Андогский и Брестский мир
Постепенно преподавателей академии начали привлекать к работе в различных советских организациях и штабах создававшейся РККА. Штаб-офицер, заведующий обучающимися бывший полковник Б. П. Богословский в начале марта 1918 года участвовал в работе комиссии по разгрузке Петрограда, заседавшей в Мариинском дворце. Кроме того, он занимался организацией штаба Петроградского военного округа. Профессор Б. В. Геруа служил начальником штаба Северного участка и Петроградского района. Профессор М. А. Иностранцев вспоминал:
Для меня не подлежало сомнению, что я, продолжая состоять в академии, тем самым нахожусь на учете у большевиков… не имея ни малейшего желания служить в Красной армии, я первоначально решил вовсе не идти на регистрацию, готовясь привести в оправдание этого поступка то, что я состою в академии и, таким образом, нахожусь на учете и не укрываюсь.
Пожалуй, самым неоднозначным событием для академии в начале 1918 года стало привлечение большевиками представителей профессорско-преподавательского состава в качестве военных консультантов на мирных переговорах в Брест-Литовске. В первом раунде переговоров в 1917 году, по свидетельству одного из военных экспертов, именно военные сыграли заметную роль, так как штатская делегация приехала неподготовленной. Присутствовали на переговорах и некоторые курсовики (например, И. А. Морозевич). Однако в среде офицерства сепаратные переговоры с противником считались позорными и предательскими. Участие в них позднее ставили в вину академическому начальству его оппоненты в белой Сибири.
Начальник академии А. И. Андогский отправился в Брест-Литовск по приказанию начальника Генерального штаба вместе с советской делегацией (А. А. Иоффе, Л. М. Карахан, Г. И. Петровский, Г. Я. Сокольников) в ночь на 25 февраля 1918 года. По собственным показаниям Андогского на следствии у белых, около 18:30 24 февраля во время обеда его вызвал начальник Генерального штаба Н. М. Потапов, потребовавший срочно прибыть в дом военного министра на Мойку, 67 и высказаться относительно германского ультиматума. Потапов утверждал, что работа потребует лишь полчаса времени. За Андогским прислали автомобиль с двумя вооруженными матросами. В доме военного министра состоялось совещание военных специалистов с участием бывших генералов С. Г. Лукирского и Н. М. Потапова. Андогский, если верить его показаниям, только там узнал о командировке и был вынужден согласиться под угрозой неприятностей для академии и лично для себя. Представители академии подтверждали показания Андогского, а профессор Б. М. Колюбакин даже отметил, что видел в этом определенное самопожертвование со стороны начальника академии.
Однако из воспоминаний генерала Э. А. Верцинского известно, что Андогский также участвовал в совещании, организованном большевистскими военными руководителями Н. И. Подвойским, Н. В. Крыленко и Э. М. Склянским в здании Военного министерства 20 февраля 1918 года, в которое была приглашена большая группа военспецов. Судя по стенограмме, начальник академии предпочитал отмалчиваться. Кроме того, из воспоминаний профессора М. А. Иностранцева следует, что на самом деле о предстоящей поездке в Брест-Литовск было известно заранее, и Андогский обсуждал это с коллегами. Иностранцев и Г. Г. Христиани от поездки в Брест-Литовск отказались, причем первый заявил, что участие в переговорах рассматривает как позор. На период командировки Андогского замещал заслуженный ординарный профессор В. В. Витковский.
Андогский был не единственным военным консультантом, вызовы в разное время получали и другие. Непосредственно на подписание договора поехали также бывший генерал от инфантерии Ю. Н. Данилов, бывший капитан В. А. Липский, бывший контр-адмирал В. М. Альтфатер. Позднее Андогский утверждал, что в Брест-Литовске вместе с Даниловым, помощником которого он являлся, подписал протест против заключения Брестского мира. По имеющимся данным, инициатором подачи записки большевистскому представителю Г. Я. Сокольникову с аргументами против заключения мира был именно Данилов. Отношение слушателей и преподавателей академии к поездке Андогского на переговоры было критическим. «Бедняга Андогский – влип в грязную историю», – записал в дневнике 2 марта 1918 года слушатель В. М. Цейтлин.
Генерал А. С. Лукомский уже в эмиграции в 1924 году писал о возможности использования Андогского в случае возобновления борьбы с большевиками:
Участие его в Брест-Литовском договоре все время отражалось на отношении к нему офицеров «белых армий», и ему неоднократно приходилось давать объяснения о роли, которую он играл. И еще теперь, в офицерской массе, отношение к нему отрицательное, и многие считают его ненадежным и имеющим какие-то связи с большевиками. Но последнее совершенно не верно. Он, безусловно, против большевиков и будет всячески стараться себя реабилитировать в прежних прегрешениях.
Будучи умным, знающим и очень работоспособным, он в будущем будет полезен; но в первый период выступления ему лучше никаких ответственных назначений не давать, чтобы не возбуждать страсти.
