| The sweet tones of her voice, and the softness of her reply, impressed on the audience a sentiment of pity and sympathy. | Ее нежный голос и кроткий ответ пробудили в присутствующих чувство жалости. |
| But Beaumanoir, in whose mind the suppression of each feeling of humanity which could interfere with his imagined duty, was a virtue of itself, repeated his commands that his victim should be unveiled. | Но Бомануар, считавший особой заслугой подавить в себе всякие чувства, когда речь шла об исполнении того, что он считал своим долгом, повторил свое требование. |
| The guards were about to remove her veil accordingly, when she stood up before the Grand Master and said, | Стража бросилась вперед, намереваясь сорвать с нее покрывало, но она встала и сказала: |
| "Nay, but for the love of your own daughters-Alas," she said, recollecting herself, "ye have no daughters!-yet for the remembrance of your mothers-for the love of your sisters, and of female decency, let me not be thus handled in your presence; it suits not a maiden to be disrobed by such rude grooms. | - Нет, заклинаю вас любовью к вашим дочерям. Увы, я позабыла, что у вас не может быть дочерей! Хотя бы в память ваших матерей, из любви к вашим сестрам, ради соблюдения благопристойности, не дозволяйте так обращаться со мною в вашем присутствии! |
| I will obey you," she added, with an expression of patient sorrow in her voice, which had almost melted the heart of Beaumanoir himself; "ye are elders among your people, and at your command I will show the features of an ill-fated maiden." | Но я повинуюсь вам, - прибавила она с такой печальной покорностью в голосе, что сердце самого Бомануара дрогнуло, - вы старейшины, и по вашему приказанию я сама покажу вам лицо несчастной девушки. |
| She withdrew her veil, and looked on them with a countenance in which bashfulness contended with dignity. | Она откинула покрывало и взглянула на них. Лицо ее отражало и застенчивость и чувство собственного достоинства. |
| Her exceeding beauty excited a murmur of surprise, and the younger knights told each other with their eyes, in silent correspondence, that Brian's best apology was in the power of her real charms, rather than of her imaginary witchcraft. | Ее удивительная красота вызвала общее изумление, и те из рыцарей, которые были помоложе, молча переглянулись между собой. Эти взгляды, казалось, говорили, что необычайная красота Ревекки гораздо лучше объясняет безумную страсть Буагильбера, чем ее мнимое колдовство. |
| But Higg, the son of Snell, felt most deeply the effect produced by the sight of the countenance of his benefactress. | Но особенно сильное впечатление произвело выражение ее лица на Хигга, сына Снелля. |
| "Let me go forth," he said to the warders at the door of the hall,-"let me go forth!-To look at her again will kill me, for I have had a share in murdering her." | - Пустите меня, пустите! - закричал он, обращаясь к страже, охранявшей выходную дверь. - Дайте мне уйти отсюда, не то я умру с горя - ведь я свидетельствовал против нее! |
| "Peace, poor man," said Rebecca, when she heard his exclamation; "thou hast done me no harm by speaking the truth-thou canst not aid me by thy complaints or lamentations. | - Полно, бедняга, успокойся, - сказала Ревекка, услышавшая его восклицание. - Ты не сделал мне вреда, сказав правду, и не можешь помочь мне слезами и сожалением. |
| Peace, I pray thee-go home and save thyself." | Успокойся, прошу тебя, иди домой и позаботься о себе. |
| Higg was about to be thrust out by the compassion of the warders, who were apprehensive lest his clamorous grief should draw upon them reprehension, and upon himself punishment. | Стража сжалилась над Хиггом и, опасаясь, что его громкие причитания навлекут на них гнев начальства, решила выпроводить его из зала. |
| But he promised to be silent, and was permitted to remain. | Но он обещал молчать, и ему позволили остаться. |
| The two men-at-arms, with whom Albert Malvoisin had not failed to communicate upon the import of their testimony, were now called forward. | Вызвали двух наемников, которых Альберт Мальвуазен заранее научил, что им показывать. |
| Though both were hardened and inflexible villains, the sight of the captive maiden, as well as her excelling beauty, at first appeared to stagger them; but an expressive glance from the Preceptor of Templestowe restored them to their dogged composure; and they delivered, with a precision which would have seemed suspicious to more impartial judges, circumstances either altogether fictitious or trivial, and natural in themselves, but rendered pregnant with suspicion by the exaggerated manner in which they were told, and the sinister commentary which the witnesses added to the facts. | Хотя они оба были бессердечными негодяями, однако даже их поразила дивная красота пленницы. В первую минуту оба как будто растерялись; однако Мальвуазен бросил на них такой выразительный взгляд, что они опомнились и снова приняли уверенный вид. С точностью, которая могла бы показаться подозрительной менее пристрастным судьям, они дали целый ряд показаний. |
| The circumstances of their evidence would have been, in modern days, divided into two classes-those which were immaterial, and those which were actually and physically impossible. | Многие из них были целиком вымышлены, другие касались простых, естественных явлений, но обо всем этом рассказывалось в таком таинственном тоне и с такими подробностями и толкованием, что даже самые безобидные происшествия принимали зловещую окраску. |
| But both were, in those ignorant and superstitions times, easily credited as proofs of guilt.-The first class set forth, that Rebecca was heard to mutter to herself in an unknown tongue-that the songs she sung by fits were of a strangely sweet sound, which made the ears of the hearer tingle, and his heart throb-that she spoke at times to herself, and seemed to look upward for a reply-that her garments were of a strange and mystic form, unlike those of women of good repute-that she had rings impressed with cabalistical devices, and that strange characters were broidered on her veil. | В наше время подобные свидетельские показания были бы разделены на два разряда, а именно - на несущественные и на невероятные. Но в те невежественные и суеверные времена эти показания принимались за доказательства виновности. Так, например, свидетели говорили о том, что иногда Ревекка что-то бормочет про себя на непонятном языке, а поет так сладко, что у слушателей начинает звенеть в ушах и бьется сердце; что по временам она разговаривает сама с собою и поднимает глаза кверху, словно в ожидании ответа; что покрой ее одежды странен и удивителен - не такой, как у обыкновенной честной женщины; что у нее на перстнях есть таинственные знаки, а покрывало вышито какими-то диковинными узорами. |
| All these circumstances, so natural and so trivial, were gravely listened to as proofs, or, at least, as affording strong suspicions that Rebecca had unlawful correspondence with mystical powers. | Все эти рассказы об обыкновенных вещах были выслушаны с глубочайшей серьезностью и зачислены в разряд если не прямых доказательств, то косвенных улик, подтверждающих сношения Ревекки с нечистой силой. |
| But there was less equivocal testimony, which the credulity of the assembly, or of the greater part, greedily swallowed, however incredible. | Но были и другие показания, более важные, хотя и явно вымышленные; тем не менее невежественные слушатели отнеслись к ним с полным доверием. |
| One of the soldiers had seen her work a cure upon a wounded man, brought with them to the castle of Torquilstone. | Один из солдат видел, как Ревекка излечила раненого человека, вместе с ними прибывшего в Торкилстон. |
| She did, he said, make certain signs upon the wound, and repeated certain mysterious words, which he blessed God he understood not, when the iron head of a square cross-bow bolt disengaged itself from the wound, the bleeding was stanched, the wound was closed, and the dying man was, within a quarter of an hour, walking upon the ramparts, and assisting the witness in managing a mangonel, or machine for hurling stones. |