рный петух был, в конце концов, найден и вручен священнику, вместе с ножом для жертвоприношения. Тем временем толпы крестьян собирались со всех сторон, из Афин приехало избранное общество, и к закату солнца на Копаносе собралось множество народу, – рассказывает в своей книге А. Дункан. – Старый священник приступил к обряду с внушительной торжественностью. Когда он попросил нас указать ему точные очертания будущего храма, мы исполнили его просьбу, танцуя по линиям квадрата, уже нарисованным Раймондом на земле. Он подошел к одному из больших камней, приготовленных для фундамента, и в ту минуту, когда огромный красный диск солнца скрывался за горизонтом, перерезал горло черному петуху, алая кровь брызнула на камень. Держа в одной руке нож, а в другой убитую птицу, он трижды торжественно обошел линию капитальных стен, после чего начал молитвы и песнопения».
После торжественного молебна был устроен пир, для которого вино и раку привозили на телегах в больших пузатых бочонках. На вершине холма был зажжен огромный костер, вокруг которого всю ночь до утра танцевали, пели и веселились, слушая музыку приглашенных на праздник деревенских музыкантов.
На этом празднике, в свете пылающего огня, члены клана Дункан поклялись друг другу не заключать больше браков и никогда не расставаться: «Пусть тот, кто женат, останется женатым…», впрочем, если бы супруга Августина вдруг заистерила и убралась куда подальше, никто не счел бы ее отсутствие существенной потерей.
Что же до Айседоры. если поначалу, перебравшись в страну своей мечты, она, возможно, и мечтала о том, что в один из дней к ней примкнет блудный Ромео, к слову, подумаешь, большое дело, от Будапешта до Вены – всего-навсего четыре часа езды, а потом сесть на корабль и. да она бы встретила его в порту, теперь не дождавшись от Оскара Береги ни строчки, наша героиня была готова дать зарок безбрачия до вечных времен.
«Моего тела может быть достоин только гений».
На следующий день общим советом выработали правила жизни на Копаносе: так, жители палаточного городка должны были вставать на рассвете, встречая солнце песнями и танцами, завтракать чашей козьего молока, после чего каждый шел работать. Предполагалось, что Айседора и Елизавета возобновят занятия танцами со всеми желающими, что же до остальных, они имеют возможность выбора – читать ли духовную литературу, играть на музыкальных инструментах, созерцать или заниматься любым иным видом творчества.
В качестве программы-максимум, или сверхзадачи, как сказал бы Константин Станиславский42, предполагалось вернуть местных жителей к почитанию старых греческих богов и прежде всего, конечно же, заставить их расстаться с современной одеждой.
На второй завтрак разрешалось есть овощи сырые или вареные. Кроме того, предполагалось, что все члены семьи сделаются вегетарианцами. После второго завтрака все должны были посвятить несколько часов созерцанию и размышлению, а также подготовке к вечеру, так как начиная с заката и до середины ночи планировались различные языческие обряды, на которые предполагалось приглашать музыкантов из ближайших сел. В общем, достаточно интересная программа.
Рабочие интересовались, какой толщины должны быть стены возводимого здания? – Разумеется два фута, – невозмутимо ответствовал Раймонд, точно такими же, как стены дворца Агамемнона…
Строители кивали и молча возвращались к своей работе. Камень уходил в чудовищном количестве, и вскоре сделалось очевидным, что его понадобится раз в десять больше в сравнении с уже положенным. Впервые Айседора поинтересовалась стоимостью доставки одного воза и пришла к выводу, что еще немного, и они будут разорены. Впрочем, лиха беда начало, деньги еще оставались, а если бы и закончились, Айседора могла возобновить свои турне, в чем ей с радостью посодействовал бы Александр Гросс, но, как говорилось ранее, на треклятом холме вообще не было воды. Не только на холме, но и на несколько миль вокруг! Иными словами, уехать-то она могла, но стройка неминуемо застопорилась бы, так как вода была необходима для строительства. Осознав, наконец, серьезность проблемы, Раймонд принялся бурить артезианскую скважину. Снова потребовались деньги, рабочие, техника. средства улетали, а толку не было никакого.
«Что же, мы так и будем сидеть сложа руки?!» – не выдержала Елизавета и повезла семью в Афины, где рассчитывала получить совет у вещих духов, населяющих Акрополь. Объяснив в администрации города цель своего приезда, клан Дункан получил особое разрешение бывать в Акрополе в ночное время, проводя там обряды в амфитеатре Диониса. Там при свете луны они планировали танцевать, а также слушать отрывки из греческих трагедий в исполнении Августина, дабы преисполниться величия этого места и в конечном итоге получить вещий сон или какое-то иное напутствие.
