| These apertures admitted, even at mid-day, only a dim and uncertain light, which was changed for utter darkness long before the rest of the castle had lost the blessing of day. | Даже в яркий полдень эти дыры пропускали очень мало света, и задолго до захода солнца в подвале становилось темно. |
| Chains and shackles, which had been the portion of former captives, from whom active exertions to escape had been apprehended, hung rusted and empty on the walls of the prison, and in the rings of one of those sets of fetters there remained two mouldering bones, which seemed to have been once those of the human leg, as if some prisoner had been left not only to perish there, but to be consumed to a skeleton. | Цепи и кандалы, оставшиеся от прежних узников, висели по стенам темницы. В кольцах одних кандалов торчали две полуразрушенные кости человеческой ноги, словно здесь один из заключенных успел не только умереть, но и превратиться в скелет. |
| At one end of this ghastly apartment was a large fire-grate, over the top of which were stretched some transverse iron bars, half devoured with rust. | В одном конце этого зловещего подземелья находился широкий очаг, над которым была укреплена заржавевшая железная решетка. |
| The whole appearance of the dungeon might have appalled a stouter heart than that of Isaac, who, nevertheless, was more composed under the imminent pressure of danger, than he had seemed to be while affected by terrors, of which the cause was as yet remote and contingent. | Весь вид темницы мог привести в трепет и более храброго человека, чем Исаак. Однако теперь, перед лицом действительной опасности, он был гораздо спокойнее, нежели раньше, когда находился во власти воображаемых ужасов. |
| The lovers of the chase say that the hare feels more agony during the pursuit of the greyhounds, than when she is struggling in their fangs. | Любители охоты утверждают, что заяц испытывает большие мучения, пока собаки гонятся за ним, нежели тогда, как попадает им в зубы. |
| 27 And thus it is probable, that the Jews, by the very frequency of their fear on all occasions, had their minds in some degree prepared for every effort of tyranny which could be practised upon them; so that no aggression, when it had taken place, could bring with it that surprise which is the most disabling quality of terror. | Вероятно, и евреи, которым приходилось всегда чего-нибудь опасаться, привыкали к мысли о мучениях, каким их могут подвергнуть, так что какое бы испытание ни предстояло им в действительности, оно не явилось бы для них неожиданностью. А именно неожиданность и заставляет людей терять голову. |
| Neither was it the first time that Isaac had been placed in circumstances so dangerous. | К тому же Исаак не первый раз попадал в опасное положение. |
| He had therefore experience to guide him, as well as hope, that he might again, as formerly, be delivered as a prey from the fowler. | Он был уже довольно опытен и надеялся, что и теперь ему удастся вывернуться из беды, подобно тому как добыча иногда ускользает из рук охотника. |
| Above all, he had upon his side the unyielding obstinacy of his nation, and that unbending resolution, with which Israelites have been frequently known to submit to the uttermost evils which power and violence can inflict upon them, rather than gratify their oppressors by granting their demands. | Но превыше всего его поддерживало непреклонное упорство его племени и та твердая решимость, с которой дети Израиля переносили жесточайшие притеснения властей и насильников, лишь бы не дать своим мучителям того, что те желали от них получить. |
| In this humour of passive resistance, and with his garment collected beneath him to keep his limbs from the wet pavement, Isaac sat in a corner of his dungeon, where his folded hands, his dishevelled hair and beard, his furred cloak and high cap, seen by the wiry and broken light, would have afforded a study for Rembrandt, had that celebrated painter existed at the period. | В этот час пассивного сопротивления, закутавшись в плащ, чтобы защититься от сырости, Исаак сидел в одном из углов подземелья. Вся его фигура, сложенные руки, растрепанные волосы и борода, меховой плащ и высокая желтая шапка при тусклом и рассеянном свете могли бы послужить отличной моделью для Рембрандта. |
| The Jew remained, without altering his position, for nearly three hours, at the expiry of which steps were heard on the dungeon stair. | Так, не меняя позы, просидел Исаак часа три сряду. Вдруг на лестнице, ведшей в подземелье, послышались шаги. |
