| Our numbers are too few for the defence of every point, and the men complain that they can nowhere show themselves, but they are the mark for as many arrows as a parish-butt on a holyday even. | Нас так мало, что нет возможности оборонять каждый пункт. Люди и без того жалуются, что чуть только высунешься из-за стены, сейчас на тебя посыплется столько стрел, сколько не попадает в приходскую мишень под праздник. |
| Front-de-Boeuf is dying too, so we shall receive no more aid from his bull's head and brutal strength. | Вот и Фрон де Беф при смерти; стало быть, нечего ждать помощи от его бычьей головы и звериной силы. |
| How think you, Sir Brian, were we not better make a virtue of necessity, and compound with the rogues by delivering up our prisoners?" | Как вы полагаете, сэр Бриан, не договориться ли нам в силу необходимости с этими мерзавцами, выдав им пленников? |
| "How?" exclaimed the Templar; "deliver up our prisoners, and stand an object alike of ridicule and execration, as the doughty warriors who dared by a night-attack to possess themselves of the persons of a party of defenceless travellers, yet could not make good a strong castle against a vagabond troop of outlaws, led by swineherds, jesters, and the very refuse of mankind?-Shame on thy counsel, Maurice de Bracy!-The ruins of this castle shall bury both my body and my shame, ere I consent to such base and dishonourable composition." | - Что? - воскликнул храмовник. - Выдать наших пленников и стать всеобщим посмешищем? Какие доблестные вояки: сумели ночной порой напасть на беззащитных проезжих и взять их в плен, а среди бела дня не сумели защитить крепкий замок против скопища какихто бродяг и воров под предводительством шутов да свинопасов! Стыдись подавать подобные советы, Морис де Браси. Пусть этот замок обрушится на меня и похоронит мое тело и мой позор, прежде чем я соглашусь на такую низкую и бесславную сделку. |
| "Let us to the walls, then," said De Bracy, carelessly; "that man never breathed, be he Turk or Templar, who held life at lighter rate than I do. | - Ну что же, пойдем защищать стены, - молвил де Браси беспечно. - Еще не родился тот человек, будь он хоть турок или храмовник, который бы меньше меня ценил жизнь. |
| But I trust there is no dishonour in wishing I had here some two scores of my gallant troop of Free Companions?-Oh, my brave lances! if ye knew but how hard your captain were this day bested, how soon should I see my banner at the head of your clump of spears! | Но, надеюсь, нет ничего позорного в том, что мне хотелось бы иметь теперь под рукой человек сорок бойцов из моей храброй дружины. О мои бравые копьеносцы! Если бы вы знали, как туго приходится сегодня вашему начальнику, то я бы скоро увидел свое знамя над вашими пиками! |
| And how short while would these rabble villains stand to endure your encounter!" | И тогда мы мигом бы справились с этими подлыми бунтовщиками! |
| "Wish for whom thou wilt," said the Templar, "but let us make what defence we can with the soldiers who remain-They are chiefly Front-de-Boeufs followers, hated by the English for a thousand acts of insolence and oppression." | - Мечтать можешь о чем угодно, - сказал храмовник, - но подумай, как бы получше наладить оборону с теми воинами, которые у нас налицо. Это большею частью слуги барона Фрон де Бефа, заслужившие ненависть местного населения тысячью дерзких поступков. |
| "The better," said De Bracy; "the rugged slaves will defend themselves to the last drop of their blood, ere they encounter the revenge of the peasants without. | - Тем лучше, - сказал де Браси, - значит, эти рабы будут защищаться до последней капли крови, лишь бы ускользнуть от мщения крестьян. |
| Let us up and be doing, then, Brian de Bois-Guilbert; and, live or die, thou shalt see Maurice de Bracy bear himself this day as a gentleman of blood and lineage." | Идем же и будем драться, Бриан де Буагильбер. Останусь ли я жив или умру - увидишь, что сегодня поведение Мориса де Браси будет достойно родовитого и благородного дворянина. |
| "To the walls!" answered the Templar; and they both ascended the battlements to do all that skill could dictate, and manhood accomplish, in defence of the place. | - По местам! - воскликнул храмовник. И оба пошли на стены, чтобы сделать все возможное для обороны крепости. |
| They readily agreed that the point of greatest danger was that opposite to the outwork of which the assailants had possessed themselves. | Они оба считали, что наиболее опасным пунктом были ворота напротив той передовой башни, которой успел овладеть неприятель. |
