Эбигейл любовалась видами, и уголки ее губ приподнимались в легкой улыбке. Едва она покинула вагон, как щеки ее вновь зарумянились, а глаза заблестели. Отрадно было видеть такую перемену. Тень от шляпки падала на ее лицо, а ленты покачивались в такт движению экипажа…
– Крис?
Я моргнул и почувствовал, как лицо предательски запылало.
– Ты так внимательно смотрел… Что-то не так? Шляпка неровно сидит или…
– Ты безупречна, Эбигейл, – перебил я, пряча смущение за улыбкой. – Как всегда.
Она хмыкнула, все-таки поправила шляпку и вновь отвернулась к окну, а я достал из саквояжа книгу. Знания лишними не бывают, и я собирался освежить в памяти некоторые аспекты того, как различались волшебство, магия и колдовство.
Автор тома считал, что волшебство принадлежит эльфам, фэйри и феям, магия – тем, в ком смешалась кровь людей и волшебных существ, а колдовство – удел исключительно смертных. Раз с его помощью и был запечатан Источник Истинного Волшебства, хотелось бы думать, что именно колдовство обладает самым большим потенциалом, но это не так. Автор писал, что мощь волшебства – в том, что недостижимо для других видов чар. Высшая его форма могла изменить реальность; да, чтобы добиться такого эффекта, требовались кропотливая подготовка, огромное терпение и умение слышать сам мир, но факт того, что эльфы могли погасить светила и заменить их новыми! Это захватывало дух! И наводило на мысли. Я с сожалением покосился на саквояж, где своего часа ждали дневник и перо, но писать в экипаже не стал, решил сделать это вечером, перед тем как отправиться спать.
Дорога за чтением пролетела быстро, и не успел я опомниться, как лошади уже остановились перед главной гостиницей Сплитхилла. Беленый фасад ее выходил на единственную в городе площадь, по стенам вились дикий виноград и плющ, а на окошках пушились яркой зеленью горшки с цветами.
– Миленько, – прокомментировала Эбигейл, окинув здание взглядом. – Надеюсь, номера окажутся не хуже.
Я пожал плечами и отдал распоряжение о багаже, полагая, что никакие – даже лучшие – комнаты не смогут заменить домашнего удобства и уюта. Разместившись, мы первым делом отправились на прогулку: осмотреть центральные улочки и глянуть на дом поэта, чтобы решить, каким путем в него проникнуть. Эбигейл предлагала явиться ночью под покровом чар. Я не стал возражать, но напомнил ей об осторожности. Эбигейл в ответ на предостережения недовольно поджала губы, но согласилась.
Дорога к дому Альберта Дикерсона проходила вдоль живописнейшего берега моря. Солнце уже окунулось в соленые воды, растворив в них краски от рыжего до алого; терпко пахло водорослями и йодом, шумели ветер и прибой. Мощеная дорожка звонко откликалась на каждый шаг, Эбигейл шла рядом, положив руку мне на локоть, и я неожиданно почувствовал то, чего не испытывал очень давно, – счастье. Теплое, ласкающее сердце. Оно золотилось солнечными лучами в волосах Эбигейл, блестело искрами на морской воде, дрожало среди сомкнутых бутонов яблонь. Хотелось, чтобы этот миг длился вечно, но моя спутница уверенно, быстро двигалась вперед.
– Ты будто знаешь дорогу, – произнес я. На губах горчила соль, а может, досада.
– Спросила у работника гостиницы, – она пожала плечами, – они тут все знают о Дикерсоне, он местная знаменитость. Не удивлюсь, если у его дома будут сидеть в засаде поклонники в надежде хоть одним глазком взглянуть на «великого поэта».
Я приподнял брови:
– Он настолько популярен?
– Крис, о его стихах знают даже феи! – рассмеялась Эбигейл.
К счастью, улочка, где стоял дом Альберта Дикерсона, оказалась тихой, сонной и совершенно безлюдной. Мы медленно прошлись вдоль особнячка, внимательно всматриваясь в него, но ничего не обнаружили – никакие чары не охраняли покой поэта, лишь пара садовых фей резвилась на каменной ограде среди листьев дикого винограда.
– Вернемся сюда ночью, – удовлетворенно постановила Эбигейл, и у меня не нашлось причин ей возразить.
Ночь в Сплитхилле не опускалась на город с неба, а словно поднималась из его теней. Они становились все гуще, длиннее и наконец заполнили собой и площадь перед гостиницей, и улицы; на западе осталась только тонкая желто-зеленая полоса – бледное напоминание о минувшем дне. Я наблюдал, как она гаснет, уже полностью готовый к вылазке, с минуты на минуту ожидая Эбигейл. Пальцы подрагивали от азартного волнения, будто впереди меня ждало маленькое и безопасное приключение.
– Хороший выбор, – одобрительно кивнула Эбигейл, окинув меня взглядом.
Я облачился в черное, не став надевать пиджак и ограничившись жилетом. Она выбрала тот же цвет, конечно же избавившись от юбок и корсета; светлые волосы скрыла платком, повязанным на пиратский манер. Подобная одежда поможет нам слиться с ночным мраком, если что-то пойдет не так.
– Готов?
Я кивнул.
– Откроешь тропу? Тут близко, да и место назначения ты видел.
– Ты же знаешь, – устало начал я, но все же воззвал к волшебству в крови.
