62. В Харбине «они неплохо зарабатывали, их материальное положение быстро стабилизировалось»63. (В конце 1920-х гг. Кириена Александровна рассталась с Лазаревым и уехала в Нью-Йорк, где находились ее родные. Она успешно занималась музыкально-педагогической деятельностью. Лазарев, успевший внести немалый вклад в развитие музыкальной культуры Харбина, в 1930-х гг. также уехал в США. Известно, что С.В. Рахманинов помогал ему в устройстве на работу, давая прекрасные рекомендации.) (Ил. 2)
Мелихов пишет: «Перенесемся в атмосферу одного из праздников художественной школы <…>. Мансарда <…>. Вы поднимаетесь наверх и попадаете в обстановку – сказочную – иного слова не подберешь, необычную, изысканную. Весь „Лотос“ – как волшебный замок. Невозможно поверить, что это мансарда под крышей обычного харбинского дома, пусть и многоэтажного <…>. Стены увешаны работами учеников студии: масло, акварель, сангина, тут же – шкуры, гобелены, лепные работы. Студия – это ряд „углов“, ярких, красочных, каждый в своем духе и стиле; отделены они друг от друга колоннами. Тут же сооружена балюстрада. Пол в коврах. С потолка свисает оригинальная люстра. В оформлении каждой детали видна опытная рука А.К. Холодилова. Что же здесь сегодня происходит? Первый в истории студии камерный концерт. „Битковый“ сбор. Нарядно одетая публика. Все исполнители во фраках <…>. „Лотос“ регулярно проводил музыкальные вечера, устраивал художественные выставки. В том числе – Передвижную художественную выставку. Ее каталог включал в себя 161 художественное полотно. 38 полотен выставил Н.А. Вьюнов <…>. Также постоянно устраивались выставки ученических работ. <…>. Мы видим, что „Лотос“ легко и свободно, имея такие превосходные кадры, вышел далеко за рамки только изобразительного искусства (за что ему честь и хвала), хотя последнее оставалось для него главным»64.
Ил. 2. Студия искусств «Лотос» в Харбине. 1920-е. Слева направо: 1 ряд – В.М. Анастасьев, А.К. Холодилов; 2 ряд – К.А. Лазарева, В.Е. Кузнецова, М.А. Кичигин, Б.М. Лазарев. Фото из Научного архива Ярославского художественного музея. Личный фонд М.А. Кичигина и В.Е. Кузнецовой-Кичигиной.
Большой интерес представляют воспоминания о «Лотосе» и его педагогах, оставленные упоминавшейся выше В.Е. Кузнецовой-Кичигиной. Вера Емельяновна родилась с Харбине, окончила городскую женскую гимназию, несколько лет посещала балетную студию»: «Однажды как балерина я попала в студию „Лотос“ <…>, – рассказывала она. – Это была своеобразная академия искусств <…>. Меня пригласила Кириена Александровна Лазарева <…>. Она предложила заниматься живописью. Кириена Александровна и впоследствии покровительствовала мне; поддерживала советом, давала деньги на краски (после смерти отца и болезни мамы мы очень бедствовали) <…>. В студии царила настоящая творческая атмосфера. Я, как губка, впитывала знания. Сама почти не говорила, больше слушала. Участвовала во всех студийных мероприятиях – в выставках, просмотрах работ, концертах. Интересными были вечера в стиле различных эпох, декорации и эскизы костюмов к которым делал М.А. Кичигин. Студию посещали литераторы, поэты, постоянно устраивались прекрасные концерты <…>»65. В другом издании ее воспоминания о «Лотосе» передаются следующим образом: «Вообще в студии всегда было интересно и весело. Собирались каждый вечер. Вокруг помоста, на котором днем позировали натурщики, расстилались матрасы, выставлялись вино и закуски и начинались нескончаемые разговоры о музыке, литературе, искусстве… Педагоги, в прошлом люди высокого положения, культуры, хорошо образованные, – все держали себя необычайно просто»66.
Кузнецова-Кичигина, подчеркивая исключительную роль Анастасьева в существовании «Лотоса», говорит о его замечательных профессиональных и человеческих качествах: «Душой коллектива был Владимир Михайлович Анастасьев <…>. Человек образованный, эрудит, художник, удивительный рассказчик. Все его очень любили за обаяние, широту души. Он мог все свои деньги отдать нуждавшейся семье, сам оставшись совершенно без средств <…>»67.
М.А. Кичигин в 1928 г. выехал из Харбина в Шанхай, затем к нему присоединилась и В.Е. Кузнецова, став его женой. Супруги занимались станковой живописью, оформляли театральные постановки; Кичигин занимался также преподавательской деятельностью. В 1947 г. они вернулись в СССР, жили и работали в Нижнем Тагиле, с 1948 г. в Ярославле. В 1951 г. В.Е. Кузнецова-Кичигина была репрессирована, в 1952–1955 гг. находилась в исправительно-трудовом лагере; в 1956 году была освобождена (официально реабилитирована лишь в 1991 г.).
