В это же время Петербург готовится к встрече с самым известным маринистом, с Иваном Константиновичем Айвазовским.
В преддверии торжеств, президент Академии художеств Великий князь Владимир Александрович ходатайствует перед Двором:
«1.0 всемилостивейшем пожаловании Айвазовского орденом Св. Владимира 2-й степени ко дню 50-летнего юбилея.
2.0 разрешении праздновать 50-летие его художественной деятельности торжественным собранием Академии.
3. О разрешении по бывшим примерам выбить по случаю сего юбилея медаль, на которой, с одной стороны, вырежется портрет юбиляра, а на другой стороне начертана будет надпись: «От императорской Академии художеств в день 50-летнего юбилея, 26 сентября 1887 г.».[267]
Одновременно императором подготовлен еще один подарок, которого Айвазовский с трепетом в сердце ожидает. Дело в том, что, устав от постоянных жалоб Юлии Яковлевны, Иван Константинович отважился наконец обратиться за помощью к президенту Академии, умоляя его защитить старого и не очень здорового художника от нападок бывшей супруги, которая своими письмами уже почти что убедила всех и каждого, будто Айвазовский двоеженец.
И если Иван Константинович до сих пор кротко сносил обиды, считая недостойным жаловаться на явно душевнобольную женщину, теперь, в предвкушении торжеств и массового приезда именитых гостей, он не видит иного выхода, как поведать о своей участи и попросить защиты: «Айвазовский ходатайствует об испрошении высочайшего повеления о том, чтобы решение Эчмиадзинского синода по бракоразводному его делу признавалось законно состоявшимся и имеющим обязательную силу».
Изучив просьбу Айвазовского, Президент Академии составил рескрипт на имя начальника канцелярии по приему прошений на высочайшее имя Оттона Борисовича Рихтера[268] по делу о разводе И. К. Айвазовского: «Антон Берхардович! — писал Владимир Александрович. — Причисленный к императорской Академии художеств тайный советник Иван Айвазовский обратился ко мне с докладной запискою, в которой изложено: в 1847 г. тайный советник Айвазовский вступил в брак с девицею Юлиею Гревс англиканского вероисповедания, бракосочетание было совершено в армянской церкви.
Брак этот скоро оказался несчастным; при болезненнораздражительном характере в жене Айвазовского развилось нечто вроде мании жаловаться, клеветать не только на словах и в частном быту, но и письменно в многочисленных прошениях и жалобах. Таким образом, совместное жительство сделалось далее невозможным, и последние 10 лет супруги даже почти не виделись».
Далее Владимир Александрович указал денежные средства и имущество, которое Айвазовский передал бывшей жене, отметив, что тот регулярно выплачивает ее содержание и не намерен впредь отказываться от данных обещаний.
«Не считая себя вправе входить в какие-либо законодательные соображения, насколько ст. 816 т. X ч. 2 изд. 1857 г. применима в настоящем случае, равно как и о том, обязан ли был армяно-григорианский синод руководствоваться вышеупомянутою статьею, — продолжал великий князь, — я полагаю моею обязанностью принять участие в дальнейшей судьбе профессора Айвазовского.
К этому побуждают меня:
1. Заслуги Айвазовского [перед] русским искусством, которые длятся уже полстолетия;
2. Полное обеспечение, которое он дал совершенно добровольно его первой разведенной жене, несмотря на все те неприятности, которые она старалась всеми способами наносить ему продолжительное время;
3. Преклонные лета маститого и известного художника, который жертвовал и продолжает жертвовать денежные средства подрастающему поколению художников;
4. Настоящее его семейное положение.
По сим основаниям я почтительнейше прошу Ваше высокопревосходительство повергнуть и мое ходатайство о профессоре Айвазовском монаршему милосердию.
Вот такой серьезный оборот приняло малозначительное с виду дело о разводе, тем не менее, уже по тому, что Президент академии обращается именно к О. Б. Рихтеру, человеку, славившемуся своей способностью находить выходы из самых, казалось бы, безвыходных положений, считавшемуся чем-то вроде палочки-выручалочки на самые пиковые случае жизни, понятно, насколько протесты покинутой женщины содрогнули олимп российской власти.
Что же заставило Айвазовского жаловаться в Академию художеств? Почему беспокоится Президент Академии? Ну, подумаешь, кто-то не поверит Ивану Константиновичу и примет сторону его супруги, тоже можно понять — четыре дочери, внуки, длительное совместное проживание и вдруг… безусловно найдутся завистники, которые скажут, что-де «великим» все можно — и старую жену на молодую кралю обменять, и от детей родных отречься? Ну и что с того, что кто-то назовет Айвазовского двоеженцем? Что, он от этого хуже рисовать будет? Или не станет охотников его холсты покупать?
