Виареджио – местечко, где на крошечной розовой вилле устроилась Элеонора Дузе, единственный человек, рядом с которым Айседоре вдруг захотелось оказаться.
Дузе полностью оправдала ожидания подруги, рядом с ней хорошо и спокойно. Она не пыталась делать вид, будто бы ничего не произошло, как поступали другие, вместо этого Элеонора деликатно спрашивала о детях, прося подругу рассказывать разные смешные или трогательные случаи, отчего Айседора смеялась и плакала. Слезы несли успокоение, а после они отправлялись гулять по берегу, читая стихи или просто любуясь окружающей их красотой. Айседора жила в Гранд-Отеле, время от времени оставаясь на всю ночь на розовой вилле, через пару месяцев она с досадой отметила, что ее начали узнавать. И была вынуждена нанять дом, дабы избежать любопытных взглядов. Выбор сдаваемого в аренду жилья оказался огромен, но Айседора остановилась на красном кирпичном домике, внешне немного напоминавшем замок, прежней хозяйкой которого была любовница Франца-Иосифа, родившая от него сына. Ребенок оказался безумным, во время осмотра дома Айседоре показали комнатку с решеткой на двери, где, по заверениям продавца, некогда томился маленький узник. Айседора сразу же решила нанять дом для себя и Дузе, которая могла бы разместиться в нем по собственному вкусу. Чего-чего, а комнат в замке было не менее 60 – как-нибудь бы устроились. Но Элеонора отвергла предложение, перебравшись из летней виллы в аккуратный домик по соседству.
Однажды явившись к Айседоре, чтобы вывести ее на прогулку, Элеонора застала ту в размышлениях. Оказалось, что только что почтальон доставил телеграмму, в которой импресарио Дункан предлагал ей турне по Южной Америке.
«Поедешь?» – Дузе заглянула в полные слез глаза подруги, и та отрицательно помотала головой, стряхнув на лицо отросшую челку.
«Разве я смогу танцевать? После всего еще и танцевать?!»
С этого момента Элеонора Дузе приняла на себя святую обязанность вернуть Дункан танцу и танцы Дункан.
«Погода хорошая, ветер, но не холодно. Мы вроде как собирались погулять?»
Айседора с облегчением кивнула, и, прихватив шаль, вышла вместе с Дузе.
«Муза трагедии гуляет с музой трагического танца», – патетически произнесла Элеонора в спину идущей перед ней Айседоре. Та повернулась к подруге и слабо улыбнулась.
Анджело от Микеланджело и загадки Лоэнгрина
Растолстевшая и даже оплывшая за годы безделья Дузе тем не менее оставалась весьма привлекательной. Перестав служить в театре, она не забывала ни одной из своих ролей и продолжала верить, что в один из дней найдется человек, который поможет ей реализовать ее мечты. Пока же великая Элеонора Дузе играла свои моноспектакли для единственного, но благодарного зрителя – Айседоры Дункан.
Мечтая хоть как-то отблагодарить Элеонору, Айседора вызвала телеграммой Скина и взяла напрокат рояль. Теперь вечерами в красном доме Дункан звучала музыка. А время от времени можно было расслышать низкий грудной голос Элеоноры. Да, она прекрасно пела. При этом тактичная Дузе ни разу не попросила Айседору потанцевать для них, она просто знала, что рано или поздно это произойдет само собой. Первый танец, который показала своим друзьям Дункан, был импровизацией на адажио из «Патетической сонаты» Бетховена. С этого момента стало ясно – Айседора выжила и скоро вернется к своему искусству.
– Теперь-то вы не откажетесь подписать контракт на турне по Южной Америке?
Айседора не знала, что ей ответить.
– Годы проходят, мы меняемся. Настанет день, когда ты захочешь танцевать, но будет поздно. Танцуй, пока ты молода и красива, танцуй, пока тебя хотят видеть, а сидеть у моря и зевать от скуки, боже мой, такая жизнь больше подходит для двух старых кукушек. Ты еще можешь вырваться, дерзай!
Айседора никуда не поедет. Во всяком случае, пока. Для того чтобы танцевать на сцене, профессионально работать, давая два-три полноценных спектакля в день, требуются силы. Отошедший от продолжительной болезни человек может сделать несколько гармоничных движений, но бежать на сцену при первых признаках выздоровления – жест самоубийцы. Дункан прекрасно понимает свое тело и свою душу. А следовательно, никакие уверения Дузе не могут заставить ее сделать эту глупость.
Без сомнения, спасение Айседоры – в искусстве. Но она просто физически не способна еще танцевать. Остается уповать на чудо.
И чудо приходит, однажды Айседора целую ночь и затем целый день бродила по берегу моря, пока прямо перед ней не возникли Дердре и Патрик. Дети шли, держась за руки и заговорчески поглядывая на свою маму. Айседора протянула к ним руки, стараясь двигаться быстрее, но как бы быстро она не шла, дети оказывались все дальше и дальше. Ноги вязли в песке, в лицо летели брызги, а она шла, бежала, спотыкалась, падала, снова поднималась и бежала… бежала… бежала. Дердре весело смеялась, подпрыгивая на месте, и вдруг, хлопнув ладошкой по плечу брата, понеслась вперед. Патрик мчался за ней, и
Айседора бежала, задыхаясь и падая, пока не рухнула лицом в песок, а накатившая на берег волна накрыла ее с головой.
