уации академии за пределы страны.
Академия с ее имуществом являлась лакомым куском для преступников. Еще в октябре 1920 года сообщалось о пропаже некоторых книг из библиотеки. Однако по-настоящему серьезное хищение случилось только в 1922 году. В ночь на 31 марта произошла первая кража в казарме № 2 в районе 36‑го полка. В 12 часов дня служитель Г. И. Кузминцев, посланный в типографию, проходя вдоль здания библиотеки, обнаружил, что верхнее окно средней комнаты разбито и одна из створок приоткрыта. Злоумышленник порезал руку – и на оконной раме осталось кровавое пятно. Разбитое окно позднее забили листовым железом.
В комнате помещались сундуки и ящики с вещами Суворовской церкви и музея, а также академического музея. Несколько ящиков было вскрыто, а вещи разбросаны по полу. Похищенными оказались серебряно-позолоченные священные сосуды Суворовской церкви.
В комнате, где хранилось имущество, был полный разгром части деревянных ящиков; на полу валялись: геодезические инструменты, футляры от орденов и медалей и орденские знаки и ленты, дела и различные грамоты покойного графа Милютина, а также вещи Академического музея…
Ночью шум слышала вольнонаемная служащая типографии А. В. Солдатова, но, будучи одна в этой части казармы, побоялась поднять тревогу. Солдатова предполагала, что шумели служащие, занятые хозяйственными работами. В конечном итоге женщина вышла, в темноте опрокинув ведро, отчего шум наверху прекратился. Солдатова решила, что шум слышали многие, и успокоилась. Согласно ее свидетельству, воров было не более двух человек.
По ходу поверки выяснилось, что в общей сложности похищено более 40 предметов. Помимо ящика с утварью был вскрыт ящик с архивом Д. А. Милютина, и часть помещавшихся в нем дел была выброшена на пол.
20 апреля Андогский отдал распоряжение организовать в библиотеке ночные дежурства. Но на этом грабежи не закончились.
В ночь на 26 июля 1922 года грабители взломали дверь склада академического инвентаря и похитили вещи офицеров, причем во время второго ограбления было похищено дело с дознанием о первой краже (правда, после отъезда Андогского из России осенью 1922 года дело было обнаружено среди брошенного имущества в его квартире). Таким образом, можно предположить, что два этих преступления были как-то связаны. При втором ограблении были похищены две зрительных трубы, представлявшие историческую ценность и, возможно, принадлежавшие фельдмаршалу Милютину. Помимо этого, были похищены орден Святого Станислава 3‑й степени с мечами и бантом и серебряная цепочка. Известия об ограблении просочились в прессу – заметки об этом появились в газетах «Русский край» и «Вечерняя газета», что вызвало недовольство руководства академии, так как публикации были основаны на слухах.
Чтобы спасти бесценные реликвии, с сентября 1922 года служащие академии, не рассчитывая на помощь властей, три месяца несли ночные дежурства, охраняя библиотеку. До октября 1922 года охрану академии несли чины милиции. 7 сентября 1922 года приказом начальника тылового района контр-адмирала Ю. К. Старка штабам, управлениям, учреждениям и заведениям Земской рати было предписано организовать самоохрану. В связи с постепенным выводом из Приморья японских войск, 4 октября 1922 года началось наступление Народно-революционной армии Дальневосточной республики (НРА ДВР) на последний очаг антибольшевистского сопротивления на территории России. Из-за мобилизации и необходимости иметь войска на передовой академия осталась беззащитной. 11 октября приказом начальника обороны Русского острова было предписано охранять имущество своими силами. У преподавателей академии имелись пистолеты и револьверы систем «Браунинг» и «Наган», а также холодное оружие, однако серьезной силы сотрудники не представляли. Некоторое время библиотека академии вообще не охранялась. К 12 октября, когда караул отсутствовал уже пятый день, в академии была организована команда самоохраны, которой руководил штабс-капитан Дружинин. Не считая начальника команды, всего в ней числилось 19 человек.
Под властью ДВР
В эмигрантских кругах позднее муссировался слух о том, что 23 октября 1922 года Андогский отдал приказ об оставлении академии на Русском острове для передачи ее в распоряжение советской власти. На самом деле такого приказа не было.
Профессорско-преподавательский состав по-разному воспринял представившуюся альтернативу – остаться в России или эмигрировать. Для таких, как Андогский, безопаснее было уехать за границу, что он и сделал, отправившись с семьей в Дайрен. Некоторые преподаватели за время вынужденного бездействия академии уже разъехались по свету. Генерал М. А. Иностранцев из‑за конфликта с Андогским уехал в Европу вместе с чехословаками, полковник Слижиков отправился в Шанхай и Харбин, полковник Осипов уехал в Голландскую Ост-Индию (современная Индонезия) и на Яву. Преподаватель верховой езды, временно исполняющий должность завхоза и временно исполняющий должность правителя дел ротмистр В. Э. Арнгольд отбыл в Шанхай, а заведующий верховой ездой подполковник Б. А. Вуич уехал в Харбин.
При эвакуации на японском пароходе обстановка была нервозной, некоторые профессора не могли найти себе и своим семьям места. Не переносивший японцев генерал Антонович отказался ехать на их пароходе и остался на милость победителей. Согласно приказу по академии от 23 октября 1922 года, в этот день профессор Медведев вступил во временное исполнение должности начальника академии. Временно исполняющим должность правителя дел стал подполковник К. А. Наумов. Как отмечалось в приказе по академии, отъезд Андогского и Арнгольда был внезапным. Получалось, что Андогский сбежал, бросив академию и даже собственное имущество – пианино и личную библиотеку, уместившуюся в 11 ящиков, а также связанные с академией документы.
