– Возможно, он и хороший музыкант, но ради бога… во имя наших добрых отношений.
На ближайших репетициях уродливый скрипач сидел среди других музыкантов тише воды, ниже травы, и Айседора совсем было позабыла о нем, когда вдруг маэстро свалился с вульгарной простудой, и Дункан обнаружила, что на место дирижера поднимается мерзкий тип.
Топнув ножкой, Айседора убежала к себе в уборную, пригрозив, что не выйдет на сцену, пока там будет торчать это пугало. В результате урод приполз к ней на коленях, простирая свои трясущиеся руки и сладострастно шепча: «Айседора, я вас обожаю, разрешите мне продирижировать хоть раз».
Это было невыносимо, Дункан немедленно прогнала отвратительного типа, который ко всему своему безобразию еще и принялся ныть и плакать в ее присутствии, вытирая рукавом сопли и слезы.
В конце концов, Колонна заменил Пьернэ90, и спектакль состоялся. Айседора еще не знает, что буквально через пару лет, еще конкретнее – в 1910 году, в Девоншире ей придется вновь встретиться со своим Квазимодо, и на этот раз. а впрочем, не стану забегать слишком далеко вперед.
Меж тем рядом с Дункан все чаще можно заметить драматурга, романиста, члена Французской академии Анри Лаведана91, вместе они посещают знаменитый театр Комеди Франсез, для которого с 1998 года Анри пишет пьесы. Ходят слухи, будто Лаведан мечтает снять на пленку танцы неистовой Айседоры. Почему бы и нет? Всего несколько месяцев назад он возглавил новую кинокомпанию «Фильм д’Ар», созданную парижскими банкирами братьями Лафит.
Общаясь с Анри, Айседора уже уяснила, что кинокомпания была организована с единственной целью – создания высокохудожественных фильмов с участием крупнейших мастеров театра. В рабочих планах кинопредприятия значился целый список имен драматургов и ведущих актеров «Комеди Франсез». Предприятие ставило перед собой высокие и благородные цели, на которые им выделялись почти безграничные средства!
Ни сегодня-завтра милейший Анри, безусловно, познакомит ее со своим приятелем Полем Лаффит, и тот, возможно, согласится опекать школу истинного танца. Сумели же братья банкиры выделить киностудии 500 000 франков!
Айседора мечтает о встрече с Лаффитами – банкирами и меценатами, еще даже не догадываясь, что уже в следующем году в кинокомпании поменяется весь руководящий состав, а в 1911-м капитал будет разворован, и все, кто окажется на тот момент времени во главе предприятия, попадут под суд.
Лоэнгрин
Как бы ни было хорошо в Париже, но жизнь в гостинице стоила немалых денег, поэтому Айседора нанимает две большие квартиры одна над другой на улице Дантон № 5, памятуя о своем печальном опыте с греческими мальчиками, она с сестрой и дочерью поселились на первом этаже, отдав квартиру на втором воспитанницам.
Гастроли проходили вполне удачно. Однажды Айседора отправилась на бал-маскарад Бриссона, где веселилась вся парижская богема тех лет. Вместе с приглашением пожаловать на ежегодный бал счастливчик получал и задание, в каком костюме являться. На этот раз судьба улыбнулась нашей героини, организаторы праздника решили немного расширить тему, устроив вечер книжных героев. Очень довольная, что ей не придется тратить время и деньги на костюм, Айседора оделась вакханкой Еврипида. Сандалии и туника у нее были, так что она украсила голову цветами и… вполне можно участвовать в конкурсе на лучший костюм. Вторая радость – оказалось, что в самом начале праздника распорядитель бала должен был находить гостям пары, согласно их внешнему виду, в лучшем случае соединял персонажей одной книги или подбирал по странам и эпохам. Не дожидаясь команды распорядителя, к вакханке Айседоре подошел прекрасный, словно бог, белоснежный хитон до колен с золотыми фибулами на мускулистых плечах, с золотым же поясом и коротким плащом хламисом, застегнутым на груди пряжкой, легендарный актер Муне-Сюлли92. В свой первый приезд в Париж Айседора и Раймонд потратили все свои деньги, остались без обеда и ужина за пару билетов в райке на спектакль «Царь Эдип» по Софоклу, заглавную роль в котором исполнял этот замечательный актер. А теперь Айседора танцевала для него, танцевала вокруг него, говоря своим танцем о восхищении и любви. И какое им дело, что вокруг в это время пары выделывали фигуры современных, модных танцев? Айседора ложилась перед Муне-Сулли, как бы предлагая себя, и когда он раздраженно отворачивался от нее, бросалась перед ним на колени, грациозно обхватывая стройные ноги своего героя, тогда Мунэ поднимал ее за подбородок, стремясь поцеловать, но Айседора тут же вырывалась из его объятий, прыгая и скача, как маленькая девочка: «обманула! Обманула!» – и тут же замирала с глазами, полными слез. «Нет, стрела амура уже ранила мое сердце. Я умираю»…
Кто-то покидал бал, не желая, танцевать рядом с парой, которая вот-вот разденется донога или ляжет прямо на паркетном полу и займется развратом. Кто-то просил вызвать полицию, репортеры записывали в блокноты услышанные отзывы, дабы уже к утру накропать статьи о скандале на карнавале Бриссона. Впрочем, на следующий день на спектакле Айседоры был аншлаг. так что никто особенно не пострадал, сама же виновница безобразий откровенно не могла понять, что именно так шокировало парижан в их невинном танце?
