Во время первой бомбежки я чуть не потерял ее. Она находилась в доме 1А по Машкову переулку, где жили Братковы. Полутонная бомба упала на Латвийское посольство — соседнее здание, обратила его в кратер, разбило все окна в доме, где находилась мама; отклонись бомба на 25 метров, и от их дома не осталось бы и следа.
Страшный день 16 октября 1941 года. Немцы под Москвой. Бежать я не рекомендую. Ни при каких условиях не могут сдать Москву за 2-3 дня. Или уже все рухнуло? Нет-нет, надо подождать 2-3 дня и головы не терять. С 18 октября МВТУ начинают планомерно эвакуировать в Ижевск. Меня оставляют главэваком. 22 ноября мы уезжаем скорым поездом в Ижевск. Вообще, мы не прогадали. Все, кто выехал до нас, ехали месяц. А мы доехали в кратчайшие сроки: за 4 дня.
Во время войны жизнь в Москве становилась тяжелее день ото дня. Бессонные ночи, тревоги, ухудшающееся питание; монотонно продвигаются немцы; толпы беженцев из западных областей. Москва опустела. В каждом доме можно было занять по несколько свободных квартир. Поезда метро ходили редко и были пустыми. На Бауманской улице в утренние часы на протяжении километра можно было не встретить и десяти человек.
Отец умер в 1937 году от рака печени. Ему не пришлось пережить того, что переживали москвичи. Тетя Леля со своей сестрой Таней, племянницей Верочкой и внучатым племянником Мишенькой эвакуировались в город Муром. Мы уезжали из Москвы с мамой в конце ноября 41-го года вместе с Чернышевым и Кунаевыми. Люба Чернышева оставалась в Москве. По дороге будущее нам казалось туманным и тусклым.
В Ижевске все нас поразило: яркий свет на улицах и в домах, движение пешеходов, трамваев. От всего этого мы уже отвыкли. Светлый образ семьи Коротковых останется незабываемым. Они нас приютили в своей квартире на улице Бородина, в доме 20А, и согрели лаской. Напротив нас живут Мордвинцевы.
Первое время жизнь была очень тяжелой. С тревогой ждали сообщений. С декабря они стали радостными. Появились надежды. Пища была скудной. Мама готовит вкусные пироги из каких-то суррогатов. Изредка Аркадий приносит пряники, а я — сливки из столовой. Работы много. МВТУ начинает свою работу. Студентов тысяча человек. Помещаемся в десяти комнатах.
Впрочем, вскоре институт при помощи Д.Ф. Устинова переселяют в помещение бывшего трибунала. Там уже можно по-настоящему развернуть работу. Все бауманцы перезнакомились друг с другом, это ведь не Москва! «Но усядемся за стол мы дружно, потеснясь, И так тепло нам вместе было».
Во время ижевского периода нашей жизни особенно проявилась черта маминого характера искать хорошее во всем: в людях и в положении. Ее любимым изречением было: «Все хорошо».
Еще в детстве она мне твердила: «Ты в каждом своем товарище ищи его плюсы, а не минусы. С Борей Айхенвальдом ты можешь найти интерес в разговоре о литературе, Филипп — хороший техник и т. д. Так и я любила бывать с Зоей и Тамарой Григорьевыми — они музыкантши, с Лизочкой Фирсовой — она рассказывает про детей, Марья Зиновьевна — жизнерадостна, Шура Мордвинцева — меня во всем понимает. К каждому человеку нужно подойти своей хорошей стороной к его хорошей стороне». Мама исключительно проницательная. Она видит человека насквозь, с полуслова понимает своего собеседника.
Человек не остается постоянным. Он меняется — один к лучшему, другой к худшему. Надо воздействовать на него так, чтобы он менялся к лучшему. Маме это удавалось. Мама учила, чтобы я, видя человека выше себя в интеллектуальном и культурном отношении, стремился бы подняться до его уровня, а тех, кто был ниже меня в этом отношении, подтягивал бы к себе, но ни в коем случае не опускался бы сам. Это мудрый совет.
И в тяжелых условиях жизни надо искать хорошее. В Ижевске страшные морозы, зато божественно красивая зима. В комнате холодно, но из окна чудный вид. Обеды скудны, зато летом много ягод. Мало интересных совещаний, но можно знакомиться с заводами и ходить на лыжах. Здесь много замечательных бауманцев.
Эти воззрения мамы воспитали во мне оптимизм и относительно спокойное отношение к неприятностям. Считаю, что они будут скомпенсированы радостями.
Мама была всегда верна своему слову. Если она сказала, что придет в 6 часов, то это значит в 6, а не в 5 минут седьмого. Если она обещала сделать кому-нибудь торт через год, то он его в срок и получит. Она требовала того же от других и понемногу добивалась. Она любила, чтобы все было точно и определенно. Записывала подробным образом аннотации прочитанных книг, хозяйственные расходы и даже течение своей болезни. Перед всякими переездами составлялись подробные планы, которые фиксировались письменно.
Мама никогда не пользовалась служебным положением сына. Она в 1940 году добровольно отказалась от индивидуальной квартиры в пользу семьи профессора Кована. В Ижевске, будучи директором, я получал промтоварных ордеров меньше остальных профессоров. А разве она позволила бы когда-нибудь шоферу Степанкову привезти из МВТУ килограмм гвоздей — никогда.