Выдержав 8–14 октября ряд ожесточенных встречных боев, Земская рать оставила 17 октября Никольск-Уссурийский. 25 октября 1922 года части НРА ДВР вступили во Владивосток. 13 ноября 1922 года на Дальнем Востоке была провозглашена советская власть, а уже 16 ноября он был присоединен к РСФСР. Гражданская война в России завершилась.
Персонал академии в основном остался на Русском острове и во Владивостоке. Среди оставшихся были заслуженные ординарные профессора Б. М. Колюбакин и Г. Г. Христиани, ординарные профессора А. И. Медведев и Н. И. Коханов, экстраординарный профессор В. Г. Болдырев, подполковник К. А. Наумов.
Администрация академии в приказах теперь фигурировала без привычных чинов. Уже 28 октября Медведев из генерала превратился в гражданина и должен был подчиняться приказам НРА ДВР. В тот же день ему было выдано предписание о временном исполнении должности начальника академии, которую предписывалось немедленно свернуть и подготовить к отправке по железной дороге в Москву.
29 октября начались работы по реэвакуации: спешная заготовка ящиков, укладка имущества – одновременно с проверкой и переучетом, которые были прерваны только 7 ноября, объявленным выходным днем в честь годовщины Октябрьской революции. Все работы по учету имущества предписывалось завершить не позднее 16 ноября.
Отношение новых властей к академии было дружественным. Главком НРА ДВР И. П. Уборевич 28 октября передал благодарность всему личному составу академии за сохранение имущества. Еще одну благодарность передал 26 октября председатель Революционного штаба. 31 октября 1922 года приказом Уборевича академия была временно включена в состав НРА ДВР. Профессура, преподаватели и небольшой хозяйственный аппарат продолжали нести службу.
Телеграмма из Москвы предписывала академии 26–27 ноября выехать из Владивостока, для чего НРА должна была предоставить вагоны. Новые власти оказали самое энергичное содействие реэвакуации академии: предоставляли для нее ящики, мешки, проволоку, брезенты, топливо, транспорт, охрану, бойцов для погрузки. Перевезти все имущество предполагалось в двух эшелонах. 16 ноября уполномоченному главкома НРА Позднякову, курировавшему академию, были сданы печати академии. Отныне они считались недействительными, а новая печать с надписью «Академия Генерального штаба», гербом и надписью «РСФСР» в центре хранилась также у Позднякова.
В начале декабря 1922 года Военная академия отправилась в Москву, куда прибыла в феврале 1923 года. Часть имущества старой академии была передана Военной академии РККА. В 1925 году 180 пудов книг и 45 ящиков архивных материалов старой академии поступили на хранение в Военно-исторический архив. Генерал П. Ф. Рябиков писал, что «старая академия Генерального штаба, пережив столько тяжелых испытаний и проделав путь Петроград – Екатеринбург – Томск – Владивосток, умерла…». Однако наследие академии, ее музеи, библиотека, архив (среди которого – знаменитые воспоминания и дневники военного министра Д. А. Милютина, опубликованные только в наши дни) уцелели и остались в России.
Судьбы профессоров
Рассказ об академии будет неполным без краткого упоминания о судьбах ее сотрудников. В связи с падением белого Приморья эмигрировал из России генерал А. И. Андогский. Уехал в Китай А. П. Слижиков, на остров Ява – П. Г. Осипов. Обосновался в Китае В. И. Сурин. Остались во Владивостоке А. Т. Антонович, В. Г. Болдырев, Б. М. Колюбакин, Н. И. Коханов, А. И. Медведев.
Андогский в эмиграции читал лекции по стратегии японскому наследному принцу. Он также возглавил 1‑е Харбинское смешанное реальное училище. Некоторое время тайно сотрудничал с советской разведкой, но затем от его услуг отказались. Нападки на Андогского со стороны других ветеранов Белого движения не прекращались. Наряду с прежними упреками в сотрудничестве с большевиками генерала обвиняли в растрате средств в училище и финансовом подлоге. Печальнее всего было предательство прежних соратников. Так, А. П. Слижиков, перейдя в лагерь противников Андогского, отныне именовал начальника академии «генералом от революции», советским деятелем и даже психологическим дегенератом, постоянно занятым двойной игрой. Инициативная группа харбинских генштабистов пыталась организовать новую травлю бывшего начальника академии. В итоге Андогский в 1928 году был исключен из среды русских офицеров Генерального штаба, а несколько ранее группа его противников вынесла постановление о том, что он не заслуживает никакого доверия. Тем не менее бывшие курсовики не предавали прежнего начальника и во время самой ожесточенной травли защищали его. По всей видимости, непрекращавшиеся преследования стали одной из причин безвременной смерти Андогского в 1931 году в возрасте 54 лет. В статье памяти Андогского его друг генерал-лейтенант Е. Г. Сычев (тот самый офицер, которому Андогский представлялся в ссылке в Иркутск в 1919‑м) написал: «Александр Иванович был на целую голову выше не только толпы, но тех обвинителей, которые старательно бросали в него самые увесистые камни».