| The castle, indeed, was divided from that barbican by the moat, and it was impossible that the besiegers could assail the postern-door, with which the outwork corresponded, without surmounting that obstacle; but it was the opinion both of the Templar and De Bracy, that the besiegers, if governed by the same policy their leader had already displayed, would endeavour, by a formidable assault, to draw the chief part of the defenders' observation to this point, and take measures to avail themselves of every negligence which might take place in the defence elsewhere. | Правда, эта башня отделялась от самого замка глубоким рвом, наполненным водою, и осаждающим нельзя было иначе подступиться к стенам и атаковать ворота, как преодолев это препятствие. Тем не менее и храмовник и де Браси полагали, что если осаждающие будут действовать по тому плану, который уже обнаружил их предводитель, то они при помощи отчаянного натиска постараются привлечь к этому пункту главные силы защитников замка, а тем временем примут все меры, чтобы использовать малейшую оплошность обороняющихся в других местах. |
| To guard against such an evil, their numbers only permitted the knights to place sentinels from space to space along the walls in communication with each other, who might give the alarm whenever danger was threatened. | Ввиду малочисленности защитников замка рыцари могли только расставить по всем стенам часовых, чтобы они в случае неожиданного нападения немедленно подняли тревогу. |
| Meanwhile, they agreed that De Bracy should command the defence at the postern, and the Templar should keep with him a score of men or thereabouts as a body of reserve, ready to hasten to any other point which might be suddenly threatened. | Было решено, что де Браси займется обороной ворот против передовой башни, а храмовник наберет человек двадцать в резерв, готовых защитить любое место замка, которое окажется под угрозой нападения. |
| The loss of the barbican had also this unfortunate effect, that, notwithstanding the superior height of the castle walls, the besieged could not see from them, with the same precision as before, the operations of the enemy; for some straggling underwood approached so near the sallyport of the outwork, that the assailants might introduce into it whatever force they thought proper, not only under cover, but even without the knowledge of the defenders. | Утрата передовой башни ухудшила положение осажденных еще и потому, что, хотя стены замка были гораздо выше этой башни, осажденные не могли, как прежде, определить движение неприятеля. Разбросанные по лугу деревья и кустарники так близко подходили к боковым воротам башни, что осаждающие имели возможность незаметно для противника провести туда сколько угодно людей. |
| Utterly uncertain, therefore, upon what point the storm was to burst, De Bracy and his companion were under the necessity of providing against every possible contingency, and their followers, however brave, experienced the anxious dejection of mind incident to men enclosed by enemies, who possessed the power of choosing their time and mode of attack. | Поэтому де Браси и храмовник не могли предугадать, где именно развернется главное наступление, и их воины, несмотря на свою отвагу, все время находились под гнетом тревожной неизвестности, как всегда бывает, когда люди, окруженные врагами, не знают ни времени нападения, ни способов атаки, подготовляемой неприятелем. |
| Meanwhile, the lord of the beleaguered and endangered castle lay upon a bed of bodily pain and mental agony. | Между тем властелин осажденного замка лежал на смертном одре, испытывая телесные и душевные муки. |
| He had not the usual resource of bigots in that superstitious period, most of whom were wont to atone for the crimes they were guilty of by liberality to the church, stupefying by this means their terrors by the idea of atonement and forgiveness; and although the refuge which success thus purchased, was no more like to the peace of mind which follows on sincere repentance, than the turbid stupefaction procured by opium resembles healthy and natural slumbers, it was still a state of mind preferable to the agonies of awakened remorse. | У него не было обычного утешения всех ханжей того суеверного времени, надеявшихся заслужить прощение и искупить свои грехи щедрыми пожертвованиями на церковь и этим способом притупить свой страх. И хотя купленное таким путем успокоение было не более похоже на душевный мир, следующий за искренним раскаянием, чем сонное оцепенение от опиума похоже на здоровый и натуральный сон, все-таки такое состояние духа было легче переносить, нежели угрызения пробудившейся совести. |