Кичигин родился на Урале – в деревне Пальниково Пермской губернии в крестьянской семье. В 1901–1908 гг. он учился в Строгановском училище, с 1913 г. – на живописном отделении МУЖВЗ, с 1917 г. – во ВХУТЕМАСе. С 1914 г. он участвовал в выставках «Московского салона», после революции вступил в Профессиональный союз художников-живописцев Москвы. В 1918 г. Кичигин работал над праздничным оформлением Москвы к 1 мая, выполнил оформление Трубной и Сухаревской площадей. В том же году из-за болезни он поехал к родителям на Урал и оказался отрезанным от Москвы армией Колчака. Некоторое время художник преподавал в Алексеевском реальном училище в Екатеринбурге и вместе с училищем был эвакуирован в Читу. Кичигин и Холодилов также были прикомандированы к Читинской ХПШ.
В Читу выехал из Екатеринбурга еще один бывший строгановец – скульптор Алексей Леонидович Каменский (1883-1930-е, Шанхай). Уроженец Урала, сын учителя приходского училища в городе Ирбите Екатеринбургской губернии, он практически одновременно с Кичигиным учился в Строгановском училище (1902–1907). Молодые художники были друзьями. С апреля 1907 по февраль 1909 г. Каменский жил в Париже, занимался в мастерской Родена, затем работал в Москве по заказу С.Т. Морозова. После революции он так же, как и Кичигин, уехал на родину – на Урал.
Осенью 1919 г. Анастасьев стал уполномоченным Министерства народного просвещения в Забайкальской области, по некоторым данным, он также преподавал в Читинской ХПШ. О его деятельности в Чите практически ничего не известно. Весной 1920 г. он выехал в командировку в Харбин, но вернуться обратно уже не смог: вскоре Красная армия развернула наступление против остатков армии Колчака, Семенова, Каппеля, и белые с боями начали отходить из Забайкалья в Маньчжурию. Так Владимир Михайлович Анастасьев оказался в эмиграции. Начался совершенно новый этап его жизни и деятельности – в одной из столиц русского зарубежья.
Харбин – центр русской эмиграции на Дальнем Востоке – по сути, стал последним городом старой России. Русское население этого города было самым большим за пределами родины. После окончания гражданской войны сюда прибыло до 300 тысяч эмигрантов, из них 100–200 тысяч осели в Харбине. Ни в какой другой стране расселения российских эмигрантов так не сохранилась дореволюционная русская культура, как в этом маньчжурском городе. В результате сложившихся условий (наличие базы культурной и общественной жизни, заложенной русскими до 1917 г. – во время строительства Китайской Восточной железной дороги (КВЖД); ведущая роль русского языка как средства общения, компактность проживания российских эмигрантов) здесь сложились уникальные по своим возможностям условия для существования русской диаспоры. Среди ее представителей было большое количество интеллигенции, деятелей искусства, в том числе знакомых Анастасьеву по Екатеринбургу и Чите. Здесь оказались и уже упоминавшиеся нами художники-педагоги Бернардацци, Вьюнов, Каменский, Кичигин, Холодилов, а также бывшие учащиеся Читинской художественно-промышленной школы, ставшие в Китае известными иконописцами и педагогами братья Задорожные: Николай Степанович, Петр Степанович, Федот Степанович.
С 1920 по 1939 г. Анастасьев находился в Харбине и играл огромную роль в культурной жизни «Русской Атлантиды». «Владимир Михайлович Анастасьев был личностью даже для Харбина совершенно незаурядной, – пишет бывший харбинец, историк Г.В. Мелихов. – Его знали как высокообразованного человека, владевшего пятью языками, изучившего не только все памятники центральной России, но и Европы, как замечательного лектора по истории искусств, педагогике и эстетическому воспитанию»54.
В Харбине Анастасьев стал членом правления Московского землячества (оно существовало с 1917–1918 гг.), хотя в городе было и екатеринбургское землячество55, следовательно, он связывал себя, прежде всего, с московской культурной традицией и Строгановским училищем.
Судя по всему, в эмиграции Анастасьев не занимался политикой, полностью посвятив себя области художественного творчества, образования и культурной жизни. Об общественно-политических ориентациях художника-педагога говорит тот факт, что его многогранная деятельность находила отражение в тех харбинских печатных изданиях, которые отмежевались как от правого, так и от левого лагеря эмиграции и стремились быть независимыми, беспартийными, объективными и демократическими. Это были наиболее популярные вечерние газеты «Заря» и «Рупор». Важно отметить, что эти издания придерживались русских патриотических позиций, ратовали за сохранение и развитие русской культуры в Харбине, публиковали произведения русских авторов.
Практически сразу же после приезда в Маньчжурию, летом 1920 г. Анастасьев был приглашен на должность инспектора городских школ Учебного отдела Харбинского общественного управления (ХОУ), а с 1927 г. – управления народного просвещения. Инспектором школ городской управы он остался и после того, как городское самоуправление перешло под китайский контроль. «Китайцы, видимо, оценили по достоинству профессиональные способности и огромный опыт Анастасьева в области народного образования – его не уволили даже после известного советско-китайского конфликта на КВЖД 1929 года», – пишет Н.П. Крадин56.
Помимо административной деятельности Анастасьев постоянно занимается преподавательской работой – в многочисленных частных гимназиях, школах, студиях. Первой в этом ряду стала художественная студия под названием «Лотос» (цветок лотоса – символ красоты в Китае), без упоминания которой не обходится сегодня ни одна публикация о культурной жизни русского Харбина. С ее создания началась история всего художественного образования в городе.
