| Bethink thee, were I a fiend, yet death is a worse, and it is death who is my rival." | Подумай, будь я хоть сам сатана, - ведь смерть еще хуже сатаны, а мой соперник - смерть. |
| "I weigh not these evils," said Rebecca, afraid to provoke the wild knight, yet equally determined neither to endure his passion, nor even feign to endure it. | - Я не взвешиваю этих зол, - сказала Ревекка, опасаясь слишком прогневить необузданного рыцаря, но преисполненная твердой решимости не только не принимать его предложений, но и не прикидываться благосклонной к нему. |
| "Be a man, be a Christian! If indeed thy faith recommends that mercy which rather your tongues than your actions pretend, save me from this dreadful death, without seeking a requital which would change thy magnanimity into base barter." | - Будь же мужчиной, призови на помощь свою веру. Если правда, что ваша вера учит милосердию, которого у вас больше на словах, чем на деле, избавь меня от страшной смерти, не требуя вознаграждения, которое превратило бы твое великодушие в низкий торг. |
| "No, damsel!" said the proud Templar, springing up, "thou shalt not thus impose on me-if I renounce present fame and future ambition, I renounce it for thy sake, and we will escape in company. | - Нет! - воскликнул надменный храмовник, вскакивая. - Этим ты меня не обманешь! Если я откажусь от добытой славы и от будущих почестей, я сделаю это только ради тебя, и мы спасемся не иначе, как вместе. |
| Listen to me, Rebecca," he said, again softening his tone; | Слушай, Ревекка, - продолжал он снова, понизив голос. |
| "England,-Europe,-is not the world. | - Англия, Европа - ведь это не весь мир. |
| There are spheres in which we may act, ample enough even for my ambition. | Есть и другие страны, где мы можем жить, и там я найду простор для своего честолюбия. |
| We will go to Palestine, where Conrade, Marquis of Montserrat, is my friend-a friend free as myself from the doting scruples which fetter our free-born reason-rather with Saladin will we league ourselves, than endure the scorn of the bigots whom we contemn.-I will form new paths to greatness," he continued, again traversing the room with hasty strides-"Europe shall hear the loud step of him she has driven from her sons!-Not the millions whom her crusaders send to slaughter, can do so much to defend Palestine-not the sabres of the thousands and ten thousands of Saracens can hew their way so deep into that land for which nations are striving, as the strength and policy of me and those brethren, who, in despite of yonder old bigot, will adhere to me in good and evil. | Поедем в Палестину. Там живет мой друг Конрад, маркиз де Монсеррат, человек, подобный мне, свободный от глупых предрассудков, которые держат в оковах наш прирожденный здравый смысл. Скорее можно вступить в союз с Саладином, чем терпеть пренебрежение этих изуверов, которых мы презираем. Я проложу новые пути к величию, -продолжал он, расхаживая крупными шагами по комнате, - Европа еще услышит звонкую поступь того, кого изгнала из числа сынов своих. Сколько бы миллионов крестоносцев ни посылала она во имя защиты Палестины, какое бы великое множество сарацинских сабель ни давало им отпор, никто не сумеет пробиться так глубоко в эту страну, из-за которой состязаются все народы, никто не сможет основаться там так прочно, как я и те мои товарищи, которые пойдут за мной и в огонь и в воду, что бы там ни делал и ни говорил этот старый ханжа. |
| Thou shalt be a queen, Rebecca-on Mount Carmel shall we pitch the throne which my valour will gain for you, and I will exchange my long-desired batoon for a sceptre!" | И ты будешь царицей, Ревекка. На горе Кармель создадим мы тот престол, который я завоюю своей доблестью тебе, и вместо гроссмейстерского жезла у меня в руке будет царский скипетр. |
| "A dream," said Rebecca; "an empty vision of the night, which, were it a waking reality, affects me not. | - Мечты, - молвила Ревекка, - одни мечты и грезы! Но если бы и осуществились они наяву, мне до них нет дела. |
