Я понимала. Точнее, я очень хотела понимать. Я бы вернула ему его сто тысяч, если бы это гарантировало, что его слова – правда. Вот только как теперь ему верить? И самое поганое, какая-то часть меня всё ещё любовалась его ловкостью. Он соблазнил меня и притворился, что влюблён? Потрясающе, какой талант! Меня ведь непросто провести. Всё равно как в шахматы обыграл. Я была готова выставить ему полные баллы за это представление и написать восторженную рецензию. Меня трясло от злости, но на кого? На него или на себя?
Перед глазами снова немного помутилось, и я поспешно сморгнула – не хватало ещё пустить слезу. Это было бы уж вовсе недостойно. Я достаточно открылась этому человеку, довольно с него. Уж в мои мысли он точно не залезет.
А точно ли? Я вот в его залезла. И, более того, могу сделать это снова. Даже если он попытается меня остановить, на моей стороне опыт и то, что это метод из моей магии.
– Как я могу тебе верить? – сказала я, глядя ему в глаза.
Он печально опустил взгляд. Правда или играет?
– Я не знаю, – сказал он тихо, но яростно, как будто злился сам на себя. – Я не всегда сам понимаю, кто я. Но я хочу быть тем, кого ты потерпишь рядом с собой.
– Тогда не сопротивляйся, – велела я и окунулась с головой в его мысли.
Когда я думала про опыт, это был совсем не тот опыт. Да, мне приходилось телепатически общаться со своими зомби, хотя от Банни мне становилось плохо, и да, я умела устанавливать эту связь. Но вот искать в чужом сознании подтверждение или опровержение намерению – тут надо быть сердцеведом, а не некромантом.
Но. Зря, что ли, меня родители натаскивали? Стоило на секунду задуматься, и я осознала, что дело вообще не подтверждениях, не в эмоциях, и в воспоминаниях Лироя мне копаться незачем. Он меня впустил. Просто взял и впустил, позволяя мне перебирать его жизнь по листочкам, открываясь передо мной полностью. И – хтоническая матерь, какой там был бедлам! Пожалуй, я готова поверить, что он сам не знает, что он такое. Принять это оказалось непросто – меня аж выкручивало от бессильной ярости. Я хотела уличить его, хотела поймать за руку, заставить признать свою неправоту. Но оснований не было, и мне оставалось только утереться.
Стараясь особо не вглядываться, я осторожно покинула его сознание. Пришлось пару раз крепко зажмуриться, чтобы развеять остаточные образы.
Лирой сидел неподвижно с ничего не выражающим лицом и смотрел на свои руки, мёртвой хваткой впившиеся в колени. Я осторожно кашлянула, привлекая его внимание.
Он глянул на меня, остро сверкнув лезвием взгляда, и снова спрятав его под покров безразличия.
– Ну и? Каков вердикт магистрины?
Лирой злился. Я видела это сквозь его очередную маску. Но и знала точно, потому что только что ощущала его досаду и беспредметную ненависть, пока ещё осматривалась в его мыслях. Я не понимала, на что он злился, но и меня переполняла такая же бессмысленная ярость. И поэтому первым порывом было съязвить в ответ. Уколоть, обидеть, отпугнуть, оттоптаться.
Маргарита, так нельзя. Мамин голос внезапно набатом забил в голове, заставив замереть. Я глубоко вдохнула раз, другой, третий, пока злость, сковывающая тело, не ослабила хватку, и тогда размяла плечи, возвращая себе нормальную осанку.
– Прости, – выдавила я через силу. – Я тебе верю.
Это было враньё. Я подозревала каждое его слово, каждое движение век в лживости. Но я хотела перестать подозревать. Я хотела, чтобы мои слова стали правдой. И, мне казалось, он хотел оправдать их. Я решила назвать это вторым шансом – в тот раз Лирой не знал, чего от меня ожидать, теперь знает, вот и посмотрим, что он с этим знанием сделает. Но в глубине души я понимала, что делаю это не от рациональных соображений, а просто потому, что не хочу его отпускать. Пусть он весь – набор масок, а настоящего лица под ними вовсе нет. Но даже это мне в нём нравилось. Я злилась на себя за это. Но я так устала злиться…
Глаза Лироя раскрылись шире, и он вдохнул ртом, чтобы что-то сказать, но тут раздался пронзительный тонкий лай. Оранжевый свет снова подёрнулся рябью, потом мигнул и загорелся снова, а вокруг нас рассыпалось на шелестящие осколки, словно подмороженные осенние листья, какое-то заклинание.
– М-маркиза, – прозапинался Лирой, глядя мне за плечо.
Я тоже обернулась. Чёрная клякса с глазками снова возмущённо тявкнула. Я успела поймать в руку один из осколков и ощутила новую волну злости, но стоило остаткам заклинания растаять, как и она отступила.
– Они все рассорились, – медленно произнесла я. – На этом самом месте.
Маккорн уставился на меня, а потом мучительно покраснел.
– Я идиот. Я отпустил купол, когда мы стали экспериментировать с телепатией. Вообще забыл про него. И тебя сморило – это же сонное заклятие, на меня они не действуют, но…
Я вскочила и проломилась сквозь туи. В доме не горело ни одного окна, а вот из конюшни доносились грохот и возмущённое ржание.
