Отряд Румши, соединившись с белыми и чехословаками, участвовал во взятии Екатеринбурга, после чего был расформирован. Тогда в городе обнаружилось, как вспоминал Семчевский, «небольшое число бывших слушателей академии, сумевших избегнуть эвакуации. Некоторые ушли в леса, другие укрылись где-то в городе. Появилась и наша „пятерка“, которая не дошла до сборного пункта. Как мы и думали, они наткнулись на красный дозор, открывший по ним огонь. Считая, что нас предали, они скрывались в лесу все эти дни». В дальнейшем подпольщики успешно служили на штабных и командных должностях в белых формированиях Востока России.
Впрочем, по мнению Семчевского, к членам отряда в белой Сибири отнеслись недоброжелательно. Сам он оказался к началу 1919 года во Владивостоке. Семчевский вспоминал:
В городе оказалась миссия генерала Романовского. Я зашел туда и, к удивлению, встретил там двух из нас – тридцати семи – Гершельмана и Мягкова. Они тоже, очевидно, оказались на западе Сибири «безработными». Постепенно мое впечатление, что нас, 37 офицеров, посылают «с глаз долой», чтобы не было свидетелей эвакуации академии из Екатеринбурга, начало переходить в уверенность.
Слушатели, откомандированные в советские штабы, переходили к белым в индивидуальном порядке, хотя это и было сопряжено с риском для жизни.
«Надо думать, что уедем мы недалеко…»
Все же академическое начальство решило подчиниться приказу Троцкого, хотя и постаралось в полной мере воспользоваться разрешением оставить часть состава академии в Екатеринбурге. В городе оставляли почти все имущество. Однако воспрещалось оставлять лиц с боевым опытом. Накануне отъезда обсуждался вопрос о том, кого можно не брать в Казань. В связи с преклонным возрастом в Екатеринбурге оставались старейшие профессора А. И. Медведев и Г. Г. Христиани (страдавший рядом заболеваний). Последний, кроме того, был назначен председателем комиссии по охране академического имущества. Несмотря на возражения Андогского, конференция в порядке исключения постановила часть сотрудников оставить – по семейным обстоятельствам. Все они вошли в комиссию Христиани. На комиссию также было возложено отстаивание интересов академии и заботы об оставленных семьях. На содержание последних профессору Христиани были выделены средства.
Генерал Христиани сообщал начальнику штаба гарнизона Екатеринбурга 30 июля 1918 года, что остались 5 офицеров Генштаба по назначению конференции, в том числе 2 генерал-лейтенанта преклонного возраста, 3 штаб-офицера, из которых один был ранен и непригоден к строевой службе, второй был болен, а третий остался по семейным обстоятельствам. Оставались до семидесяти семейств преподавателей (в том числе семья начальника академии Андогского) и слушателей, всего до 300 человек, размещенных относительно удовлетворительно.
По вопросу об оставлении профессора Матковского девять членов конференции проголосовали за и девять против, в результате он подал в отставку, решив остаться в городе. Андогский якобы сказал ему, что если бы сам был просто профессором, то поступил бы так же. Однако для страховки он приказал оставшемуся Христиани после отъезда академии провести медицинское освидетельствование Матковского (по данным на август 1918 года, тот страдал неврастенией в тяжелой форме), чтобы имелся документ о том, что тот остался не самовольно. В случае перерыва связи Андогский поручил Христиани уволить Матковского своей властью. Тем не менее из воспоминаний Иностранцева следует, что Матковский остался самовольно, чем подверг академию опасности. Впоследствии конференция осудила его поступок и исключила Матковского из своего состава.
Под предлогом охраны имущества академии, по возрасту, по болезни в Екатеринбурге остались и другие сотрудники, а также семьи преподавателей. Оставался и ряд слушателей, в том числе направленных в различные советские учреждения. Слушатель штабс-капитан А. Ф. Мауринг впоследствии написал в рапорте правителю дел академии, что решил не эвакуироваться, и тогда же ходатайствовал о медицинском освидетельствовании исключительно по обстоятельствам политического момента. Жены некоторых слушателей были беременны и должны были вскоре рожать. Их мужья тоже ходатайствовали о том, чтобы не переезжать.
Слушатель К. А. Звиргзд, направленный в один из советских штабов, но в итоге попавший к белым, отмечал в анкете Московского политического Красного Креста 17 февраля 1921 года:
17 марта 1918 г. академия Генштаба, слушателем коей я состоял, была эвакуирована из Петрограда в Екатеринбург. Вследствие наступления чехословаков академия 23 июля того же года из Екатеринбурга была эвакуирована в Казань (эшелон отошел в 4 часа утра 24 июля[4]). Я в числе 20 человек вечером 23 июля был командирован в штаб 3й Красной армии. На другой день я получил задачу рекогносцировать дороги в сторону противника. 25 июля в 5 час[ов] утра город Екатеринбург был занят чехами и все находившиеся в городе и часть штаба армии попали в плен. Кстати сказать, через 2–3 недели вся академия целиком попала в плен чехам в Казани.