| The bolts screamed as they were withdrawn-the hinges creaked as the wicket opened, and Reginald Front-de-Boeuf, followed by the two Saracen slaves of the Templar, entered the prison. | Заскрипели отодвигаемые засовы, завизжали ржавые петли, низкая дверь отворилась, и в темницу вошел Реджинальд Фрон де Беф в сопровождении двух сарацинских невольников Буагильбера. |
| Front-de-Boeuf, a tall and strong man, whose life had been spent in public war or in private feuds and broils, and who had hesitated at no means of extending his feudal power, had features corresponding to his character, and which strongly expressed the fiercer and more malignant passions of the mind. | Фрон де Беф, человек высокого роста и крепкого телосложения, вся жизнь которого проходила на войне или в распрях с соседями, не останавливался ни перед чем ради расширения своего феодального могущества. |
| The scars with which his visage was seamed, would, on features of a different cast, have excited the sympathy and veneration due to the marks of honourable valour; but, in the peculiar case of Front-de-Boeuf, they only added to the ferocity of his countenance, and to the dread which his presence inspired. | Черты его лица вполне соответствовали его характеру, выражая преимущественно жестокость и злобу. Многочисленные шрамы от ран, которые на лице другого человека могли бы возбудить сочувствие и почтение, как доказательства мужества и благородной отваги, его лицу придавали еще более свирепое выражение и увеличивали ужас, который оно внушало. |
| This formidable baron was clad in a leathern doublet, fitted close to his body, which was frayed and soiled with the stains of his armour. | На грозном бароне была надета плотно прилегавшая к телу кожаная куртка, поцарапанная панцирем и засаленная. |
| He had no weapon, excepting a poniard at his belt, which served to counterbalance the weight of the bunch of rusty keys that hung at his right side. | У него не было иного оружия, кроме кинжала за поясом, уравновешивавшего связку тяжелых ключей с другой стороны. |
| The black slaves who attended Front-de-Boeuf were stripped of their gorgeous apparel, and attired in jerkins and trowsers of coarse linen, their sleeves being tucked up above the elbow, like those of butchers when about to exercise their function in the slaughter-house. | Чернокожие невольники, пришедшие вместе с бароном, были не в обычном роскошном одеянии, а в длинных рубашках и штанах из грубого холста. |
| Each had in his hand a small pannier; and, when they entered the dungeon, they stopt at the door until Front-de-Boeuf himself carefully locked and double-locked it. | Рукава у них были засучены выше локтей, как у мясников, когда они принимаются за дело на бойне. Оба держали в руках по корзинке. Войдя в темницу, они стали по обеим сторонам двери, которую Фрон де Беф собственноручно накрепко запер. |
| Having taken this precaution, he advanced slowly up the apartment towards the Jew, upon whom he kept his eye fixed, as if he wished to paralyze him with his glance, as some animals are said to fascinate their prey. | Приняв такие меры предосторожности, он медленной поступью прошел через весь подвал к Исааку, пристально глядя на него. Этим взглядом он желал отнять у еврея волю - так иные звери, как говорят, парализуют свою добычу. |
| It seemed indeed as if the sullen and malignant eye of Front-de-Boeuf possessed some portion of that supposed power over his unfortunate prisoner. | И точно, можно было подумать, что глаза барона имеют подобную силу над несчастным пленником. |
| The Jew sat with his mouth agape, and his eyes fixed on the savage baron with such earnestness of terror, that his frame seemed literally to shrink together, and to diminish in size while encountering the fierce Norman's fixed and baleful gaze. | Иссак сидел неподвижно, раскрыв рот, и с таким ужасом глядел на свирепого рыцаря, что все тело его как бы уменьшилось в объеме под этим упорным зловещим взглядом лютого норманна. |
| The unhappy Isaac was deprived not only of the power of rising to make the obeisance which his terror dictated, but he could not even doff his cap, or utter any word of supplication; so strongly was he agitated by the conviction that tortures and death were impending over him. | Несчастный Исаак был не в состоянии не только встать и поклониться - он не мог даже снять шапку или выговорить хотя бы слово мольбы: он был убежден в том, что сейчас начнутся пытки и, быть может, его умертвят. |
| On the other hand, the stately form of the Norman appeared to dilate in magnitude, like that of the eagle, which ruffles up its plumage when about to pounce on its defenceless prey. |