| Enough, that the power which thou mightest acquire, I will never share; nor hold I so light of country or religious faith, as to esteem him who is willing to barter these ties, and cast away the bonds of the Order of which he is a sworn member, in order to gratify an unruly passion for the daughter of another people.-Put not a price on my deliverance, Sir Knight-sell not a deed of generosity-protect the oppressed for the sake of charity, and not for a selfish advantage-Go to the throne of England; Richard will listen to my appeal from these cruel men." | Какого бы могущества ты ни достиг, я его не смогу разделять с тобою. Для меня любовь к Израилю и твердость в вере так много значат, что я не могу уважать человека, если он охотно отрекается от родины, разрывает связь с орденом, которому клялся служить, и все это только для того, чтобы удовлетворить страсть к женщине чуждого ему племени. Не назначай платы за мое избавление, сэр рыцарь, не продавай великодушного подвига - окажи покровительство несчастию из одного милосердия, а не из личных выгод. Обратись к английскому престолу. Ричард преклонит слух к моим молениям и освободит меня от жестокости моих мучителей. |
| "Never, Rebecca!" said the Templar, fiercely. | - Ни за что, Ревекка, - отвечал храмовник с яростью. |
| "If I renounce my Order, for thee alone will I renounce it-Ambition shall remain mine, if thou refuse my love; I will not be fooled on all hands.-Stoop my crest to Richard?-ask a boon of that heart of pride?-Never, Rebecca, will I place the Order of the Temple at his feet in my person. | - Уж если я отрекусь от моего ордена, то сделаю это ради тебя одной! Но если ты отвергнешь мою любовь, мои честолюбивые мечты останутся со мной. Я не позволю одурачить тебя! Склонить голову перед Ричардом! Просить милости у этого гордого сердца! Никогда этого не будет, Ревекка! Орден Храма в моем лице не падет к ногам Ричарда! |
| I may forsake the Order, I never will degrade or betray it." | Я могу отказаться от ордена, но унизить или предать его - никогда. |
| "Now God be gracious to me," said Rebecca, "for the succour of man is well-nigh hopeless!" | - Все мои надежды - на милость божью, - сказала Ревекка, - люди, как видно, не помогут. |
| "It is indeed," said the Templar; "for, proud as thou art, thou hast in me found thy match. | - Так знай, - отвечал храмовник. - Ты очень горда, но и я тоже горд. |
| If I enter the lists with my spear in rest, think not any human consideration shall prevent my putting forth my strength; and think then upon thine own fate-to die the dreadful death of the worst of criminals-to be consumed upon a blazing pile-dispersed to the elements of which our strange forms are so mystically composed-not a relic left of that graceful frame, from which we could say this lived and moved!-Rebecca, it is not in woman to sustain this prospect-thou wilt yield to my suit." | Если я появлюсь на ристалище в полном боевом вооружении, никакие земные помыслы не помешают мне пустить в ход всю мою силу, все мое искусство. Подумай же, какова будет тогда твоя участь! Ты умрешь смертью злейших преступников, тебя сожгут на пылающем костре, и ничего не сохранится от этого прекрасного образа, даже тех жалких останков, о которых можно было б сказать: вот это недавно жило, двигалось... Нет, Ревекка, женщине не перенести мысли о такой участи. Ты еще уступишь моим желаниям! |
| "Bois-Guilbert," answered the Jewess, "thou knowest not the heart of woman, or hast only conversed with those who are lost to her best feelings. | - Буагильбер, - отвечала еврейка, - ты не знаешь женского сердца или видел только таких женщин, которые утратили лучшие женские достоинства. |
| I tell thee, proud Templar, that not in thy fiercest battles hast thou displayed more of thy vaunted courage, than has been shown by woman when called upon to suffer by affection or duty. | Могу тебя уверить, гордый рыцарь, что ни в одном из самых страшных сражений не обнаруживал ты такого мужества, какое проявляет женщина, когда долг или привязанность призывает ее к страданию. |
| I am myself a woman, tenderly nurtured, naturally fearful of danger, and impatient of pain-yet, when we enter those fatal lists, thou to fight and I to suffer, I feel the strong assurance within me, that my courage shall mount higher than thine. |