Как бы то ни было, участие в мирных переговорах в Брест-Литовске в качестве военного консультанта по приказу начальника Генерального штаба трудно поставить Андогскому в вину. Военные специалисты вошли в состав делегации с целью согласования специальных военных вопросов, возможного сдерживания аппетитов Германии и защиты интересов страны безотносительно правящего режима.
Насколько можно судить, поездка экспертов в Брест-Литовск и их действия там удостоились положительной оценки большевистского руководства. Вскоре военные эксперты получили новое ответственное поручение. Андогскому, В. М. Альтфатеру и Ю. Н. Данилову постановлением СНК от 9 марта 1918 года была поручена разработка плана создания военного центра для реорганизации армии и формирования вооруженной силы на началах социалистической милиции и всеобщего вооружения рабочих и крестьян. В документе было указано, что дело поручается «опытным и знающим военным специалистам, изъявившим готовность работать с Советской властью». Так что в целом академия сотрудничала с новой властью, хотя и без энтузиазма.
На перепутье
В связи с угрозой Петрограду, создавшейся в результате германского наступления в феврале 1918 года, слушателей академии привлекли к мероприятиям по обороне «колыбели революции». Комитет революционной обороны Петрограда в лице В. Володарского (М. М. Гольдштейна) и М. С. Урицкого выпустил обращение «Ко всем кадровым офицерам», в котором офицерам, включая слушателей и преподавателей академии, предписывалось явиться в Мариинский дворец.
10 марта 1918 года занятия в академии были прерваны до экзаменов, поскольку начальник академии получил распоряжение военного руководителя Высшего военного совета М. Д. Бонч-Бруевича о закрытии академии и отправке слушателей в штабы военных советов Петроградского и Московского районов. Фактически, не успев окончить старший класс курсов 2‑й очереди, слушатели направлялись на срочную работу в различные штабы формировавшейся Красной армии в связи с угрозой германского наступления под Петроградом.
12 марта слушатели получили свидетельства об окончании полного курса академии с правом на академический знак и причисление к Генштабу. Приказом по Генеральному штабу 23 марта 165 выпускников курсов 2‑й очереди были причислены к Генеральному штабу (как выпуск 1917 года), а приказом по Всероссийскому главному штабу 27 июня 1918 года 133 ранее причисленных выпускника были переведены в Генштаб.
Однако еще 26 февраля по наряду начальника штаба Ставки Бонч-Бруевича в войска были направлены курсовики как младшего, так и старшего класса. В начале марта из старшего класса забрали 18 слушателей на Кавказский фронт, 12 – на укомплектование полевых штабов, 3 – в распоряжение начальника артиллерии Петроградского района и 6 – в распоряжение начальника инженеров того же района.
Группа слушателей в начале марта 1918 года была экстренно командирована в распоряжение начальника штаба Кавказского фронта. В середине марта слушатели также отправлялись в штаб Кавказского фронта и штаб партизанских отрядов. Направленные на Кавказ по распоряжению ГУГШ с подачи советского военного руководства, в дальнейшем они пополнили ряды национальных армий, а некоторые в рядах этих армий или в рядах белых позднее боролись с большевиками.
Антибольшевистски настроенный курсовик М. А. Фостиков так вспоминал об отъезде на Кавказ:
Пустив в ход все способы и средства, вместе с 30–40 слушателями академии, достав кое-какие документы для поездки домой на Кавказ, получив отдельный вагон четвертого класса, мы 1 марта 1918 года пустились в неизвестный путь. Ехали недолго, под видом, конечно, «товарищей», так что наш вагон охранялся красноармейцами. Нас повезли сначала на Царицын, а оттуда через Лиски в Ростов-на-Дону. В Донской области, по слухам, уже происходили восстания. По пути я так и не выяснил, где происходят формирования добровольческих частей… В Ростове наш поезд продержали сутки, так как комендант (красный) станции боялся выпустить его в район станции Уманская, где, видимо, происходили бои (как потом я узнал, между донцами и большевиками). Проезжая на другой день станцию Кущевская, я слышал орудийную стрельбу. Несколько офицеров из нашего вагона в районе станции Кущевская ночью на ходу спрыгнули с поезда, участь их мне неизвестна.
Далее Фостиков с приключениями добрался до Ставрополя, а впоследствии примкнул к белым.
Первоначально (в конце февраля – начале марта 1918 года) слушателей и выпускников распределили по штабам вокруг Петрограда, затем они были отозваны, и с середины марта произошло перераспределение. Слушатели младшего класса, перешедшие в старший класс, в середине марта возвратились в академию и должны были эвакуироваться вместе с ней (кроме убывших на Кавказ), а выпускники оказались сосредоточены в штабе Северного участка и Петроградского района и в штабе Военного совета Московского района, откуда их распределяли по различным штабам формировавшихся войск завесы (отрядов для обороны установленной по Брестскому миру демаркационной линии с целью воспрепятствовать продвижению германских войск вглубь страны) и военным учреждениям.