— Искренне надеюсь, что не причинил ущерба жизненно важным частям вашего тела.
— Если вы о моей будущей сексуальной жизни, то я опасаюсь худшего.
— Сочувствую, мисс Ройял. — Слова Сандекера прозвучали не слишком убедительно. Он поставил ящики на стол и снял с них крышки. — Ладно, вот они — тут и мебель, и занавеси.
Питт заглянул в первый ящик.
— Никаких признаков ущерба от воды.
— Ящики были водонепроницаемые, — сказал Сандекер. — И так старательно упакованы, что ничуть не пострадали в катастрофе.
Назвать модели просто шедеврами трудного мастерства было бы большим преуменьшением.
Адмирал был прав. Подробности поразительны. Каждый кирпич, каждый подоконник — все точно подогнано по размерам и расположению. Питт снял крышу. Ему приходилось видеть в музеях модели зданий, но такого мастерства он не встречал. Создатели этих шедевров ничего не упустили. Картины на стенах совершенны по краскам и исполнению. На обивке мебели — крошечный рисунок. С телефонов можно снять трубки, а сами телефоны проводами соединены с розетками в стене. И заключительный штрих — рулончики бумаги в туалетах разворачиваются. Первая модель здания состояла из четырех этажей и подвала. Питт по одному поднимал их, тщательно изучал, что внутри, и так же осторожно опускал на место. Потом осмотрел второй макет.
— Это я знаю, — сказал он негромко.
Сандекер поднял голову.
— Вы уверены?
— Абсолютно. Розовый дом. Трудно забыть здание из розового мрамора. Я побывал в этих стенах лет шесть назад. Мой отец входил в финансовую делегацию и по поручению президента совещался с министрами финансов латиноамериканских государств. Я взял тридцатидневный отпуск в Военно-воздушных силах и в этой поездке выполнял обязанности адъютанта и пилота отца. Да, я хорошо помню ту поездку, особенно экзотическую черноглазку — маленькую секретаршу.
— Избавьте нас от ваших эротических эскапад, — нетерпеливо сказал Сандекер. — Где это здание?
— В Сальвадоре. Эта модель — точная, в масштабе, копия здания Национального конгресса Доминиканской Республики. — Он показал на первый макет. — Судя по конструкции и рисунку, вторая модель тоже представляет собой здание законодательного органа другой южно- или центральноамериканской страны.
— Здорово, — без всякого энтузиазма сказал Сандекер. — Наш человек коллекционирует миниатюрные модели зданий законодательных собраний.
— Это мало что нам говорит. — Тиди налила Питту кофе, и он задумчиво отпил. — Кроме того, что черный реактивный самолет выполнял двойное задание.
Сандекер встретился с его взглядом.
— Вы хотите сказать, что он вез эти модели, когда изменил курс и едва не расстрелял вас и Ханневелла?
— Совершенно верно. Очевидно, один из рыбацких траулеров Рондхейма заметил вертолет у берегов Исландии и вызвал по радио самолет, который поджидал вас, когда вы достигли побережья.
— Но при чем тут Рондхейм? Не вижу, что его с этим связывало бы.
— Хватаюсь за соломинку, — пожал плечами Питт. — Признаю, что иду на ощупь. И, опять же, сам не вполне убежден, что за этим стоит Рондхейм. Он как дворецкий в старом детективе. Все побочные улики, все сомнения указывают на него, делая его самым очевидным подозреваемым. Но в конце наш друг дворецкий оказывается полицейским под прикрытием, а самый невероятный участник и окажется преступником.
— Почему-то не могу представить себе Рондхейма полицейским под прикрытием. — Сандекер пересек каюту и налил себе еще кофе. — Но для меня он в достаточной степени мерзавец, чтобы я хотел увидеть в нем виновника смерти Файри и Ханневелла и иметь возможность, сосредоточившись на этом ублюдке, прищучить его.
— Это будет нелегко. У него слишком прочная позиция.
— Если мне можно вставить словечко, — вмешалась Тиди, — вы оба ревнуете к Рондхейму, поскольку он завладел мисс Файри.
Питт рассмеялся.
— Чтобы ревновать, нужно влюбиться.
Сандекер улыбнулся.
— Показали змеиный язычок, леди?
— При чем тут это! Мне нравится Кирсти Файри.
— Вероятно, Оскар Рондхейм вам тоже нравится, — сказал Питт.
— Этот змей мне не понравился бы, будь он хоть генералом Армии Спасения, — ответила она. — Но надо отдать должное этому дьяволу. Прибрал к рукам и Кирсти Файри, и «Файри лимитед».
— Почему? Как по-вашему? — задумчиво спросил Питт. — Как Кирсти может его любить, если она от него в ужасе?
Тиди покачала головой.
— Не знаю. Но я видела боль в ее глазах, когда он сжал ее шею.
— Может, она мазохистка, а Рондхейм садист? — спросил Сандекер.
— Если Рондхейм действительно стоит за этими ужасными убийствами, надо обратиться к соответствующим властям, — умоляла Тиди. — Вы позволите ему зайти далеко, а он убьет вас обоих!
Питт состроил скорбную мину.
— Экая досада, адмирал. Ваша собственная секретарша так недооценивает двух своих любимых людей. — Он повернулся и печально посмотрел на Тиди. — Как вы могли?
Сандекер вздохнул.
— В наши дни почти невозможно встретить у подчиненных верность и преданность.
