Кристофер дернул уголком губ, забрал с комода перчатки и широким шагом направился к двери. Пинки, услышав тяжелую поступь, быстро-быстро затопотал прочь, справедливо опасаясь за свои уши.
Мистера Шоу Кристофер заметил сразу: высокий, дородный господин в плаще с меховым воротником поверх костюма из добротной ткани. Он держал в руке трость и достаточно приветливо разговаривал со Слагорном, не обращая внимания на тающий снег. При виде гостей он повернулся и медленно обвел их взглядом.
– Добрый вечер, мистер Мэллоун. Я не ошибся?
– Добрый вечер, мистер Шоу. Так, кажется? – учтиво ответил Кристофер.
Мужчина расхохотался. Смех у него был раскатистый, заразительный, но Кристофер лишь приподнял уголки губ, намечая улыбку.
– Вы нахальны, юноша. Но вам простительно: кровь эльфов, как говаривала моя бабка, да пребудет она в сиянии Спасителя!
– Добрый вечер, сэр. – Глубокий, с хрипотцой, но удивительно мелодичный голос Эбигейл заставил вздрогнуть и Слагорна, и Шоу. Кристофер, подавив раздраженный вздох, чуть поклонился.
– Мисс Эбигейл Айвз, – представил он фэйри.
Она повела себя вызывающе: вмешалась в беседу двух джентльменов, не дождавшись, пока ее представят. Кристофер справедливо полагал, что сделала она это специально, чтобы поставить его в неловкое положение.
– Что привело вас к нам, мистер Шоу? – тем временем продолжала Эбигейл. – Вы решили выразить свое почтение графу Мэллоуну? Или мне?
Кристофер с трудом удержал непроницаемо-дружелюбную маску. Эбигейл вела себя слишком дерзко. Будто забыла, что их мир ушел от волшебства слишком далеко! Будто не понимала, что для большинства она прошлое. Такое же, каким станут дилижансы через пару лет, когда их повсеместно заменят поезда на паровой тяге. А вот мистер Шоу не забыл и понимал. Кристофер видел это понимание в глубине его невыразительно-карих глаз, в угодливо-издевательском изгибе губ, в дорогом костюме и воротнике из соболиного меха.
– Я хотел пригласить гостей на праздник, леди. – Голос его прозвучал настолько дружелюбно, что, пролетай мимо муха, она увязла бы в этом дружелюбии, словно в меду.
Шоу открыто насмехался над ней, но Кристофер пока держал себя в руках.
– Каждый год после Дня Святой Агнессы моя семья дает бал. Около трехсот лет назад примерно в это время наш городок покинули Болезнь и Ужас, и с тех пор мы отмечаем это праздником, куда приглашаем всех желающих, вне зависимости от статуса. Начинается он после трех часов дня и продолжается до глубокой ночи.
– Как интересно… – Эбигейл улыбнулась. – А что за Болезнь и Ужас?
Мистер Шоу приподнял брови, удивляясь вопросу.
– У них есть имя? – уточнила Эбигейл. – Или в этот день просто все перестали болеть и бояться, а закрома наполнились припасами?
– А это имеет значение? – Шоу нахмурился, не понимая, куда она клонит. – Празднику три сотни лет, какая разница?
– Очень жаль. – Эбигейл поджала губы и отвернулась, задумчиво разглядывая метель за окном. – Надеюсь, все ваши гости успеют прибыть вовремя… – Платье ее зашуршало, когда она развернулась и, не прощаясь, направилась прочь.
Кристофер проводил ее взглядом и подчеркнуто вежливо произнес:
– Простите мисс Айвз, не думаю, что она хотела вас обидеть.
Мистер Шоу лишь хмыкнул, а Кристофер продолжил:
– Мы посетим ваш праздник, традиции надо уважать. А теперь прошу простить меня.
– Конечно, сэр. Мы пришлем вам и вашей своеобразной спутнице приглашения.
Кристофер легко кивнул и, развернувшись, стремительно взбежал по лестнице. Теперь и ему начинало казаться, что дело нечисто: метель, бал, странный праздник с непонятной историей…
«У них есть имя?» – звенел в ушах вопрос.
Имя.
Что же произошло тут триста лет назад?..
Глава 3
Лиззи с удовольствием разглядывала свое отражение. Затейливая прическа с пышными локонами – плод трудов Рэнни – открывала стройную шейку, черная бархотка с крупной бирюзой подчеркивала эту хрупкую красоту. Щеки раскраснелись от удовольствия, а глаза лукаво поблескивали.
Лиззи очень ждала бал, где вновь увидит прекрасного Роберта, уже представляла, как встретятся их взгляды: она улыбнется смущенно, он – уверенно. Подойдет к ней спокойным размашистым шагом. Костюм будет облегать его стройную фигуру, подчеркивать широкие плечи. Лиззи протянет ему ладошку, затянутую в тонкую перчатку, и Роберт коснется ее губами, задержав их на секунду дольше, чем позволяют приличия…
Дыхание Лиззи стало чуть прерывистым, и это привело ее в чувство. О чем она только думает! Ох, не дай Спаситель об этом прознает матушка! Такие мысли леди преследовать не должны!
Лиззи встретилась глазами с Рэнни. Служанка тотчас мило улыбнулась, хотя Лиззи могла поклясться: еще мгновение назад та наблюдала за ней с затаенным интересом, а на губах ее играла отнюдь не милая улыбка.
Скорее понимающая.
Поощряющая.
Пошлая.