На первый взгляд, кажется странным, что, работая 2–3 спектакля в день, Дункан умудрялась не только не стать миллионершей, но и была вынуждена постоянно работать, совершенно не щадя себя. Но достаточно представить себе виллу в Германии и две квартиры в Париже, за которые следовало регулярно вносить плату. Небольшой штат школьных учителей и обслуги, средства на одежду и питание сорока учениц и, наконец, турне из Берлина в Париж для двадцати воспитанниц и сопровождающих их сестру с дочкой Айседоры. Да, дети участвовали в спектакле вместе со своей патронессой, но, во-первых, эти выступления носили скорее рекламный характер, во-вторых, их было ничтожно мало, публика желала видеть Айседору, единственную и неповторимую, а не Айседору, окруженную мини-копиями. И в-третьих, театрик, в котором выступали Дункан и дунканята, был крохотным и заполнялся далеко не всегда. Кроме того, любой умеющий считать хотя бы на уровне начальной школы скажет, что одно дело – разделить выручку с одним или двумя партнерами, и совсем другое, если ту же сумму приходится пилить на двадцать и больше.
Дункан не платила своим ученицам, но пребывание за границей ни в какие времена не считалось дешевым. Было очевидно, что долго так продолжаться не может. Айседора реально надорвется, и тогда уже никто не сможет помочь. С ужасом Елизавета смотрела на уставшую, с темнотой под глазами сестру. Да, Айседора двужильная, она редко болеет и, скорее всего, будет тянуть этот воз, пока не сдохнет, но вот вопрос: сколько ей осталось работать в таком режиме? Год? Полгода? А что, если она быстро постареет или, не дай бог, выйдет из моды? Сама Елизавета может, конечно, продолжать обучать их воспитанниц, но кто оплатит аренду дома? Найдет деньги учителям? Кто накормит их и убережет от бед?
Однажды вернувшись в очередной раз из банка, Айседора встретила в прихожей поджидающую ее Елизавету и горько пошутила: «Так не может продолжаться! Я перебрала по моему банковскому счету. Надо найти миллионера, чтобы школа продолжала существовать»!
«Хорошая идея, – вяло улыбнулась Елизавета, помогая сестре раздеться, – твои бы слова да богу в уши».
Айседора, должно быть, выпила, во всяком случае, она была очень горячей, глаза блестели так, что Елизавета решила, что у сестры жар.
«Я должна найти миллионера! Ну, конечно, я должна найти миллионера!» – как заведенная шептала Дункан.
На следующий день они планировали отвести девочек на прогулку, но Айседора не явилась, записавшись на какие-то курсы, после которых, по ее же словам, она сможет повернуть судьбу таким образом, чтобы они уже не нуждались в деньгах.
Елизавета только плечами могла пожимать. Во время их детства в Америке каких только курсов не открывали, и деньги приваживали, и удачу, и как полицию и таможенников обмануть, глаза от левого товара отвести. Тогда пронесло, а вот теперь, взрослая женщина, и туда же. Миллионера привораживает.
Айседора вернулась ближе к ночи, с тонкими брошюрами, и сразу же, забравшись с ногами на софу, принялась трын-деть какую-то абракадабру.
«Я должна найти миллионера! Я должна найти миллионера! Я должна найти миллионера!» – громко с выражением раз сто в день.
Елизавета только и могла, что вздыхать да прятать глаза. А что тут скажешь? Хочется сестре с ума сходить, имеет полное право.
Но то ли система Куэ, по которой Айседора училась заклинать ситуацию, подействовала, то ли ее ангелы-хранители ненадолго отвлеклись от игры в карты и занялись своей подопечной, но прошло несколько недель, после очередного утреннего спектакля Айседора сидела перед зеркалом в пеньюаре и прозрачном чепчике, из-под которого были заметны папильотки, которые она специально накрутила перед дневным спектаклем. Неожиданно в уборную вошла горничная с запиской от миллионера Париса Зингера. Почитатель искусства божественной Айседоры просил разрешения поговорить с ней.
Парис Зингер93 оказался высоким белокурым мужчиной с аккуратной бородкой и застенчивыми манерами заблудившегося в кулисах ребенка. «Он похож на большого мальчика с приклеенной бородой!» – напишет в своих воспоминаниях Айседора.
«Вы меня не знаете, но я часто аплодировал вашему удивительному таланту», – смущаясь еще больше, признался миллионер, протягивая Айседоре букет белых роз. Дункан заглянула в его серые глаза и вдруг… Жюль Верн уже изобрел свою машину времени, и Айседора не могла не читать его книжек. Но читать – одно, а вдруг скакнуть на несколько лет в прошлое – совсем иное.
Айседора вдруг обнаружила себя в маленькой католической церкви на похоронах своего друга и партнера князя Эдмона де Полиньяка. Слезы лились ручьем, и она не сразу сумела заставить себя отдать принесенные и уже порядком измятые цветы, прижимая их к груди, словно боясь, что вместе с ними отдаст небытию чистую душу замечательного композитора и музыканта, будто бы она что-то могла изменить, но пока еще не знала, как. Когда она на негнущихся ногах подошла к веренице родственников, которым она пожимала руки, пытаясь сказать хоть что-то и понимая, что все слова суть ложь, что ничего уже нельзя изменить, а можно только убежать, спрятаться куда-нибудь и плакать, плакать, плакать… Неожиданно ей словно не хватило воздуха, и Айседора чуть не упала. Чуть не считается, в следующее мгновение она ощутила, как чьи-то сильные, теплые руки властно и нежно поддерживают ее за талию, а серые глаза, глаза сегодняшнего визитера смотрят ей прямо в душу. Неожиданно припомнилось, ведь жена, или теперь уже вдова Эдмона де Полиньяк, музыкантша и художница Винаретта в девичестве носила фамилию Зингер. Она была дочерью и наследницей изобретателя знаменитой швейной машинки Исаака Зингера, следовательно, Парис – ее брат!