У истоков «Лотоса» стоял ученик Анастасьева по ЕХПШ Холодилов. Эвакуированный в Читу молодой художник был мобилизован в белую армию и работал оформителем фотографических альбомов и театральных декораций. Осенью 1920 г. он оказался в Харбине, встретившись здесь с Каменским и Кичигиным. «В это трудное время, – пишет Мелихов, – велось много разговоров о Китайской Восточной железной дороге и о Харбине; возникло желание от всех происходивших вокруг потрясений уехать туда и пожить спокойной жизнью <…>. Несколько художников – голодные, оборванные – приехали в Харбин. У талантливой молодежи возникла мысль о создании в Харбине собственной художественной школы. Ее открыли – тут же и назвали „Лотос“. Ученики появились сразу, и постепенно их становилось все больше и больше. Школа практически выполняла чрезвычайно важную задачу: пробуждать у детей эмиграции, уже в это трудное время <…> художественные способности. Деятельность расширялась. Встала задача подыскать новое, более просторное помещение»57.
Мелихов подчеркивает, что только с приходом в студию Анастасьева начался подлинный расцвет «Лотоса»: «В коллектив вступил старший коллега, директор Екатеринбургского художественного училища, энергичный В.М. Анастасьев. Он-то и нашел новое пристанище для „Лотоса“ – в только что отстроенном доме Мееровича – Большой проспект, 24а, угол Таможенной, – в просторной, пустующей и заваленной хламом мансарде, которая скоро стала знаменитой <…>. Всю необходимую работу художники взяли на себя: собственными руками очистили помещение, оборудовали студию, художественно оформили ее, создали павильон, начали работать <…>»58.
5 февраля 1922 г. газета «Рупор» сообщила, что в доме Мееровича «приспособилась художественная студия под названием „Лотос“. Группа художников объединилась под руководством Анастасьева <…> и художника-архитектора Бернардацци. Большая светлая комната заставлена мольбертами и декоративными аксессуарами. Представители богемы здесь же и живут. Спят под мольбертами в приятном соседстве масок, черепов и гипсовых торсов. Начались занятия с группой учеников по рисованию. По вечерам устраиваются „кроки“ – наброски с живой натуры в несколько минут <…>. Нет рисовальной школы в Харбине <…> – Может быть, „Лотос“ восполнит этот пробел?»59.
Мелихов подчеркивает: «<…> Студия, действительно, была очень нужна и открылась как раз вовремя. Потребность горожан в художественном <…> образовании оставалась совершенно неудовлетворенной и определила успех „Лотоса“. Художники же были вознаграждены за инициативу. Им удалось быстро развернуть свою деятельность в широких масштабах. Не прошло и двух месяцев, как Студия искусств „Лотос“ объявила об организации регулярных занятий по живописи, рисованию и скульптуре, создав для этого группы: Первую – обучающихся рисованию, живописи и скульптуре; Вторую – для детей дошкольного возраста от 5 до 8 лет (эстетическое воспитание); Третью – сеансы набросков и этюдов с живой модели для художников; Четвертую – уроки технического рисования и черчения для ремесленников»60. Анастасьев (руководитель студии) и Бернардацци читали лекции по истории искусств, Холодилов (секретарь студии) вел занятия по графике и скульптуре, Кичигин преподавал рисунок и живопись, Каменский – скульптуру. «Еще через некоторое время студия перешла на более высокую ступень обучения, введя классы: рояля, пения и оперного пения, класс скрипки, начальное пение, постановка голоса – теории музыки и сольфеджио (мелодрамы и мелодекламации»)61. Класс скрипки вел крупный музыкант и педагог, ученик Рахманинова и Глазунова В.Д. Трахтенберг (1889–1963, Сидней), драматический класс – актриса З.И. Казакова (жена писателя Вс. Ник. Иванова), занятия по начальному пению и постановке голоса – выдающийся певец, солист Императорского Мариинского театра, затем певший на оперной сцене Харбина Н.А. Оржельский.
В студии преподают и другие знакомые Анастасьева. По Екатеринбургу он хорошо знал семейную пару замечательных пианистов, музыкантов-педагогов Лазаревых, связанных не только дружескими, но и близкими родственными отношениями с целым рядом известнейших династий отечественной художественной интеллигенции. Борис Матвеевич Лазарев – ученик известного пианиста и дирижера, профессора Московской консерватории А.И. Зилоти; его жена Кириена Александровна – дочь А.И. Зилоти, внучка П.М. Третьякова, двоюродная племянница С.В. Рахманинова. Весной 1916 г. Лазарев, окончивший консерваторию по классам композиции и фортепиано, был назначен директором только что образованного Екатеринбургского музыкального училища и занимал эту должность до середины июля 1919 г. Вместе с ним в Екатеринбург приехала и Кириена Александровна. За короткий срок супруги Лазаревы сумели внести немалый вклад в становление музыкального образования и развитие музыкальной культуры на Урале. Их путь в Харбин также пролег через Читу, куда (под руководством и при непосредственном участии Анастасьева) было эвакуировано из Екатеринбурга музыкальное училище. Каким образом из Читы Лазаревы попали в Харбин, остается только догадываться. Как вспоминала учившаяся в «Лотосе» художница Вера Емельяновна Кузнецова-Кичигина (1904–2005), «в Харбин… они приехали совсем без средств. Кириена Александровна в одной юбке и кофточке. Тогда им помог М.А. Кичигин – дал денег, они поселились в студии»