Она любила знаки внимания, но не позволяла делать себе дорогих подарков, а нередко при этом сама их оплачивала, но говорила, что это ей подарок. Она имела особую кассу, которая называлась филантропической, и об операциях с этой кассой не говорила даже мне. Зачем нужны дорогая дача, мебель и одежда? Приятны только хорошие люди. Я соглашался с ней полностью. Прилично и аккуратно одетым надо быть всегда. Внешняя чистота определяет внутреннюю, и нельзя компрометировать ту организацию, в которой работаешь.
Мама говорит: «Любовь — это забота, если любишь человека, должен заботиться о нем. Забота должна идти ему на пользу и не быть обременительной. Если что хорошее делаешь для другого, не жди благодарности. Тебе приятно сделать ему хорошее, значит, ты делаешь это косвенно и для себя».
Она мне говорила: «Не завидуй никогда, никому, ничему. Постарайся убедить себя: то, что имеет другой и что является предметом твоего желания, тебе на самом деле не нужно. Ведь ты прекрасно умеешь убеждать себя во всем, в чем захочешь. Если надо убедить себя, что тебе приятно принимать касторовое масло, то ты легко это сделаешь и оно не будет тебе противно. И так во всем другом».
У мамы было всегда много не только очных, но и заочных воспитанников. Четыре мальчика Вощекиных живут в Рыльске. Мама систематически помогает им в 30-х годах. Пятнадцатилетний Шурик жил у нас с 1935 года. В 1942 году он погиб на фронте. Мама помогает многим семьям: Ураевым, Филипповским и другим.
Сама мама исполнена воли, которой она дисциплинирует прежде всего себя. Она сочетала твердость с душевностью и мягкостью, сдержанность с удивительной ласковостью.
Аркадий Чернышев все время с нами. Он предельно деликатен, тактичен, отзывчив и добр, начитан. Он любит детей, он окружен студентами, по природе он — воспитатель. Ему чуждо тщеславие, пустословие. Это человек ума, сердца и дела.
Перед самым возвращением в Москву совершенно неожиданно в Муроме скончалась тетя Леля. Она должна была ехать с нами. Нам тяжело. Ведь она сыграла немаловажную роль в нашей жизни, в особенности в трудные минуты.
У меня осталась двоюродная сестра со своим сыном — маленьким Мишенькой. Ему четыре года. Они приезжают в Ижевск и едут с нами в желанную Москву. 18 апреля 1943 года мы снова дома. Живем в институтском общежитии и постепенно переезжаем на нашу милую Бронную.
Маму окружает все большее и большее количество людей: любимые Аркадий и Люба Чернышевы, Мордвинцевы, Григорьевы, Ольга Николаевна Браткова и много-много других.
В Москве у нас бывают традиционные дни. Главным из них является 6 января — это день маминых именин. К этому дню мы с Аркадием готовим для каждого из наших гостей приветствие, нередко юмористического характера: «Музыка, живопись, поэзия. Сын на футболе в растерзанных штанах». Это он пишет Вере Николаевне в адрес ее сына Мишки.
Повторяем слова: «Со всех концов России слетаются друзья, но кто ж из нас не знает 6-го января». А вот еще одно четверостишие: «У зеленой печки, возле круглого стола, ежегодно собиралась вся счастливая семья». Мама, как правило, в таких четверостишиях изображалась зайчиком: «Наш любимый зайчик только лапкою грозит, весь звериный мир ее боготворит», «Ради нас самих печется обо всех, ведь она своей душой согреет всех». И, наконец, кратенький гимн, сочиненный Аркадием, заканчивавшийся словами: «Роста совсем небольшого, с сердцем громадным, как мир, причина нашего сбора, всеобщий наш кумир».
По поводу празднования именин один из ее друзей, Кунаев, сказал так: «Все тот же дом, все тот же пруд, а в этот дом все прут и прут».
После возвращения в Москву мы каждое лето стали ездить на нашу дачу в Жаворонках. Еще в 1935 году мама совместно со своими знакомыми купила комнату и террасу. Постепенно мы расширились и обладали уже двумя комнатами и террасой, но и этого стало мало.
Дача — это мамино детище. Она сама привозила рамы, стекла, покупала инструменты, возделывала огород и выращивала цветы. Наш маленький участок благодаря маминым трудам мог служить образцом. Много цветов, прекрасно ухоженные розы, несколько яблонь и грядок клубники. Но с четырех небольших грядок клубники мы собирали по 10-12 тарелок ягод в день. Все было ухожено, все цвело и приносило плоды.
В 1935 году я тяжело, в течение трех месяцев, болел брюшным тифом. Не знаю, если бы не было мамы, остался бы я жив. Она меня выходила. А потом я поправлялся на даче, там мы провели часть лета и предвоенные годы.
В 1946 году мы решили строиться.
Конечно, мама выполняла роль главнокомандующего, физическую работу делала бригада, но без вдохновителя строительство останавливалось. Напротив нас живут Макаровы, с которыми устанавливается теснейшая многолетняя дружба.
1948 год. Мы решаем идти с Аркадием в поход на Кавказ. Наш маршрут назывался «Четырех перевалов»: Эльбрусский, Эпчик, Карачай-Ауш, Клухорский. Поход совершаем в конце августа, в горах уже приближается осень. Пусто-пусто. Людей абсолютно нет. Идем впятером. С нами Валя, Куркин и Шапочкин.