они были неверующими, но как муж и жена ладили лучше некоторых известных мне христиан. Будучи атеистами, они усматривали в своем браке нечто большее, чем обычные христиане. Фрэнк и Айн образовывали очень счастливую и правильную пару. Я знаю, во что превратился брак в наше время, но эти двое, не веровавшие в вечную жизнь, были счастливы вместе.
А случались ли у мистера O’Коннора и мисс Рэнд какие-нибудь конфликты, споры и разногласия?
Не слышала, чтобы такое случалось до меня или при мне.
Делилась ли она когда-нибудь с вами личными подробностями своей жизни с Фрэнком O’Коннором?
Да; она называла его главной любовью своей жизни. И они действительно очень заботились друг о друге. Еще я знаю, что она не любила детей. Ну не то чтобы они были неприятны ей с вида, просто она не хотела видеть в них часть своей жизни.
Потом я подозреваю, что цель, которую она ставила себе в жизни, заключалась в том, чтобы делать только то, что ей хочется. Она хотела писать. Она хотела заносить свои чувства на бумагу. Уже не помню, как они там познакомились, но кажется, она называла эту встречу самой замечательной в своей жизни.
Между ними не случалось никаких трений, a это всегда хорошо, когда люди счастливо живут в браке, и между ними не бывает никаких разногласий. Когда никто никого не обвиняет, не подковыривает и тому подобное. Они всегда держались спокойно и сдержанно. Однако я думаю, что он был очень умным человеком и умел самыми разными способами показать ей свою любовь. Не уверена в том, что она вполне понимала его в этом отношении. Даже в тех случаях, когда он сердился. Он никогда не говорил об этом вслух. Но я видела, когда он бывал чем-то недоволен. Я видела это по выражению на его лице.
Вы обменивались с O’Коннорами подарками на Рождество?
Нет. Я пекла им пироги. Делала то, чего не должна была делать, но они всегда делали мне подарки.
Как они праздновали свои дни рождения?
Никаких пышных празднеств. Иногда они выбирались куда-то поесть, но в большинстве случаев я делала для них что-нибудь вкусненькое, чем дело и заканчивалось. Я не замечала никаких открыток, подарков и так далее.
Помните ли вы какие-нибудь выдающиеся события в жизни мисс Рэнд, происходившие во время вашей работы у нее?
Хотите верьте, хотите нет, — не помню. Видите ли, она вела тихую и замкнутую жизнь. И всю свою энергию расходовала на литературные труды. Поэтому, проведя целый рабочий день в своем кабинете, она уже ничего такого особенного не хотела. Она ужинала, я уходила, и она расслаблялась, слушала музыку или иногда, очень редко, они смотрели телепередачу в ее комнате. Там стоял хороший и большой телевизор. Она любила Перри Мейсона и тому подобные передачи.
Вы говорили, что Айн Рэнд повлияла на вас? Каким образом?
Она была очень прямым человеком, и я каким-то образом подстраивалась под нее. Она всегда отвечала с полной искренностью. И никогда не виляла. Честно говорила, что думает.
Вы никогда не видели, чтобы она предавала собственные идеи?
Нет.
Она понимала свое место в истории?
Думаю, что да. Она никогда не говорила об этом, но от нее часто можно было услышать, что она надеется на то, что сумеет повлиять на будущие поколения.
Я знаю, что христианство занимает в вашей жизни очень большое место. Случалось ли вам говорить или спорить с мисс Рэнд по поводу религии и атеизма?
Когда я начала понимать положение дел, то была по-настоящему потрясена. Потому что если я всеми корнями своей души христианка, то она была убежденнейшей атеисткой. Изменить ее не могло ничто. Абсолютно ничто. Собственные убеждения она исповедовала с такой страстью, что переубедить ее было невозможно. Это произвело на меня впечатление. После операции я заметила, какой ранимой она стала — плоть слаба… наша плоть является самой уязвимой частью нашего существа, и я видела, какой эффект произвела на нее эта раковая хирургия. Мне было по-настоящему жаль ее. Она сделалась для меня человечной, такой, о которой можно заботиться. Она была слаба как ребенок. И какое-то время полностью и во всем зависела единственно от меня.
Как она воспринимала ваши разговоры о христианстве?
Хотя я была в целом разочарована в ней, кое-что меня все-таки восхищало, в частности то, что она никогда не отвергала христианство. Не бросала никаких камней. Она слушала меня и уважала мою веру. Тем не менее, давая понять, что ее никаким способом не заставишь верить в Бога: «Кто такой Бог? Его не существует».
Я десять лет рассказывала Айн Рэнд о своих религиозных убеждениях и даже пыталась обратить ее. Она не соглашалась со мной. Она слушала меня с большим вниманием, однако я так и не сумела убедить ее, потому что она была такой, какой была. Прирожденной атеисткой.
К какому христианскому исповеданию вы принадлежите?
Евангелическому. Я посещаю церковь Кущей. А до того ходила в церковь, именуемую британцами англиканской, здесь ее зовут епископальной.
Вы рассказывали мисс Рэнд об изменении?
Через двенадцать лет работы у них я сделалась евангелисткой и стала рассказывать ей о Боге и даже пытаться обратить в свою веру. И она сказала: ты стала по-другому говорить о Боге… более убедительно.
Что она хотела этим сказать?
Я всегда посещала церковь, будь то англиканская или епископальная. Ходила и все. Я жила в Бруклине и в течение двух лет каждое воскресенье ходила по Манхэттену, разыскивая церковь. Я побывала в нескольких церквях, но так и не сумела найти такой, какой искала, а потом вдруг в Бруклине наткнулась на церковь, именуемую «Бруклинские евангелические кущи»[320]. И когда я пришла туда в первый раз, я поняла, что это мое, что я дома.
Должно быть, вы были очень крепки в своей вере, раз мисс Рэнд не смогла уговорить вас отказаться от нее?
Она не пыталась сделать это. Мы часто говорили на эту тему. Она рассказывала мне, во что верит, и мы спорили. Это я пыталась обратить ее, но она даже не пробовала этого.
И что же она делала?
Она говорила мне, что в Бога не верит, что такова природа атеизма. Она была убеждена в том, что существование личности оканчивается со смертью, что память умирает. Потусторонней жизни не существует. Она была совершенно уверена в этом, а я была совершенно уверена в обратном. Мы разговаривали об этом; мы часто спорили, особенно в последние несколько лет перед ее смертью. Она с большим уважением относилась к моей вере.
Давайте вернемся к смерти мисс Рэнд. Сопровождали ли ее какие-нибудь особые обстоятельства?
Это было медленное угасание. Люди не поверят мне, однако можно заставить себя умереть. Она не имела желания жить, и ей это было несложно. После того как я вернулась с Барбадоса, где гостила у своих родственников — я не знала, что она находится в таком плохом состоянии — я каждый день была у нее в госпитале. Договоренность была такая, что я буду продолжать работать на нее в госпитале, потому что у нее не было более близкого человека, чем я. Потом оказалось, что жить ей остается недолго, и доктора сказали, что она может вернуться домой, если за ней будет хороший уход.