— Верность и преданность! — Тиди посмотрела на них, как на сумасшедших. — Какая еще девушка за скромное жалованье позволит везти себя за полмира в неудобных военных грузовых самолетах, мерзнуть в вонючих рыбацких лодках посреди Атлантического океана и подвергаться бесконечным приставаниям? Если это не верность, я бы хотела знать, что называют верностью бесчувственные мужчины.
— Вздор, вот как я это называю! — сказал Сандекер. Он положил руки на плечи Тиди и тепло посмотрел ей в глаза. — Поверьте, Тиди, я очень высоко ценю вашу дружбу и заботу о моем благополучии и, уверен, Дирк ценит вас не менее высоко. Но вы должны понять: мой близкий друг и трое моих верных людей убиты; было и покушение на Дирка. Клянусь Богом, я не из тех, кто прячется под матрас и звонит в полицию. Все это организовали неизвестные нам люди. Но только когда мы узнаем, кто они, я отступлюсь и передам дело представителям полиции. Вы со мной согласны?
На лице Тиди отобразилось удивление, так внезапно Сандекер обнаружил свои чувства; потом это выражение исчезло, и на глазах показались слезы.
Они прижалась головой к груди адмирала.
— Какая я глупая, — сказала она. — Всегда сболтну не подумав. Когда такое случится в следующий раз, пожалуйста, заткните мне рот.
— Не сомневайтесь, заткну, — ответил Сандекер так тихо, что Питт едва расслышал. Адмирал еще несколько секунд удерживал Тиди, потом отпустил. — Ну хорошо, поднимаем якорь и возвращаемся в Рейкьявик. — Он снова говорил серьезно. — Я бы выпил горячего пунша.
Питт неожиданно напружинился, поднял руку, призывая к молчанию, подошел к двери рубки и прислушался. Звук очень слабый, но он был. В тумане гудел мотор, работающий на очень высоких оборотах.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
— Слышите, адмирал?
— Слышу. — Сандекер стоял у него за плечом. — Примерно в трех милях и быстро приближается. — Он несколько секунд напряженно вслушивался. — Прямо по курсу.
Питт кивнул.
— Идет прямо к нам. — Он не видя уставился в туман. — Звук необычный, почти как у самолетного двигателя. Должно быть, там есть радар. В такую погоду даже сумасшедший рулевой не поведет судно с такой скоростью.
— Они знают, что мы здесь, — прошептала Тиди, как будто кто-то за бортом мог ее услышать.
— Да, они знают, что мы здесь, — подтвердил Питт. — Если не ошибаюсь, они явились, чтобы проверить нас. Любое незаинтересованное судно, едва заметив сигнал на радаре, постаралось бы обойти нас подальше. Эти люди напрашиваются на неприятности. Предлагаю дать им возможность позабавиться.
— Три кролика хотят поиграть со стаей волков, — сказал Сандекер. — Их в десять раз больше, чем нас, и, — негромко добавил он, — они, несомненно, вооружены до зубов. Наш единственный выход — «Стерлинги». Если мы отчалим, шансов догнать нас у них будет не больше, чем у кокер-спаниеля догнать борзую.
— Я бы не стал на это ставить, адмирал. Если они знают, что мы здесь, они знают и какой у нас корабль, и как быстро мы пойдем. Если они думают о захвате, их корабль должен быть быстрей «Гримси». И, думаю, он у них есть.
— Судно на подводных крыльях, верно? — спросил Сандекер.
— Точно, — ответил Питт. — А это значит, что они могут идти со скоростью от сорока пяти до шестидесяти узлов.
— Плохо, — спокойно сказал Сандекер.
— Но не очень плохо, — возразил Питт. — На нашей стороне по меньшей мере два преимущества.
Он быстро изложил свой план. У Тиди, сидевшей на скамье в рубке, тело занемело, а лицо под косметикой стало белым, как бумага. Она не верила своим ушам. И задрожала, даже голос стал неуверенным.
— Вы… вы не можете серьезно… вы говорите…
— Если я этого не сделаю, — спокойно сказал Питт, — у нас будут неприятности посерьезней, чем в «Ривер-сити».[15]
Он замолчал, глядя в бледное, непонимающее лицо; руки Тиди нервно мяли вязаную блузку.
— Да вы же задумали хладнокровное убийство. — Мгновение ее губы дрожали, она словно не могла говорить, но потом собралась с силами. — Нельзя ни с того ни с сего убивать людей. Ни в чем не повинных людей, которых вы даже не знаете.
— Годится, — резко сказал Сандекер. — У нас нет времени объяснять испуганной женщине, какова на самом деле жизнь. — Он смотрел на Тиди понимающе, но говорил властно. — Будьте любезны, спуститесь вниз и укройтесь за чем-нибудь, что может остановить пули. — Он повернулся к Питту. — Перерубите пожарным топором якорный трос. И дайте мне знак, когда нужен будет полный вперед.
Питт проводил Тиди к ступенькам на камбуз.
— Никогда не спорьте с капитаном корабля. — Он хлопнул ее по заду. — И не дуйтесь. Если эти местные настроены дружелюбно, вам нечего опасаться.
Питт замахнулся топором, и тут заработали «Стерлинги».
«Хорошо, что мы не платили страховку за повреждения», — сказал он про себя, когда топор перерубил трос, и тот бесшумно скользнул в воду: якорь навсегда остался на песчаном дне.