ям часть сознания Питта выключилась. Оставалось только то, что контролировало движения и заставляло работать руки и ноги. Внутри, в избитом, изрезанном и отчасти опустевшем убежище, продолжала бесперебойно работать машина. Смертельная усталость и боль отошли на второй план, забытые до того мгновения, когда мозг вернет себе полный контроль.
Питт прыгнул на левую ногу Рондхейма.
— Это за Сэма Келли.
Рондхейм закричал, но захлебнулся криком. Остекленевшие серо-голубые глаза смотрели снизу на Питта.
— Убей меня, — прошептал Рондхейм.
— Даже если ты проживешь тысячу лет, — мрачно ответил Питт, — тебе все равно не расплатиться за боль и страдания, которые ты причинил. Я хотел, чтобы ты знал, каково это — чувствовать боль, когда раскалываются кости, неподвижно лежать и смотреть, как это происходит. Мне бы следовало сломать тебе позвоночник, как ты сломал его Лилли, и любоваться, как ты гниешь в инвалидном кресле. Но это лишь мечты. Тебе предстоит суд, Оскар, он будет длиться несколько недель, а то и месяцев, но нет на свете жюри, которое вышло бы из совещательной комнаты, не вынеся тебе смертного приговора. Нет, я не окажу тебе услугу, убив тебя. А вот это за Вилли Ханневелла.
Питт не улыбался, и в его темно-зеленых глазах не было удовлетворенности. Он прыгнул в четвертый, последний раз, и ужасный, хриплый, болезненный крик пронесся над палубой корабля, отразился эхом от стен павильона и медленно стих.
С ощущением опустошенности, почти печали Питт сел на крышку люка и посмотрел на истерзанную фигуру Рондхейма. Зрелище было не из приятных. Ярость нашла выход, и он, чувствуя себя опустошенным, ждал, когда легкие и сердце заработают нормально.
Он все еще сидел так, когда на палубу вбежали Киппманн и Лазард в сопровождении группы людей из службы безопасности. Они ничего не сказали, сказать было нечего — по меньшей мере в течение шестидесяти секунд, пока им не стало ясно, что сделал Питт.
Наконец Киппманн нарушил молчание.
— Грубовато вы с ним обошлись, вам не кажется?
— Это Оскар Рондхейм, — как-то неопределенно ответил Питт.
— Вы уверены?
— Я редко забываю лица, — ответил Питт. — Особенно тех, кто избивает меня до смерти.
Лазард обернулся и посмотрел на него. Губы его скривились в сухой усмешке.
— Я, кажется, сказал, что вы не в форме для рукопашной?
— Простите, что не добрался до Рондхейма до того, как он начал стрелять, — сказал Питт. — Он кого-нибудь ранил?
— Кастиля в руку, — ответил Лазард. — После того как мы уложили двух клоунов на заднем сиденье, я повернулся и увидел, как вы играете в Эррола Флинна на мостике. Я понял, что мы еще не избавились от опасности, поэтому бросился на семью впереди и сбил их на дно. То же самое произошло с нашими гостями из Южной Америки.
Киппманн улыбнулся и потер синяк на лбу.
— Они решили, что я сумасшедший, и с минуту мне приходилось туго.
— Что с Келли и «Хермит лимитед»? — спросил Питт.
— Мы, конечно, арестуем Келли и его богатых международных партнеров, но шансы, что людей с их положением осудят, ничтожны. Однако правительства, которым они причинили ущерб, постараются добиться возмещения. Негодяям придется заплатить такой штраф, что, вероятно, флот сможет построить новый авианосец.
— Небольшая цена за причиненные ими страдания, — устало сказал Питт.
— Тем не менее цена, — заметил Киппманн.
— Да… да, верно. Слава Богу, мы их остановили.
Киппманн кивнул Питту.
— Мы должны поблагодарить вас, майор Питт, за то, что вы показали всю опасность «Хермит лимитед».
Лазард неожиданно улыбнулся.
— Я хочу первым выразить благодарность за ваши действия Горация-на-мосту.[28] Если бы не вы, мы бы с Киппманном не стояли тут. — Он положил руку на плечо Питту. — Скажите-ка кое-что. Мне очень любопытно.
— Что именно?
— Как вы узнали, что пираты на мосту настоящие, а не манекены?
— Как сказал один человек, — небрежно ответил Питт, — мы сидели на мосту глаз к глазу, и я готов был поклясться, что тот парень моргнул.
ЭПИЛОГ
Был приятный южно-калифорнийский вечер. Дневной смог рассеялся, и холодный западный ветер принес в сад отеля «Диснейленд» сильный, чистый запах Тихого океана, смягчая боль ран и ушибов Питта и успокаивая его сознание перед предстоящей встречей. Питт стоял молча, глядя, как стеклянная кабина лифта спускается вдоль здания.
Лифт загудел, остановился, двери открылись. Питт почесал глаз и опустил голову, скрывая лицо от молодой пары; мужчина и женщина рука об руку миновали его, смеясь, не заметив ни побитое лицо, ни руку в гипсе, подвешенную на черной повязке.
Питт вошел в лифт и нажал кнопку шестого этажа. Лифт стал быстро подниматься, а Питт повернулся и посмотрел через окно на горизонт округа Ориндж. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, глядя, как расширяется ковер огней: лифт поднялся на первые три этажа. Огни мерцали в чистейшем воздухе, напоминая ему о шкатулке с драгоценностями.
