Новая школа, брильянты, праздник. совершенно очевидно – Парис жаждал их воссоединения, и Айседора не желала снова упустить свою любовь. Да, она будет носить модные платья, даже каблуки, позволит укутать себя в собольи меха и окольцевать драгоценными перстнями. Она не станет говорить дома о неправедно добытом золоте богачей и цепях простого люда, а начнет нежно ворковать, помешивая горячий, густой шоколад крошечной серебряной ложечкой. Да, она будет паинькой, и все получится. Но для начала нужно провести этот праздник так, чтобы Зингер остался доволен. Пусть он видит, что Айседора может быть благодарной. Да, она станет веселиться и танцевать с гостями, рассказывать анекдоты и вообще, никакой отсебятины, все так, как хочет он.
Праздник начинался с обеда и заканчивался под утро танцами. Пьяная и счастливая, уже на рассвете Айседора приметила отчего-то не танцующего юношу и, отметив, что тот невероятно красив и статен, предложила научить его танцевать аргентинское танго апашей, как его танцуют в Буэнос-Айресе. «С первого робкого шага я почувствовала, как все мое существо откликнулось на томный привораживающий ритм этого сладострастного танца, нежного, как длительная ласка, опьяняющего, как любовь под небом юга, опасного и жес…», кто бы мог подумать, что Парис Зингер при всем его уме и эрудиции ни черта не разбирался в танцах!
Обругав Айседору, в полном бешенстве он вылетел из зала, чуть ли не кубарем скатился по парадной мраморной лестнице и был таков!
Дункан не имела понятия, где теперь следует искать Зингера, полагая, что он и сам вскоре поймет свою ошибку и явится к ней. Но вместо раскаявшегося любимого перед Айседорой возникали служащие гостиницы с требованиями оплатить счет. Вскоре компанию им составили хозяева ателье и гостиницы, в которой поселились девочки, все требовали денег, угрожая выселением или тюрьмой. А заваривший всю эту кашу с переездом в Нью-Йорк Зингер не отвечал на телефонные звонки, скрываясь от своей подруги. В результате Айседоре пришлось продать то самое бриллиантовое ожерелье, а затем горностаевое манто и волшебный изумруд, купленный Лоэнгрином у сына индусского магараджи, проигравшего все свои деньги в Монте-Карло и спустившего, в конце концов, фамильные ценности.
Сезон закончился, заработать хоть какие-нибудь деньги оказалось нереально. Оставалось как-то дотянуть до осени, и, расставшись со всеми своими ценными вещами, Айседора нанимает виллу в Лонг-Бич, куда переезжает с воспитанницами и друзьями.
Разумеется, с таким ведением хозяйства к сентябрю им уже не хватило денег. Впрочем, Айседора не паникует до поры до времени, убеждая учениц, что они столкнулись всего лишь с временными трудностями и нужно дождаться очередного турне, которое, без сомнения, покроет все расходы. Сколько ждать? Так сезон начинается в сентябре, следовательно, уже очень скоро, может, прямо сегодня раздастся телефонный звонок и… Но… в конце концов, она получила приглашение на гастроли по Калифорнии, до которого оставалось целых два месяца! Окланд, Сан-Франциско, скоро она увидит маму, встретит соседей, будет бродить по знакомым с детства улицам.
Айседора Дункан со своими ученицами, 1917 г.
«Если бы ты мог объяснить что либо словами – не было бы смысла в том, чтобы станцевать это».
17 ноября 1917 года, за день до отъезда, пришло сообщение о смерти Родена, которое Айседора воспринимает как личное горе. Но отменить или отсрочить поездку уже невозможно, и зареванная, прикрывая распухшее с ночи лицо темной вуалью, она садится в поезд, везущий ее в Окланд.
Из-за этой дурацкой вуали подстерегающие Айседору на вокзале журналисты разнесли новость: «Дункан окружает себя тайной». В иное время это бы ее развеселило.
Сан-Франциско изменился, отчасти из-за землетрясения и пожаров 1906 года, отчасти. за двадцать два года что хочешь изменится. Вот и Айседора – уже не та девочка, готовая лететь сломя голову в поисках славы. Славы она добилась, много раз любила, бывала и счастлива, и бесконечно несчастна, наряжалась в дорогие наряды и бриллианты, ночевала на скамейках в парке. всякое бывало.
Ее выступление в театре «Колумбия» прошло с аншлагом, критики единогласно восторгались знаменитой соотечественницей, Айседору приглашали в салоны, к ее мнению прислушивались, но когда Дункан предложила устроить даровой спектакль для бедноты, отказали.
Почему? Она же предлагала от чистого сердца.
Окруженная представителями высшего света и людьми искусства, которые наперебой восхваляли Айседору и то, чего она добилась, Дункан раз за разом делала попытки уговорить состоятельных жителей города помочь ей организовать в Сан-Франциско школу.
Снова отказ. На этот раз визави покидали ее с поспешностью спасающихся от досужего попрошайки прохожих. Скоро все разъяснилось само собой, в городе наличествовало несколько школ Айседоры Дункан, естественно, все открытые без ее разрешения и не отчисляющие нашей героини ни цента с прибыли. При этом все имеющиеся в Америке школы Дункан работали точно по единой, кем-то созданной программе, которая включала все прекрасное и гармоничное, что преподавала Айседора, и начисто игнорировала трагическую составляющую ее танцев. Позиция, в равной степени удобная как для родителей занимающихся там детей, так и для администрации города.