Когда Айседора подняла лицо, дети были уже очень далеко.
«Дердре! Патрик!» – закричала Дункан и заплакала, бессильно колотя кулаками мокрый песок.
Должно быть, она, наконец, забылась сном или потеряла сознание. Потому что когда ее разбудили, последнее, что врезалось в память, – это мелькавший перед глазами потолок Сикстинской капеллы, почему именно он? Перед ней стоял прекрасный юноша, большеглазый, отлично сложенный, точно такой, как на одной из картин Микеланджело. Молодой человек только что вышел из воды, отчего его тело сверкало на солнце подлинными бриллиантами.
«Что-нибудь случилось? Я могу помочь?»
О чем можно просить, нет, молить только что вышедшего к тебе из картины придуманного юношу? И Айседора попросила его о любви. Все, что ей нужно сейчас, – это наконец перестать слушать призрачные детские голоса и сосредоточиться на будущем.
«Спасите меня, любите меня, дайте мне ребенка», – пролепетала она и с неожиданной силой обхватила пальцами запястье незнакомца, так, словно боялась, что и он исчезнет. Молодого человека звали Анджело, он учился на скульптора и был помолвлен с детства со своей соседкой. Впрочем, все эти малосущественные подробности Айседора узнала несколько позже, пока же она увела своего полубога – юного, не знавшего жизни Адама в красный замок.
На следующий день непривычно счастливая Айседора уже бежала к домику своей подруги, дабы сообщить благую весть: созданный Микеланджело юноша явился из моря, дабы принести ей любовь и потерянную радость бытия. Айседора гладила свой живот, в котором, по ее мнению, уже ждали своего часа Дердре или Патрик. Все сложилось как нельзя лучше, Анджело открыл ее любви, любовь исцелила душу, и теперь остается только дождаться ребенка.
Объяснение вполне удовлетворило Дузе, и она вызвалась познакомиться с Анджело работы Микеланджело, посетив его вместе с Айседорой в ателье, где тот ваял.
«Ты действительно думаешь, что он талантлив?» – спросила она, осмотрев готовые и начатые работы юного мастера. Спросила и тут же махнула рукой, главное, что он достаточно красив и Айседора снова влюблена. Таланта в ней на двоих хватит, а когда еще такой случай подвернется – отыскать молодого, здорового и пригожего отца для своего будущего ребенка.
Айседора и сама, похоже, понимала, что долго этот роман не продлится, поэтому старалась запастись впрок положительными эмоциями. Анджело работы Микеланджело действительно исчез в один прекрасный день, оставив вместо себя покаянное письмо, из которого, собственно, Айседора и узнала о его невесте и строгих родителях. Но дело было сделано, она понесла.
С приходом холодов Элеонора заторопилась к себе во Флоренцию, Айседора и Скин проводили ее до дома и отправились в Рим, где непривычно тихо отпраздновали Рождество и Новый год. Рим успокаивал Айседору, возможно, ей стоило задержаться как можно дольше в вечном городе, но неожиданно Дункан была сорвана с места телеграммой от Зингера, в которой тот умолял немедленно приехать в Париж.
Айседора тотчас же отказалась от снятой квартиры, и вместе со Скином они отправились на встречу с Лоэнгрином и его загадками.
Лучший номер в отеле Крильон, из окон которого открывался великолепный вид на площадь Согласия, по обыкновению Париса Зингера, был заставлен корзинами и вазами с белыми цветами, а на столе лежала купчая на гостиницу в «Бельвю», в которой Айседора могла теперь открыть школу на тысячу воспитанниц. Мечта – стеснительная и не терпящая излишнего внимания к своей особе истеричка, сколько лет Дункан обивала пороги богатых домов и взывала со сцены – безрезультатно. Возможность открыть школу нашла измученную и глубоко страдающую женщину, которая, потеряв все, теперь безумно хваталась за сумасшедшую идею помочь ушедшим от нее детям воплотиться вновь. К женщине, носившей под сердцем ребенка и уже не стремящейся ни учить, ни танцевать.
Тем не менее Дункан едет в Бельвю и осматривает пустую гостиницу с террасами, откуда открывается вид на Париж, на живописные в своей заброшенности сады, спускающиеся к самой реке.
Казалось бы, судьба дает еще один шанс, Зингер выполнил данное Айседоре в 1908 году обещание, и теперь они будут вместе, ради этого Дункан даже готова поступиться со своими принципами и наконец зарегистрировать брак, но… теперь медлит он.
Для Париса нож острый – идея своей подруги родить детей по второму разу. Как опытный, знающий жизнь человек, он заранее предчувствует неудачу и крах. Понимает, что Дункан, подобно утопающему, хватается за край неба, и случись что-нибудь… малейшая погрешность, неудача, трагедия, и она рискует уже не подняться. Он не желает участвовать в этом безумии, потому не предлагает своей любви, и вообще не хочет, чтобы между ними были иные отношения, кроме чисто профессиональных. Она – основатель школы нового танца и родоначальник направления в искусстве, он – скромный меценат, обеспечивающий эту идею средствами.