Глава 18
В конюшне было темно, так что я сразу потянулась за талисманами, но Маккорн успел первым, швырнув во все углы светящиеся кружочки, похожие на кошачьи глаза. А ещё про некромантов говорят, что наша магия пугает! В свете таращащихся отовсюду жёлтых и зелёных радужек я увидела лошадей, мечущихся в денниках. Слабый свет отражался от их блестящих боков, фактурно очерчивая мышцы. Только одна лошадь оставалась полностью тёмной.
Высокая и тонкая, как стеклянная фигурка, она делила денник с одной из нормальных животин. Делила – в смысле, что они дрались. Не раздумывая, я накинула на тварюгу сеть, но вместо того, чтобы связать тёмное создание, сеть… впиталась в него.
В то же мгновение лошадь развернулась – я успела увидеть алые, как тлеющие угли, глаза. Огоньки метнулись, оставив за собой смазанный след, как если махать подожжённой палкой, у меня над головой пролетела тень, и в следующую секунду тёмная тварь исчезла.
Маккорна вывернуло.
Я выбежала на улицу, но там никаких следов призрачной лошади не было, только пескуха металась под ногами и тявкала, но мне было не до неё. Среди деревьев замаячил светлый силуэт. Я рванула туда и увидела ещё одну лошадь – полупрозрачную, сияющую, как прорисовки созвездий в детских небесных атласах. Она шла прямо на меня, но я ничего не чувствовала. От тёмной твари в конюшне разило некротикой, живые лошади пахли лошадьми, но сейчас я не ощущала ни того, ни другого. Она не была даже призраком, как Келли и Венди, от тех всегда веяло холодом.
Пока я суматошно соображала, что же она такое, лошадь прошла прямо сквозь меня, словно не заметила. И я ничегошеньки не почувствовала! Обернувшись, я пронаблюдала, как прозрачная скотина дошла до конца аллеи и развеялась у самого крыльца чёрного хода. Пескуха продолжала заливаться лаем. Ни одно окно в доме не загорелось.
Совершенно обескураженная, я вернулась в конюшню проверить, как там Маккорн. Он уже справился с собой, прибрал следы своей слабости и принялся пользовать лошадей. Некоторые из них ещё метались и взвизгивали от любого резкого движения, но стоило Лирою протянуть к ним руку, как они тут же успокаивались.
– Маргарита, – тихо позвал он, приложив ладонь к боку той самой, на которую напала тёмная тварь. – Это не настоящая лошадь.
– Демон-то? – фыркнула я. – Да уж надо думать.
– Нет, – поправил Маккорн, заглядывая в подозрительно прищуренные глаза серой кобылы. – Вот это. Это какое-то волшебное существо.
– Ещё одно?! – изумилась я. – Да что им тут, мёдом намазано?
Существо всхрапнуло и попятилось, но далеко в деннике не упятишься.
– Приготовься к плетению, – сказала я Маккорну и принялась за дело. Завязав несколько стратегических узлов, я накинула петлю на шею лошади и аккуратно потянула. Тут же сквозь облик кобылы проступили наложенные друг на друга образы олуши, буйвола и человека с лошадиной головой, словно кто-то напортачил, проявляя дагерротипы.
– Это агишка, – выдохнула я, отпуская плетение. Возвращать лошади её истинную форму мне было вовсе не с руки: она бы тогда была вынуждена вернуться в воду, из которой её выманили, а до ближайшей большой воды тут ой как неблизко, и как знать, сколько народу обозлённая агишка загрызёт по дороге. Оглядев кобылу уже без магии, я заметила в основании её уха железное кольцо. Указав на него Маккорну, я пояснила. – Её выманили и связали заклятием вот через это. – И, видя, что он уже потянул руки к серьге, быстро добавила: – Только не снимай, иначе она всех сожрёт.
Лирой тут же отдёрнул руки.
– Но это же… – пробормотал он, потом кашлянул и принял независимый вид. – А что закон говорит по поводу пленения волшебных лошадей?
– Плени сколько влезет, – усмехнулась я, наблюдая, как он сдерживает природнический порыв тут же вступиться за обиженную зверюшку. – Тем более агишек, они те ещё сволочи, детей в воду утаскивают и жрут. Другой вопрос, что виконтесса эту тварь не для пахоты использует уж наверное, а, скорее всего, для скачек. И вот это уже подсудное дело.
Пока я говорила, почувствовала, как наваливается сонливость. Проклятое заклинание, что ли, опять настигло? Я глянула на часы. Было слегка заполночь. С учётом бурных событий дня, и без заклинания неудивительно.
– Нападение мы сорвали, – заметила я. – Сегодня тут делать больше нечего. Теперь надо проверять Фэнни и послужной список этой лошади. Это работа для Кларенса. Глянь, у неё имя нигде не написано?
– Надо хоть остальных подлечить, – пробормотал Маккорн, снова подбираясь к агишке. Лошадь всхрапнула, но не стала сопротивляться. Всё-таки природник даже на хтонических тварей хорошо действует, по себе знаю. – Вот тут на другом ухе жетон висит. Написано – Полынья.
Я хмыкнула. Похоже, что тот, кто давал скотине имя, знал, что перед ним водяная лошадь.
Пескуха, уставшая лаять на улице, вломилась в конюшню и, не иначе, вознамерилась проорать дырку у меня в голове. Лошади снова занервничали.
– Ты лечи, – прокричала я Маккорну, – а я пойду с этой разберусь!