– Как мне его использовать? – уточнила я, боясь просто схватить то, что мне по всем законам не было предназначено.
– Тебе надо её впитать, – сказал Маккорн, для которого магия жизни не была невидимым теннисным шариком. – Как ты некротику впитываешь.
– Если я начну впитывать, я некротику и впитаю, – нахмурилась я.
– Свою стихию впитать легче всего, – согласился он. – Но ты постарайся сосредоточиться на своих ощущениях именно от магии жизни. Во всяком случае, у меня это работает именно так.
Я неуверенно поднесла пальцы к его ладони. Там воздух теплел и как будто бы подувало ветром, но на таком крошечном расстоянии, что ощущение было, как если подышать на руку. Я закрыла глаза и постаралась сосредоточиться на этом чувстве.
Поначалу ничего не происходило, но чем больше я старалась оживить все свои воспоминания о магии жизни, в мои мысли всё больше пролезал Маккорн. Сначала я отнесла это насчёт того, что последний раз именно он был источником, но потом стало ясно, что дело не в этом. Под воздействием магии жизни я чувствовала тепло и радость, но также безопасность и вседозволенность. Вот только большинство природников, чью магию мне приходилось на себе испытать, не внушали мне таких чувств. Даже родители – потому что моя реакция на их чары с возрастом стала неуместной и постыдной. Только с одним шаманом я могла так расслабиться, чтобы полностью сосредоточиться на своих ощущениях и не думать больше ни о чём.
Поняв это, я мысленно вздохнула, но сопротивляться перестала, вместо этого перебирая в мыслях его запечатлённые образы. Его обаятельное лицо, способное мгновенно превращаться в угрюмую маску, его светящиеся в косых лучах ресницы, его быстрые, но аккуратные руки, запах его одежды и тела под одеждой, его лаконичные движения и сдержанную, сфокусированную силу, вкус его магии…
Внезапно я почувствовала, как меня затапливает этот вкус. Только ощущала я его не во рту, а в руке, словно где-то внутри ладони пророс ещё один язык. Руке было сладко и солоно, нежно и пряно, и на мгновение у меня перед глазами всё поплыло, словно летний полдень застал меня посреди душного разнотравья.
– Выпускай, – тихо скомандовал Маккорн, и я повиновалась.
По пальцам потекло тепло и закапало на пол. Я не видела ни потоков, ни капель, но будто бы слышала их шелест.
– А теперь в сосуды проклятия, – добавил Лирой.
Я осторожно приоткрыла глаза, боясь спугнуть концентрацию. Лирой практически сунул мне в руку вытянутый в струну корешок. Я ухватила его и постаралась направить новую силу в жилы чёрной сети. Они стали исчезать – точно так, как у Лироя в пальцах. На мгновение мне даже почудилось, что я вижу какой-то светлый ореол, призрачное сияние, но я не могла сказать с уверенностью, что мне не примерещилось. Однако сеть, оплетавшая пескуху, продолжала исчезать, пока не истлела вся.
Пескуха вскочила и встряхнулась, разбрасывая во все стороны лоскутки некротического дыма. Я быстро заслонила от неё Лироя, пока ему снова не сплохело.
– А ну смирно! – велела я и прижала собачонку к полу. Она жалобно заскулила, но некроманта таким не проймёшь. – Значит так, псина. Я могу тебя упокоить в любой момент и не делаю этого только потому, что меня попросил добрый человек. Но если ты будешь швыряться в него некротикой, я передумаю! Это ясно?
Пескуха Маркиза тявкнула, состроив щенячьи глазки. Над моим плечом Маккорн усмехнулся.
– Если что, я и сам могу тебя упокоить, – сказал он пескухе, отчего та прижала уши.
– А про лошадей говорил, что не можешь, – припомнила я, косясь на него с интересом.
– Лошади – призраки, – заметил Маккорн. – Их души держатся за этот мир. А Маркиза – существо телесное, и тело я могу очистить, после чего мёртвый дух будет вынужден его покинуть.
Я задумалась.
– Так ты, выходит, умертвия упокаивать можешь?
– Могу, – кивнул он, насмешливо глядя на пескуху. Та поджала хвост и заскулила.
– То-то же, – довольно кивнула я и убрала руку. Маркиза поднялась и занесла заднюю лапу почесаться, но глянула на меня и передумала. – Людей и зверей не пугать, домашнюю живность не изводить и мебель не метить, – проинструктировала я. – Будешь хорошо себя вести, подкормлю некротикой. Свободна.
Маркиза тявкнула, завиляла хвостом и испарилась. Мы с Маккорном наконец встали с пола, более чем готовые к принятию пищи.
Кларенс наблюдал за нами всё это время, прислонившись к стене и сложив руки на груди в жесте неодобрения.
– Мало нам живого кота, – пробормотал он, глядя почему-то на Маккорна.
– Ну эта хоть кладовку не обворует, – заступилась я.
– Маркиза – разумное животное, – как-то многозначительно сказал Маккорн. – И не будет нарываться на конфликт.
Кларенс скривился, но отлип от стены и сел за стол, где принялся демонстративно шуршать ежедневником, как будто у меня на этой неделе было назначено две дюжины встреч.