Как-то лунной ночью в театре Диониса они действительно услышали звонкий детский голос, певший песню. Дунканы не могли разобрать слов, не понимали смысла, но были очень взволнованны и щедро одарили юного певца из своих кошельков. На следующую ночь он пришел с двумя приятелями, потом собрал целый хор. Каждый раз богатые иностранцы раздавали малышам деньги, и каждую ночь детей в театре Диониса становилось все больше и больше…
Это был совершенно явный знак! Теперь Айседора с семьей устраивали конкурсы маленьких исполнителей, раздавая щедрые награды и угощая ребят всем, что только успевали прикупить за день в городе. Вскоре к их компании присоединился молодой студент-грек, знающий английский, он помог отобрать и записать самые древние песни, а также познакомил приезжих с профессором византийской музыки.
В результате конкурсного отбора у Дунканов появился хор из десяти мальчиков, а студент переписал для Айседоры и ее семейства «Взывающих» Эсхила. Теперь они учили древнегреческий, репетировали с хором и следили за строительством своего храма. Жизнь была прекрасна! В Греции Айседора провела год.
Хор для Айседоры
В то время в Афинах происходили громкие дебаты относительно того, какой язык должен быть принят на сцене – древний или новогреческий. И если аристократия во главе с королевской семьей стояли за более прогрессивный новогреческий язык, студенчество требовало введение древнегреческого языка. То тут, то там возникали стихийные демонстрации, когда несколько десятков молодых людей и девушек ходили по городу, размахивая флагами. Туники и сандалии семейства Дункан были с восторгом восприняты революционерами, так как этот стиль полностью соответствовал их вкусам. Несколько раз Дунканы примыкали к шествию, считая своим долгом высказать протест местной «тирании». После одной такой демонстрации Айседоре был предоставлен зал для представления. Десять мальчиков, одетых в хитоны, исполняли «Взывающих» Эсхила, в то время как Айседора танцевала.
Студенты отбивали ладоши и срывали голоса, приветствуя танцовщицу; вскоре весть о триумфе босоногой иностранки дошла до короля Греции, который поступил со смутьянами и революционерами как истинный философ и отменный политик, а именно попросил повторить выступление в Королевском театре.
Прием там был прохладнее, чем в студенческой среде, тем не менее его величество заглянул в уборную танцовщицы и пригласил ее подняться вместе в королевскую ложу, дабы представить Айседору ее величеству, но это знакомство не дало ровным счетом ничего. Королевская чета вполне могла почтить своим присутствием строительство храма или пригласить модную и весьма популярную танцовщицу во дворец, но они не собирались вкладываться ни в строительство, ни в возрождение древнегреческого театрального искусства. А значит, это следовало сделать Айседоре. Аполлон и его сестры живы, танцовщица знала это и была готова нести добрую весть по всему миру… но, к сожалению, она не могла передвигаться подобно стремительному посланцу богов Меркурию, которому нет дела до границ и человеческих условностей. Айседора же была вынуждена решать скучные задачи доставки камней на строительство, рассчитываться с местными рабочими и водоносами. Кроме того, ей приходилось вести переговоры с родителями «своих» греческих мальчиков, которые желали, чтобы дети учились или работали, прислуживая в кофейнях или на рынках, помогая пасти овец или ловить рыбу. Айседора обещала юным певцам театральную карьеру, собираясь вывести их в люди, и дать престижную и хорошо оплачиваемую профессию. Но можно ли было добиться этого в Греции, в которой за целый год не нашлось ни желающего предложить ангажемент импресарио, ни спонсора, ни приличной прессы, которая заставила бы людей заговорить о самоотверженных американцах, ратующих за возрождение греческого искусства.
Нет, начинания Айседоры не были понятны ни аристократам, ни тем более простым людям. И если кого-то и можно было облачить в туники и сандалии, так это детей или иностранцев, для которых подобный стиль был бы дикой экзотикой. Молодежь хотела одеваться и жить по европейской моде, традиционно предпочитая иностранное отечественному.
Жизнь бурлила и неслась вперед – картины синематографа с двух-трех минут увеличились до пятнадцати и даже двадцати. Документальные фильмы соседствовали с первыми художественными, в которых бушевали страсти одна захватывающе другой. Постепенно киноактрисы с их ярким гримом начали входить в безусловную многонациональную моду, завоевывая сердца и заставляя женщин краситься и одеваться, согласно увиденному на экранах. В общем, возрождение Греции было не интересно прежде всего грекам.
Студенты хоть и являлись отличнейшей публикой, готовой отбивать ладоши на спектаклях мисс Дункан, но они не могли оплачивать аренду театра или устраивать Айседоре турне по своей стране. Каждый день Айседора занималась с хором в зале при гостинице, в которую они переехали вскоре после начала строительства храма. Дети пели словно ангелы, но стоило немалых трудов научить их еще и двигаться, сопровождая танцы Айседоры, которая выступала с сольной партией.