Прошло всего два часа с тех пор, как врач в парке загипсовал ему запястье и Питт принял душ, побрился и впервые с того времени, как покинул Исландию, поел.
Врач решительно требовал, чтобы он лег в больницу, но Питт об этом и слышать не хотел.
Врач строго сказал:
— Глупец. Смотрите, вы едва живы. Вам много часов назад следовало сдаться и упасть. Если не уложите свою задницу на простыни в госпитальной койке, получите первоклассный срыв.
— Спасибо, — коротко ответил Питт. — Благодарен за профессиональную заботу, но в пьесе остался еще один акт. Два часа, не больше, а потом я целиком отдам медицинской науке то, что осталось от моей бренной оболочки.
Лифт замедлил движение и остановился, дверь раскрылась, и Питт ступил на мягкий красный ковер холла шестого этажа. И остановился на полушаге, чтобы не столкнуться с тремя людьми, ожидавшими лифта.
В двоих он узнал агентов Киппманна. Третий, посередине, с поникшей головой, несомненно, был Ф. Джеймс Келли.
Питт стоял, преграждая им путь. Келли молча поднял голову и пустым взглядом, не узнавая, посмотрел на него. Наконец Питт нарушил неловкое молчание.
— Мне почти жаль, что ваш грандиозный план провалился, Келли. В теории он был великолепен. В исполнении оказался невозможным.
Глаза Келли чуть округлились, лицо побледнело.
— Боже мой… это вы, майор Питт? Но ведь вы…
— Мертв? — закончил Питт, как будто теперь это имело значение только для него.
— Оскар поклялся, что убил вас.
— Я сумел покинуть прием раньше, — холодно сказал Питт.
Келли покачал головой.
— Теперь я понимаю, почему мой план провалился. Кажется, майор, сама судьба отвела вам роль моей Немезиды.
— Да нет, просто я оказался не в том месте не в то время.
Келли чуть улыбнулся и кивнул двум агентам. Они вошли в ждущий лифт.
Питт отступил, потом тихо сказал:
— Сэм просил кое-что вам передать.
Келли потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя.
— А Сэм тоже…
— Сэм умер в тундре, — сказал Питт. — Но перед смертью просил передать вам, что он вас прощает.
— О боже… боже, — простонал Келли, закрыв пальцами глаза. И Питт много лет будет помнить его лицо, когда закрылась дверь лифта. Глубокие морщины, пустые, мертвые глаза, пепельная кожа. Лицо человека, который словно задохнулся.
Питт толкнул дверь номера 605. Она была закрыта. Он прошел к двери 607 и повернул ручку. Дверь открылась. Питт неслышно переступил через порог и закрыл за собой дверь. В комнате было холодно и темно. Не успел он миновать прихожую, как его ноздри заполнил застарелый запах сигар. Больше ему ничего не требовалось, чтобы понять: это комната Рондхейма.
При свете луны, пробивающемся сквозь шторы, он осмотрел спальню: ничего, кроме багажа и одежды Рондхейма; все на месте. Киппманн сдержал слово: его агенты постарались не встревожить Кирсти Файри, не сообщить ей о судьбе Рондхейма и падении «Хермит лимитед».
Он прошел к светящейся желтой полоске там, где в приоткрытую дверь пробивался свет из соседней комнаты. Вошел осторожно, неслышно, как ночной зверь, готовый прыгнуть. Вряд ли это можно было назвать комнатой, скорее, он попал в роскошный многокомнатный номер: прихожая, гостиная с достойно оснащенным баром, ванная и спальня. Оттуда большая стеклянная дверь вела на балкон.
Все комнаты были пусты, за исключением ванной: звуки льющейся воды подсказали Питту, что Кирсти в душе. Он прошел к бару, привычно и небрежно налил себе виски на кубики льда и так же небрежно уселся в мягкое кресло. Через двадцать минут и две рюмки спустя из ванной вышла Кирсти в зеленом шелковом кимоно, свободно подхваченном на талии. Золотые волосы ореолом окружали ее голову. Выглядела она невероятно свежей и прелестной.
Она вошла в гостиную, прошла к бару и наливала себе спиртное, когда в зеркале за баром увидела отражение Питта. И застыла, словно парализованная, очень бледная, с выражением неуверенности на лице.
— Вероятно, — негромко сказал Питт, — когда прекрасная женщина выходит из ванной, истинный джентльмен должен сказать: «Смотрите! Венера выходит из вод».
Она повернулась, и неуверенность постепенно сменилась любопытством.
— Мы знакомы?
— Встречались.
Она молча сжимала край барной стойки, разглядывая его.
— Дирк, — тихо прошептала Кирсти. — Это вы? Правда? Слава богу, вы живы.
— Ваша забота о моем благополучии кажется мне немного запоздалой.
Они смотрели друг на друга, зеленые глаза всматривались в фиолетовые.
— Ильза Кох, Бонни Паркер и Лукреция Борджиа[29], — сказал Питт, — они все могли бы поучиться у вас, как убивать друзей и влиять на врагов.
— Я должна была делать то, что делала, — ответила она. — Но клянусь вам, я никого не убивала. Меня против воли втянул в этот водоворот Оскар. Я никогда не думала, что его союз с Келли приведет к такому количеству смертей.