– Позвольте узнать, – не отпустил его Маккорн, придвигая к себе завтрак. – А как вы так ловко начертили магический круг? Я думал, вы не по этой части.
Кларенс невнятно повёл плечом, и я решила ответить за него.
– Он может пользоваться моей магией через нашу связь. Я на всякий случай научила его паре простых вещей для самообороны. Ничего такого, для чего нужна лицензия.
– О, – сказал Маккорн и как-то сник.
– Ты давай жуй, – подбодрила я, ёрзая на стуле. Контакт с магией жизни не прошёл для меня бесследно, и вдохновению хотелось дать выход. – Если ты забыл, у нас планы на подвал и на после подвала.
Лирой слабо улыбнулся и кивнул. Наверное, ещё от неожиданной некротики не оправился, но это ничего, природники быстро восстанавливаются.
***
Следующие несколько дней мы предавались бесчинствам. Ежедневные визиты в подвал теперь неизбежно заканчивались в чьей-нибудь постели, и от этого происходила несомненная польза: Лирой получал контакт со стихией жизни в моём лице, а потому ему больше не нужно было полдня торчать в саду и тискать кота, чтобы оправиться. Да и вообще, наши сессии стали проходить легче. То есть, самый интересный побочный эффект никуда не делся, но Маккорн больше не выглядел, как мученик у столба.
– Никак ты притерпелся? – спросила я его однажды в перерыве между плетениями, которые мы продолжали делать по звонку.
Щёки у Лироя горели, но вид он имел жизнерадостный.
– Да, меня немного отпустило, – кивнул он. – Теперь практически не больно. Во всяком случае, когда некротика твоя. Когда мимо Маркизы прохожу, ещё покалывает, а с твоей прямо сроднился.
Я задумалась, чем это могло быть обусловлено. Конечно, пескуха появилась в доме не так давно, но зато она источала некротику постоянно в отличие от меня. Разве только…
– А когда это началось, не заметил?
Маккорн задумался, а потом вдруг сильнее покраснел.
– Знаешь… Наверное… Ну, после того, как мы стали проводить ночи вместе.
Я хмыкнула. Моя догадка подтвердилась.
– Твоя магия перестала со мной бороться?
– Скорее, твоя близость перестала меня ранить, – задумчиво произнёс Маккорн. Цвет его лица вернулся в норму, но теперь Лирой погрузился в размышления, словно такое развитие событий значило что-то большее, и он не знал точно, хорошо ли это. Что он там плёл про свой транс? Что переживает близость смерти как чувственный опыт? Наверное, страшновато, когда привыкаешь к ней настолько, что опыт становится безболезненным.
Меня, однако, это полностью устраивало: во-первых, я больше не чувствовала себя живодёром, избивающим невинного человека некротикой, а во-вторых, в освободившееся от восстановления время Лирой таки смастерил в доме целых две душевых кабины. Опробовав одну, я пришла к выводу, что ванна всё-таки лучше расслабляет, но, когда надо быстро помыться посреди дня новая технология точно выигрывает.
Закончив с кабинами, Маккорн стал гулять до деревни и, как мне быстро донесли молочник и птичница, подлечил там стариков и скот. Я украдкой поумилялась: что ни говори, а собственный карманный маг жизни – это огромная выгода. Тем более когда он такой разумный. Вот бы их и правда таких побольше стало…
Однако, когда старики с болячками кончились, я поняла, что Лирой мается. Мне-то хорошо, у меня исследование в разгаре, ополоснулась – и пошла работать. А ему, кроме как записывать результаты наших утренних экспериментов, заняться нечем. Тут я и вспомнила, что обещала устроить ему лабораторию. Подумав, решила сделать сразу две: для шаманства и для техномагии. Он, конечно, умеет их сочетать, но я по-прежнему плохо понимала, как именно. Да и места хватало: рядом с конюшней у меня имелся каретный сарай, но стояла там одна только бричка, и ей не требовалось столько места. Пара деревенских мужиков за день разделили помещение стеной и прорубили второй вход, а на второй день повесили дополнительные ворота.
Тем временем из столицы подвезли комплект шаманского лабораторного оборудования, которое я приблизительно расставила в пустующей пристройке к служебному крылу. Там всего и дел – столы из подходящих пород дерева, ящики для рассады да всякая стеклянная посуда для разведения плесени, ну или на чём там природники опыты ставят. Разве только дополнительные газовые рожки везде пришлось добавить – и в сарай, и в пристройку. Оглядев результат своих приготовлений, я осталась довольна и пошла добывать Маккорна из спальни, где он куковал за своими записями плетений.
Когда я постучалась, он удивлённо поднял голову от стола и неловко улыбнулся.
– Соскучилась?
Я поджала губы. Вот и устраивай ему приятные сюрпризы!
– Ах, нет, прости, – тут же исправился он. – Конечно, некроманты не скучают. Просто ты обычно днём не заходишь.
– Это потому, что я обычно днём работаю, – назидательно сказала я, намереваясь предложить ему заняться тем же.
– Над чем? – тут же живо заинтересовался Маккорн.
Спрашивать меня о работе опасно – я могу и забыть замолчать. А тут ещё и аудитория понимающая.
– Фракталы твои кручу! Я всё никак не могла их