Опасаясь репрессий, оставшиеся в городе разошлись по квартирам знакомых, в здании академии ночевала только семья Матковского. Как уже отмечалось, преподаватель академии бывший полковник Б. П. Богословский, назначенный незадолго до падения Екатеринбурга на ответственный пост командующего 3‑й советской армией, будучи принципиальным противником большевиков, под видом отъезда на охоту бежал к белым. Инсценировка с охотой была согласована с Андогским, чтобы не скомпрометировать академию. Впрочем, по свидетельству Рябикова, Богословский все же принял должность и бежал уже после того, как отдал ряд вредительских приказов, а также захватив оперативные документы, которые достались белым.
Участник Гражданской войны на Урале Г. П. Софронов, впоследствии генерал-лейтенант Советской армии, вспоминал о Богословском:
Новый командующий начал принимать дела. Заслушал доклады всех начальников управления и служб штаба.
– Какой культурный и внимательный человек! – говорили о нем некоторые сотрудники. – Войдешь в кабинет – встанет, поздоровается. Обращается только на «вы», по имени и отчеству. А в дела-то как тщательно входит: все записывает в тетрадь, просит всякие справки, схемы… Приятно иметь дело с таким человеком!
И действительно, Богословский с первого дня поразил многих изысканностью манер и скрупулезностью в работе. Он побеседовал не только с начальниками, а и с рядовыми сотрудниками, успел даже посмотреть их личные дела…
На следующее утро я выслал на квартиру командующего автомашину. Шофера предупредил: будь точен, как часы. Но машина вдруг возвратилась без Богословского. По словам хозяйки дома, он ночью куда-то ушел и к утру не вернулся. На квартире и в кабинете не оказалось и его портфеля, в котором находилась оперативная карта. Розыски ничего не дали: след Богословского затерялся. Но всего на несколько дней. Из показаний пленных, а также из газет, издававшихся белыми, мы узнали: «культурный», «любезный» командующий перешел в стан врага и работает в одной из его армий.
Командующий фронтом Вацетис позднее вспоминал: «Исчезновение командарма, выбранного из высококвалифицированных военспецов, произвело нехорошее впечатление, как на местах, так и в центре. После такого неблагоприятного события вновь выдвинуть кандидатуру военспеца я не считал возможным».
Генштабиста Богословского сменил балтийский матрос Л. Я. Угрюмов.
Распоряжение Троцкого о финансовом обеспечении эвакуации академии было выполнено. Слушателем, бывшим подъесаулом П. А. Федоровым из штаба Северо-Урало-Сибирского фронта на эвакуацию в Казань были получены 250 тысяч рублей. Эвакуировавшиеся рассчитывали на то, что либо Екатеринбург будет освобожден до их отъезда, либо по пути они будут захвачены чехословаками. Понимая всю сложность ситуации, Андогский потребовал от всего состава конференции исполнить приказ и прибыть на вокзал во избежание репрессий против академии. Хитро улыбаясь, Андогский сообщил членам конференции: «Надо думать, что уедем мы недалеко, но выехать должны мы обязательно все». Как показали события, уехавшие в Казань расстались с оставшимися в Екатеринбурге всего на три недели.
Из представителей учебно-административного состава уезжали 17 человек, включая пятерых с семьями, – всего эвакуировались 25 человек. Из слушателей старшего курса уезжали 33 человека, включая 18 с семьями, всего 58 человек. Из слушателей ускоренного курса ехали 93 человека, из них с семьями 10, всего 110 человек. Кроме того, ехали 18 служителей академии. На эвакуацию было выделено 4 классных (то есть пассажирских) вагона, 20 приспособленных людских (то есть отапливаемых товарных, или теплушек), 15 крытых, 2 платформы, правда, затем квоты сократили, были выделены только 2 классных вагона, 10 приспособленных людских, 13 крытых и платформа. По впечатлению одного из польских офицеров, персонал академии погрузили в вагоны «как телят».
Андогский постарался успокоить Троцкого и телеграфировал ему 22 июля: «Распоряжением главкома Вацетиса и Военно-революционного совета и ближайшим указанием шта[ба] фронта Уральского личный состав и часть учебного имущества академии отправляются Казань вторник 23 июля маршрут[ом] через Пермь».
23 июля слушателям академии выдали командировочные удостоверения для следования на станцию Екатеринбург-1 и погрузки в эшелон. Персонал академии под наблюдением батальона латышских стрелков погрузился в эшелон на станции Екатеринбург, однако отправка не состоялась: не было паровоза, а пути были заняты воинскими эшелонами. По свидетельству Рябикова, затягивание отправления накануне вступления в город чехословаков было преднамеренным, благодаря распоряжениям бывшего полковника И. Е. Стогова, отвечавшего за передвижение войск. Впоследствии он стал начальником военных сообщений 3‑й армии и был арестован в связи с делом об эвакуации красными Перми.