| "If thou readest the Scripture," said the Jewess, "and the lives of the saints, only to justify thine own license and profligacy, thy crime is like that of him who extracts poison from the most healthful and necessary herbs." | - Если ты только затем читаешь библию и жизнеописания праведников, - сказала еврейка, -чтобы находить в них оправдание своему распутству и беззаконию, то повинен в таком же преступлении, как тот, кто извлекает яд из самых здоровых и полезных трав. |
| The eyes of the Templar flashed fire at this reproof-"Hearken," he said, "Rebecca; I have hitherto spoken mildly to thee, but now my language shall be that of a conqueror. | Глаза храмовника сверкнули гневом, когда он выслушал этот упрек. - Слушай, Ревекка, - сказал он, - до сих пор я с тобой обращался мягко. Теперь я буду говорить как победитель. |
| Thou art the captive of my bow and spear-subject to my will by the laws of all nations; nor will I abate an inch of my right, or abstain from taking by violence what thou refusest to entreaty or necessity." | Я завоевал тебя моим луком и копьем, и, по законам всех стран и народов, ты обязана мне повиноваться. Я не намерен уступить ни пяди своих прав или отказаться взять силой то, в чем ты отказываешь просьбам. |
| "Stand back," said Rebecca-"stand back, and hear me ere thou offerest to commit a sin so deadly! | - Отойди, - сказала Ревекка, - отойди и выслушай меня, прежде чем решишься на такой смертный грех. |
| My strength thou mayst indeed overpower for God made women weak, and trusted their defence to man's generosity. | Конечно, ты можешь меня одолеть, потому что бог сотворил женщину слабой, поручив ее покровительству мужчины. |
| But I will proclaim thy villainy, Templar, from one end of Europe to the other. | Но я сделаю твою низость, храмовник, известной всей Европе. |
| I will owe to the superstition of thy brethren what their compassion might refuse me, Each Preceptory-each Chapter of thy Order, shall learn, that, like a heretic, thou hast sinned with a Jewess. | Суеверие твоих собратий сделает для меня то, чего я не добилась бы от их сострадания. Каждой прецептории, каждому капитулу твоего ордена будет известно, что ты, как еретик, согрешил с еврейкой. |
| Those who tremble not at thy crime, will hold thee accursed for having so far dishonoured the cross thou wearest, as to follow a daughter of my people." | И те, которые не содрогнутся от твоего преступления, все-таки обвинят тебя за то, что ты обесчестил носимый тобой крест, связавшись с дочерью моего племени. |
| "Thou art keen-witted, Jewess," replied the Templar, well aware of the truth of what she spoke, and that the rules of his Order condemned in the most positive manner, and under high penalties, such intrigues as he now prosecuted, and that, in some instances, even degradation had followed upon it-"thou art sharp-witted," he said; "but loud must be thy voice of complaint, if it is heard beyond the iron walls of this castle; within these, murmurs, laments, appeals to justice, and screams for help, die alike silent away. | - Как ты умна, Ревекка! - воскликнул храмовник, отлично сознавая, что она говорит правду: в уставе его ордена действительно существовали правила, запрещавшие под угрозой суровых наказаний интриги вроде той, какую он затеял. И бывали даже случаи, когда за это изгоняли рыцарей из ордена, покрывая их позором. - Ты очень умна, но громко же придется тебе кричать, если хочешь, чтобы твой голос был услышан за пределами этого замка. А в его стенах ты можешь плакать, стенать, звать на помощь сколько хочешь, и все равно никто не услышит. |
| One thing only can save thee, Rebecca. Submit to thy fate-embrace our religion, and thou shalt go forth in such state, that many a Norman lady shall yield as well in pomp as in beauty to the favourite of the best lance among the defenders of the Temple." | Только одно может спасти тебя, Ревекка: подчинись своей судьбе и прими нашу веру. Тогда ты займешь такое положение, что многие норманские дамы позавидуют блеску и красоте возлюбленной лучшего из храбрых защитников святого Храма. |