Айседора выступила с новым предложением дать мастер-класс для этих детей, собрав разом все школы, для такого дела в городе имелся очень удобный Греческий театр, но… Сан-Франциско был готов принимать великую танцовщицу исключительно на своих условиях и строго дозированно, как дорогое, но небезопасное в большом количестве лекарство.
Впрочем, лишний свободный вечер помог нашей героини встретиться с матерью, с которой она не виделась несколько лет. Дора сильно постарела, но не выглядела ни сломленной, ни недовольной жизнью. Елизавета и Августин время от времени навещали ее, сама же мама наотрез отказалась снова ехать в Европу, предпочитая жить и умереть там, где ей хорошо. Они встречались чуть ли не каждый день, пока Айседора танцевала на сцене «Колумбии», обычно завтракали вместе в каком-нибудь кафе или обедали между спектаклями. Вечера Айседора уже традиционно проводила в компании людей искусства, одним из которых был пианист и скрипач Гарольд Бауэр149. Старше ее на четыре года, Гарольд приехал в Америку сразу же после начала войны и только в этом году получил гражданство. Сын немецкого скрипача, Гарольд родился недалеко от Лондона и всю жизнь прожил в Англии, сначала обучаясь игре на скрипке у своего отца, а затем у Адольфа Поллицера150. В десять лет он дебютировал со скрипкой, после чего его возили по всей Великобритании как маленького гения, что не помешало ему в 1892 году, бросив высокие заработки и уже набившую оскомину славу, отправиться в Париж, дабы поступить в обучение к пианисту Игнацу Падеревскому151, после чего объехал с гастролями Россию, Францию, Германию и Испанию как пианист. Отработав, сколько желал, соло, Гарольд решил попробовать себя в ансамбле и тут же сколотил трио вместе со скрипачом Жаком Тибо152 и виолончелистом Пабло Казальсом153. В 1912-м получил золотую медаль Королевского филармонического общества, а теперь новое хобби – вдруг почувствовал в себе преподавательский талант и тут же устроился в Манхэттенскую школу музыки.
С первой секунды знакомства Айседора была очарована Гарольдом, к слову, он был сказочно красив – правильные черты лица, выразительные глаза, густая шевелюра, в которую так хотелось забраться пальцами. Женщины сходили с ума от Гарольда Бауэра, Айседора была поражена его игрой и, главное, его пониманием искусства танца. Гарольд имел счастливую особенность во всем видеть музыку, объясняя то или иное явление с точки зрения безусловной гармонии. Аккомпанируя Айседоре, он высказал предположение, что она в большей степени музыкант, нежели танцовщица. Любое движение Дункан, даже если она танцевала без музыки, ходила, разговаривала, брала из вазочки пирожное, для чувствительного Гарольда было перенасыщено музыкальными ритмами. Он мог сыграть, как она гневается и как смеется, как встречает друзей и разговаривает с зашедшими после спектакля богачами. Он тонко чувствовал поэзию – которая была для него сутью, заколдованной музыкой. Гарольд не прикасался к вину, говоря, что может быть пьян от определенного сочетания звуков, рядом же с Айседорой он упивался Шопеном или Бахом.
После одного из выступлений к Айседоре в гримуборную вошел красивый пожилой господин с белоснежными волосами и безукоризненными манерами. Преподнеся аккуратный букетик белых роз, он поинтересовался, не забыла ли его знаменитая госпожа Дункан? Помнит ли еще друга своей юности, бедного аптекаря и любителя танцев? Перед Айседорой стоял Верной. Да! Она сразу же узнала его. Узнала свою первую любовь!
В восторге от встречи, Айседора много болтала, расспрашивая о друзьях и соседях, для того чтобы выйти из театра вместе с Верноем, ей оставалось только накинуть на плечи розовую шаль… в какой-то момент ей захотелось открыть тайну своей былой страсти, и, смеясь, она призналась прекрасному Верною в детской любви. Но, вместо того чтобы подыграть ей, тот вскочил с места и, заикаясь, начал говорить об ожидающей его в холле жене, той самой бесцветной девушке, которую Айседора видела когда-то вместе с Верноем. Откланявшись, он поспешил ретироваться, оставив Дункан в полном одиночестве.
Наконец, Дункан поняла, что в Америке ей ничего не добиться, напомню, что школу она перевезла в расчете на Зингера. Да только где он теперь? Все ценные вещи были давно проданы, и Айседора решилась попытаться обратить в деньги недвижимость во Франции. Но решиться одно, а сделать. ужас – у великой Дункан, содержащей в былые времена исключительно на собственные средства сорок приемных детей, не оказалось денег на один-единственный билет в Европу!
То есть деньги были, но не могла же она оставить свою школу без средств. На счастье, именно в это время в Нью-Йорк приехала подруга Айседоры Мэри, которая упросила своего друга Гордона Сельфриджа помочь великой танцовщине выбраться из США.