Сердце забилось часто и испуганно, ведь каждый раз мне откликалось нечто, ведущее во мрак и смерть, но…
– Крис!
Но вместо этого передо мной распахнулась тропа, полная мерцающих огоньков, запаха трав и тихого шума листвы. От неожиданности я едва удержал ее, но Эбигейл уже переплела свои пальцы с моими и шагнула вперед, увлекая меня за собой. Пяти минут не прошло, как мы ступили на дорожку в двух домах от нашей цели.
Знай я тогда, что значит моя нежданная удача, я бы не радовался – чисто, искренне и едва ли не по-детски. Но я не знал… Поэтому, когда Эбигейл выдохнула: «У тебя правда получилось!» – я порывисто шагнул к ней и обнял, уткнувшись в макушку. Счастливый смех рвался из груди вместе с обретшим крылья сердцем, но я сдерживал его, чтобы не нарушить тишину улочки.
– Нам пора. – Эбигейл шевельнулась в моих объятиях, и я нехотя разомкнул их, отступил на пару шагов.
Глаза Эбигейл отражали бледный свет месяца и звезд, мерцая в темноте; на земляничных губах цвела улыбка – сейчас, в сумраке апрельской ночи, ее никто не смог бы принять за человека.
– Пойдем. – Она коснулась моей руки, и я почувствовал, как по телу пробежала теплая волна чар, скрывающая нас от случайного взгляда.
Дом Альберта Дикерсона спал: дверь не скрипнула, когда мы вошли, половицы не застонали, выдавая наше присутствие. Всюду царило безмолвие. Теперь первым шел я, думая о нашей цели – журнале, тетради или дневнике, где записаны стихи поэта. Теперь я точно знал, ведет ли меня мой дар: он ощущался как натянутая струна, и она вибрировала тем сильнее, чем ближе я становился к тому, что искал. Ее вибрация передавалась мне и пела внутри, словно чистейшая звенящая нота.
Мы миновали холл, темный и мрачный, прошли по узкому коридору, стараясь не напороться на развешенные на стенах оленьи рога и рожки.
– Ну и дрянь, – тихонько прокомментировала это Эбигейл.
В конце коридора нас ждали три двери, и я уверенно толкнул центральную. Мы вошли в просторную комнату, и уже по обстановке можно было понять – то, что нужно. К стенам жались шкафы, полные книг, статуэток и прочих памятных хозяину безделушек, пол устилал мягкий ковер, но главное – в эркере стоял массивный стол, на котором поблескивал серебром письменный набор.
Я подошел, заглянул в один ящик, в другой и наконец в третьем обнаружил стопку журналов в кожаных обложках. Достал первый, быстро пролистал. Это был он – сборник стихов, написанный рукой поэта!
– Так-так! – Голос застал нас врасплох. Дверь впустила его обладателя так же бесшумно, как и нас. Вспыхнул рыжий огонек свечи.
– Вы нас видите? – удивилась Эбигейл.
– Так же ясно, как и вы меня, очаровательная пиратка! – усмехнулся человек.
Альберта Дикерсона я видел лишь на фотографиях в газетах, но перед нами, несомненно, стоял он. Старость не смягчила его резких черт, не лишила аристократической прямоты его нос, но избавила от большей части волос – они остались только вокруг головы, спускаясь слегка волнистыми прядями. Нижнюю часть лица украшали усы и борода, поседевшая у концов.
– Как любопытно!
– И мне, мисс, и мне, – покивал поэт, подходя ближе, – но, боюсь, причины любопытства у нас разные!
– Пожалуй, мистер Дикерсон.
Я крепче стиснул пальцы на дневнике, не зная, что делать: убирать его обратно было глупо, прятать некуда. К тому же меня поймали на воровстве! От одной только мысли об этом холодели ладони!
– А вы, как я понимаю, отпрыск славного рода Мэллоунов? – Альберт Дикерсон перевел взгляд на меня, его глаза под кустистыми бровями насмешливо блеснули. – Любите поэзию? Мне казалось, вы интересуетесь несколько… иными книгами, но раз и стихами тоже, то берите тетрадь! Берите-берите! Я вам ее дарю!
– Благодарю, сэр, – только и смог вымолвить я. Ситуация казалась нелепой и абсурдной, но не отказываться же?
– Мистер Дикерсон, – аромат волшебства Эбигейл стал ярче, – расскажите о вашей чудесной способности видеть невидимое, пожалуйста!
Поэт нахмурился, помахал перед собой рукой, словно разгоняя рой назойливых мошек, а потом осуждающе покачал головой:
– Невежливо, мисс, пытаться заколдовать меня в моем же доме. – Он достал из-под халата оберег – железную подковку – и показал Эбигейл. – Вы не первое волшебное создание, решившее, что мои рукописи можно брать без спросу, но теперь я подготовлен! А когда все случилось в первый раз, может месяца два-три назад, я совершенно растерялся: сначала листы со стихотворениями пропадали прямо со стола; когда я начал убирать их в ящики – стали исчезать и оттуда. Я даже прятал их среди книг в шкафах, но чаще сам забывал, где именно, а вот неизвестного вора ничто не останавливало! Домашние и прислуга клялись, что они ни при чем. Когда я отчаялся, явился мужчина. Он представился мистером Смитом и пообещал изобличить злоумышленника.
– А что же он попросил взамен? – Я видел, как Эбигейл гневно сжала губы, и я ее понимал.
Подобных «мистеров Смитов» в последние