При этом она не собиралась звать с собой Париса, несколько недель вдали друг от друга – часто это насущная необходимость, останься она еще хотя бы на месяц, и ее нервы могли не выдержать. Прекрасно понимая это, Зингер снабдил их деньгами, дабы его новая семья ни в чем не нуждалась. Так что вскоре Айседора, Дердре и няня уже катались на лодках по дивным каналам, слушая пения гондольеров. Дункан наслаждалась играми с ребенком. Тем не менее, как и в прежние времена, она находила время и для одиноких прогулок. Как бывает приятно просто нанять на целый день лодочку и кататься, кататься, кататься. Захотелось остановиться и посидеть в кафе, никто не мешает. Айседора посещает театры, слушает орган в храмах, ищет вдохновения для нового танца в движении воды и слепящих глаза солнечных бликах. Сентябрь жаркий, солнце повсюду. На площади святого Марка голуби клюют крошки с рук, и небо такое чистое и высокое… Айседора запрокидывает голову, чуть не теряя изящную шляпу с вуалью, последний подарок Париса, последний? Разумеется, нет. Дункан устремляется через площадь к собору святого Марка. Интересно, как охарактеризовал бы его стиль Крэг? Вот кто действительно хорошо разбирался в архитектуре, хотя и ему это, пожалуй, не по силам. Очень странное здание – словно зодчий, умирая, решил воплотить в нем сразу же все свои фантазии.
День за днем Айседора бродит по храму, разглядывая причудливые мозаичные картины, изображающие ветхозаветные сюжеты. Кто-то говорил ей, что художник-мозаичник работал, вдохновленный ранневизантийской рукописью Книги Бытия VI века, которую здесь называют Коттоновский генезис. Первая мозаичная картина неизвестного автора или авторов появилась здесь аж в 1071 году, и мы никогда не узнаем, кем были замечательные художники, начавшие украшать собор. Но в XI веке церковь уже расписывают такие мастера, как Якопо Беллини, Паоло Уччелло, Мантенья, Тициан и Тинторетто. В качестве материала для мозаик использовалось стекло, изготавливаемое на острове Мурано. Тем не менее стекло, пусть и цветное и долговечное, но это всего лишь стекло, которое отражает или пропускает свет, в соборе святого Марка каждое крошечное стеклышко светится. Этот эффект достигнут благодаря тому, что мастера изначально выкладывали мозаику на золотую фольгу. Айседора подолгу ходит, любуясь мозаикой и словно пролистывая внутри себя истории Ветхого и Нового Заветов, сцены жития Девы Марии, апостола Марка, Иоанна Крестителя и святого Исидора. Английский теоретик искусства Джон Рескин в своей книге «Камни Венеции» писал: «Ни один город не имел столь прославленной Библии. Храм-книга, сверкающий издалека, подобно Вифлеемской звезде». Купол «Сотворения мира» – 26 сцен, иллюстрирующих «Книгу Бытия». Каждому из 6 дней сотворения посвящена отдельная сцена, где юноша Создатель, похожий на Христа, впрочем, ничего удивительного, если Иисус – его сын, с крестчатым нимбом и высоким крестом в руках творит мир. Каждый день рядом с Богом ангел соответствующего дня. После того как Бог в окружении свиты благословляет ангела субботы, начинаются картины создания первых людей, их грехопадения и изгнания из рая.
Айседора подолгу задерживается то у одного, то у другого изображения, иногда часами просто сидит в храме, вслушиваясь в тихие голоса и музыку органа и ожидая невесть чего. Голоса, предсказания ангела, который явится для того, чтобы открыть ей тайны бытия, или ее собственной миссии, хотя если речь пойдет о танце, она это и сама уже знает. Господь собирается открыть ей что-то совсем иное, но что?
Купол Сотворения, купол Иосифа, купол Моисея – все они знают тайну и уже посмеиваются над недогадливостью залетевшей в храм птицы, одна только она не в курсе происходящего. Купола, купола, купола, все кружится перед глазами изумленной Дункан, мозаика расплывается, разъезжается в разные стороны, уступая место чуду. В куполе Сотворения на мгновение появляется лицо золотоволосого мальчика с голубыми глазами, чем-то смутно напоминающего Дердри. С этого момента Айседора знает наверняка, что у нее будет сын. Впрочем, пожалуй, не так. Она поняла, что снова понесла, но вот оставит ли она ребенка или лучше избавиться от него, пока еще это можно сделать? Выбор оказался тяжел – с одной стороны, она ждала ребенка от любимого мужчины, который к тому же, скорее всего, обрадуется ее беременности и сразу же окружит Дункан заботой. С другой – не слишком ли дорого стоило ей рождение дочери? Она на долгое время была вынуждена отказаться от занятий своим искусством вообще, чуть не умерла, а когда вновь облачилась в хитон и вышла на сцену, ее тело безвозвратно изменилось. Айседора раз и навсегда перестала быть той хрупкой, тонкой девочкой, покорившей Европу. И что ждет ее после рождения второго ребенка? А ведь она еще помнит, как заболела сразу же после родов и была вынуждена лежать в темноте, питаясь молоком с опиумом. Готова ли она пережить этот опыт еще раз? Не готова.