И вновь в груди поднялось беспокойство. Лиззи всячески пыталась его задушить, забыться. Не получалось. С ночи на кладбище тревога росла, распускала ледяные щупальца, и все сложнее было выкинуть ее из мыслей.
– Не беспокойтесь, мисс! Мистер Голдстоун обязательно обратит на вас свое внимание! – уверенно и весело произнесла Рэнни, по-своему истолковав чувства Лиззи.
Та поднялась с пуфика, оправила платье и благодарно кивнула: «Не объяснишь же дурехе, что не из-за Роберта я беспокоюсь!» Стрелка часов дрогнула и с едва слышным щелчком встала на четыре – время спускаться к гостям и открывать бал с родителями. Лиззи еще раз поправила прическу, перчатки, разгладила юбку и, улыбаясь, покинула комнату.
Внизу тихо играл оркестр. Приглашенные переговаривались, между ними сновали слуги, разнося напитки. У Лиззи от этого уютного и радостного вечера неожиданно защемило сердце, словно все вокруг были обречены, словно зал полнился мертвецами, которые пока не знали о своей грустной участи. Она закусила губу, борясь с подступившей к горлу дурнотой. Да что же такое?!
– А вот и моя красавица! – Голос отца гулко разнесся по залу, заставив вздрогнуть и выпрямиться. – Теперь можно открывать наш ежегодный Благодарственный Бал!
Гости захлопали, грянул полонез, и праздник начался.
Постепенно беспокойство поутихло. Бальная карточка была заполнена больше чем на половину, и третьим именем в ней стояло: «Роберт Голдстоун». От осознания, что он сам нашел ее среди гостей и попросил у матушки разрешения на танец, сердечко Лиззи таяло от нежности и радости.
После полонеза играли кадриль, за кадрилью – задорную польку. И за ней – вальс. Едва скрипка взяла первые ноты, как Роберт протянул Лиззи ладонь, приглашая на обещанный танец. Она почувствовала сладкую дрожь в коленях и осторожно вложила свою ручку в его. Роберт нежно сжал пальцы и увлек ее на середину зала.
Трепетная мелодия окутывала, ласковые руки поддерживали, и Лиззи чувствовала абсолютное счастье. Хотелось, чтобы это длилось вечно, чтобы Роберт с такой же ласковой улыбкой смотрел на нее всю жизнь и дольше, чтобы мягкий свет, тепло и прекрасная музыка окружали ее каждый миг. Но танец подходил к концу.
Скрипка, плача, затихла.
– Надеюсь, вы еще подарите мне танец, очаровательная Элизабет? – тихо спросил Роберт.
Лиззи только счастливо улыбнулась, потом смутилась, отведя взгляд.
«Ну же! Ответь ему!» Она смотрела на пару, стоящую к ней спиной, и чувствовала, как щеки заливает жаркий румянец.
– Молчание – это согласие, – засмеялся Голдстоун, и Лиззи улыбнулась ему шире, отворачиваясь от той пары.
Что-то в них казалось ей удивительно, пусть и смутно знакомым.
– Мистер Голдстоун…
– Для вас, мисс Шоу, просто Роберт, – тепло поправил он.
– Р… Роберт. Вы не знаете, кто эти люди?
Роберт посмотрел, куда указывала Лиззи, и тут знакомый-незнакомый джентльмен обернулся. Ужас с такой силой всколыхнулся в груди, что перехватило дыхание. Лиззи узнала этого мужчину. Полукровка из сна!
Казалось, по зале пронесся ледяной вихрь, сковал льдом гостей, убил огонь свечей и обратил в остывший пепел все ее мечты. «Это же… не может быть… правдой» – мысль вспыхнула, а потом окружающий мир погрузился во мрак и забытье.
Кружась в танце с Эбигейл, Кристофер размышлял о странностях местного праздника. В особняк Шоу они прибыли одними из последних и по дороге успели посмотреть на то, с каким размахом гуляют жители городка. Людям не мешала даже метель, которая с каждым часом становилась все сильнее. Сказать, что снег шел стеной, – ничего не сказать, но во всех домах горели огоньки, улицы были запружены народом.
Эбигейл выглядела обеспокоенной, хотя и пыталась это скрыть: то и дело оглядывалась, передергивала плечами, втягивала воздух, принюхиваясь, но молчала. Похоже, чувствовала опасность, но не могла понять ни ее характера, ни откуда ее ждать. Наблюдая за ней, Кристофер и сам насторожился. Иногда ему казалось, что он уловил нечто враждебное, но, едва сосредоточивался, ощущение исчезало. «Права была Эбигейл», – мрачно подумал он, отпуская ее и благодаря за танец легким поклоном.
– Мисс Шоу так внимательно смотрит на тебя…
Кристофер вопросительно изогнул бровь и обернулся. За ним действительно наблюдали Элизабет Шоу и ее кавалер – Роберт Голдстоун, но едва взгляды Кристофера и мисс Шоу пересеклись, как та побледнела, словно из нее высосали все тепло и всю кровь. Глаза ее расширились от ужаса.
– Господи! Элизабет! – Голдстоун едва успел подхватить обмякшее тело.
– Все интереснее. – Эбигейл склонила голову набок. – Пойдем, приведем ее в чувство и узнаем, чего испугалось милое дитя.
Вокруг упавшей в обморок девушки уже толпились гости, партнер мисс Шоу пытался привести ее в чувство с помощью нюхательной соли. Кристофер осторожно оттеснил взволнованных гостей и присел рядом с Голдстоуном. Тот нахмурился.
– Не переживайте, сейчас она очнется, – произнес Кристофер.