На самом деле вопрос более чем серьезен, и сиди Айвазовский в своей Феодосии это одно дело, но тут же в его честь собираются устраивать великие торжества с выставками, застольями, возможно, балами и пр. А на все эти праздники ожидаются гости с женами и детьми. С юными дочерями, которых никто не пустит на бал, на котором главной персоной будет выступать седовласый старик в компании молодой любовницы. И жен не пустят, да и сами вряд ли отважатся замараться. Следовательно, никаких торжеств уже не будет. И либо император своей волей прикажет считать решение армянской церкви законным, Айвазовского разведенным и вновь законно женатым, либо может замять этот юбилей, пока все газеты в карикатурах не захлебнулись.
Только после того, как Государь приказал считать Айвазовского свободным от первого брака и официально женатым во второй раз, можно было уже всерьез думать о большом празднике в его честь.
«Милостивый государь Иван Константинович! — пишет художнику Г. Ф. Исеев. — 26 сентября сего года исполняется 50 лет со времени удостоения Вашего превосходительства императорскою Академию художеств званием художника и присуждения Вам золотой медали первого достоинства.
Его императорское высочество августейший президент Академии в ознаменование 50-летней художественной Вашей деятельности на пользу русского искусства исходатайствовал всемилостивейшее государя императора соизволение праздновать предстоящий Ваш юбилей торжественным собранием Академии.
Сообщая Вашему превосходительству об изложенном по приказанию его императорского высочества президента, имею честь покорнейше просить Вас пожаловать в Петербург и почтить своим присутствием торжественное собрание Академии, имеющее быть в субботу 26 сентября сего года в Большом конференц-зале.
Примите уверения в совершенном почтении».[269]
26 сентября 1997 года отмечался юбилей 50-летней художественной деятельности профессора живописи тайного советника И. К. Айвазовского. По этому случаю в 12 часов дня в Большом конференц-зале было открыто собрание Академии, на котором не возбранялось присутствовать и посторонним Академии лицам, если те конечно же благоволили предварительно получить входной билет в канцелярии Академии.
Кроме того, была объявлена подписка на обед в честь профессора И. К. Айвазовского. Желающие присутствовать на обеде должны были внести в кассу Академии 10 рублей с человека.[270]
Таким образом, чествование проходило целый день — сначала собрание, затем открытие юбилейной выставки и наконец обед.
Распорядителем юбилейного празднества был назначен академик Черкасов, которому из казны Академии выдали 400 рублей только на украшение залов, где будут проходить торжества. В докладной записке П. Ф. Исеева президенту Академии эту сумму предложено списать по статье сметы на содержание мозаического отделения.
Кроме этого, из канцелярии Академии художеств в Главный морской штаб поступает просьба передать 26 сентября для декорирования зала Павловой (Бывший клуб художников, Троицкий пер. д. № 15): два полных комплекта всех национальных флагов, две дюжины весел, шесть багров, два небольших якоря, несколько свертков морских веревок, полный комплект сигнальных флагов.[271]
В честь юбилея художника Санкт-Петербургское армянское общество преподнесло Ивану Константиновичу палитру, на обратной стороне которой красовался адрес.
Великий армянской артист-трагик Адамян Петрос Иеронимович[272] присылает поздравительную телеграмму следующего содержания: «Сегодняшнему венцу Вашей славы желаю столько блеска, сколько заключается жизни в волнах, созданных Вашею гениальною кистью».
Приходят поздравления от Бакинского армянского общества и московских армян, от Лазаревского института восточных языков, от армянской газеты «Мшак», от Тифлисской армянской семинарии Нерсисян, от Ново-Нахичеванского городского головы, от «Общества русских художников в Париже» за подписью известного русского художника-мариниста, с 1858 года академика Алексея Петровича Боголюбова[273] и пр, и пр. Лично посетили и приветствовали юбиляра передвижники во главе с Иваном Николаевичем Крамским.
Айвазовского поздравляли от императорского Эрмитажа (А. И. Сомов[274] и М. А. Чижов[275]). От императорского Общества поощрения художеств (В. П. Гаевский[276] и Н. Л. Бенуа[277]). От императорского Петербургского университета (М. Н. Владиславлев и И. Н. Помяловский[278]