И что произойдет с ее искусством, если она снова эгоистично займется собой и своей семьей? Она уже понимает, что, несмотря на то что ее дунканята вполне могут держаться на сцене, среди них пока не наблюдается ни одного лидера, который смог бы повести театр Дункан за собой. Следовательно, она просто не имеет права поддаваться слабостям. С другой стороны, готова ли она принести в жертву искусству собственного сына, лицо которого примерещилось ей в куполе храма?
На стене в ее гостиничном номере портрет дамы в средневековом платье, насмешливые губы которой плохо сочетаются с ее злыми зелеными глазами. «Все пройдет, пройдет и это, зачем рожать ребенка, которого унесет безжалостное время? Нельзя стоять на пути рока, ты погибнешь, погубишь себя, ничего не получишь и будешь жить с разбитым сердцем, – говорят безжалостные глаза. – Мы еще встретимся, и я напомню тебе о своем предсказании».
Тем не менее Айседора принимает решение оставить ребенка. Оставить вопреки перманентной депрессии его отца, когда Парис Зингер проклинает самою жизнь. «Зачем рожать, если ребенок все равно заранее обречен на смерть», – снова звучит в ее ушах голос незнакомки с портрета, но Дункан старается не слушать, вспоминая «Весну» Сандро Боттичелли, где сама природа дышит материнством в предчувствии таинства сотворения.
«У тебя будет братик», – обнимает она Дердре, и та прыгает от радости и хлопает в ладоши. Братик – это хорошо, будет с кем играть. После Айседора несется на почту, где дает телеграмму Зингеру, чтобы тот постарался как можно быстрее приехать к ним в Венецию. В ответ Айседора получает несколько корзин дивных белых роз, и вскоре сам Парис, словно легкий веселый ветер, влетает в гостиничный номер, подхватывает Айседору на руки и, весело смеясь, кружит ее по комнате.
Депрессия временно сдала позиции под напором всепоглощающего счастья, Зингер зовет продолжить путешествие на яхте, но Айседора отказывается. Скоро, возможно, начнется токсикоз, а тут еще и морская болезнь… брр… нет, лично она в октябре едет в Америку, импресарио подготовил турне, и пока беременность еще незаметна, она желает танцевать. Парис не может отказать, если, конечно, Айседора уверена, что танцы не повредят ребенку. Но Дункан выглядит как человек, с которым бесполезно спорить, и миллионер готов бросить к ее прекрасным ногам любые средства, лишь бы только она путешествовала с максимальным комфортом. Лучшие каюты на корабле, чтобы ножки танцовщицы утопали в самых пушистых коврах, а к телу прикасались лишь яркие кимоно от самых лучших дизайнеров столицы мод. Если Айседора хочет что-то съесть или выпить – ей достаточно показать пальчиком, не нравится – наморщить носик. В ее распоряжении целый штат слуг и сам Парис, готовый срываться с места по первому зову. Одетая как маленькая принцесса Дердре целый день носится по палубе, так что няня за ней не успевает, но Айседора счастлива, и это самое главное.
Тем временем газеты наперебой сообщают о новой звезде русского балета, не так давно открытой Михаилом Фокиным103. Ида Рубинштейн104, на шесть лет моложе Айседоры, газетчики уже сейчас превозносят ее, называя не больше, не меньше – второй Дункан. Единственный спектакль по драме
Оскара Уальда «Саломея», привезенный Дягелевым105 в Париж, был дан всего раз, после чего его запретили из соображений нравственности. Журналисты пишут, будто бы Ида протанцевала танец семи покрывал, будучи полностью обнаженной.
Парис пытался спрятать от Айседоры газеты, но та, прочитав, могла разве что пожать плечами. Были уже и вторые, и третьи Айседоры Дункан, да хоть тридцать третьи… ей-то что за дело? Чему завидовать? – фигуре, судя по описанию, тоненькая и стройная, но да родит и изменится. К тому же еврейки стареют раньше. Нечему завидовать. Скандал огромный, спектакль снят. Так это нужно понимать, на что Ида Львовна рассчитывала? Коли подняться на бури возмущения, так ей это удалось. А вот если спектакль, поставленный талантливым Фокиным, не отменять, а показывать день за днем – тогда еще неизвестно, как бы повернулось. В газетах публиковались фотографии в костюмах и портрет так называемой соперницы. по фотографиям ничего и не скажешь, а вот портрет работы Серова ее затронул. Она и прежде его на какой-то выставке в России видела. Понравились желтоватый фон, фиолетовое шелковое покрывало и лента в руках худенькой, словно чахоточной девушки.
В Америке не жалуют неженатых пар. Их просто не поселят вместе. Горький с Андреевой могли бы рассказать о своих злоключениях в этой стране, но перед Зингером и его дамой раскрываются двери самых богатых и респектабельных отелей, так, словно они, по меньшей мере, являлись царями и повелителями легендарной Эльдорадо.
Да, Америка принимала сиятельную пару со всем свойственным этой стране радушием и раболепием перед миллионами. До января Айседора танцевала, собирая полные залы, пока ее беременность не стала слишком заметна под прозрачными одеждами. Так что в один прекрасный вечер в гримуборной Дункан появилась знакомая, заявившая: «Но, милейшая мисс Дункан, вы не можете продолжать танцевать в таком состоянии! Ведь это видно из первых рядов».