Позднее (не ранее 1924 г.) по инициативе Анастасьева в студии появился художник Александр Евгеньевич Степанов (1891–1985), поселившийся здесь со своей семьей. Он родился в 1894 г. в Москве, в 1915 г. окончил МУЖВЗ, во время Первой мировой войны был летчиком русской армии, после революции оказался во Владивостоке. В мае 1924 г. вместе с поэтом Арсением Несмеловым (Арсений Иванович Митропольский, 1889–1945) и тремя другими бывшими белыми офицерами Степанов перешел советско-китайскую границу – благодаря карте, данной Несмелову знаменитым ученым, путешественником и писателем В.К. Арсеньевым. Вернувшись в СССР в 1955 г., Степанов поселился в Новосибирске.
Многие воспитанники «Лотоса» стали замечательными художниками. Кроме В.Е. Кузнецовой-Кичигиной следует назвать имя живописца, графика, монументалиста Виктора Михайловича Арнаутова (1896–1980). Уроженец села Успениевка (ныне Запорожская область), он провел молодость в Мариуполе, где окончил гимназию и брал платные уроки рисования у В.П. Тарасова. В 1914 г. окончив Елизаветградское кавалерийское училище, он ушел на фронт, был награжден Георгиевским крестом, в октябре 1917 г. был избран командиром эскадрона. В начале 1918 г., демобилизовавшись, Арнаутов жил в Симбирске, затем воевал в армии Колчака на Урале и в Сибири. В 1920 г. поселился в Харбине, где зарабатывал на жизнь изготовлением икон и расписных шкатулок, одновременно занимаясь в студии «Лотос». В 1925 г. Арнаутов переехал в США (Сан-Франциско), учился в Калифорнийской художественной школе. В 1929 г. он отправился в Мексику и поступил в мастерскую Диего Риверы, работал под его руководством над фресками для здания Министерства здравоохранения, Национального и Губернаторского дворцов в Мехико. Вернувшись в США, Арнаутов занимался монументальной и станковой живописью (получив широкое признание), а также преподавательской деятельностью. В 1938 г. художник вступил в компартию США, в 1941–1945 гг. возглавлял Русско-американское общество по оказанию помощи Красной Армии. В 1961 г. он посетил СССР, а в 1963 г. принял советское гражданство. Арнаутов жил в своем родном городе Мариуполе (Жданове), последние годы провел в Ленинграде и под Ленинградом. Сын Арнаутова Яков (р. 1930) – известный американский живописец и скульптор.
Следует отметить, что в «Лотосе» кроме русских занимались и китайцы, многие из которых стали профессиональными художниками. Современные китайские исследователи признают большую роль студии в становлении профессионального художественного образования и развитии изобразительного искусства в Китае68.
Анастасьев консультировал и художников, не связанных с «Лотосом». Так, его имя (наряду с именем Вьюнова) называется среди известных художников, которые «любезно помогали своими советами и пожеланиями» иконописцу Николаю Задорожному69.
Кроме «Лотоса» Анастасьев преподавал также в существовавшей некоторое время в Харбине китайской Академии художеств (история орнамента и композиция), на педагогических курсах по дошкольному и внешкольному образованию, в педагогическом классе при знаменитой гимназии М.А. Оксаковской (история искусств), на строительном отделении реального училища Гуан-Хуа (история архитектуры), в музыкальной школе Харбина (с 1928 г. – Высшая музыкальная школа им. А.К. Глазунова, впоследствии – вторая харбинская консерватория) (история искусств). В 1923–1925 гг. он выезжал из Маньчжурии на юг Китая (в Шанхай), в Корею и Японию с целью изучения организации системы образования и чтением лекций. В 1928 г. Владимир Михайлович Анастасьев отметил в Харбине 25-летие своей педагогической деятельности.
Анастасьев находился в центре всех важнейших событий русского Харбина. Так, например, его имя называют в числе тех, кто стоял у истоков Харбинского симфонического общества – центра музыкальной жизни города70.
В 1932 г. Япония оккупировала Маньчжурию, вскоре на границе с СССР начались провокации Квантунской армии. Харбин стал наводняться японцами. В марте 1934 г. было создано марионеточное государство Маньчжоу-Ди-Го (Маньчжурская империя), начались массовые аресты как советских граждан, работавших на КВЖД и бывших под защитой Генерального консульства СССР, так и эмигрантов. Вскоре КВЖД была продана Советским Союзом новому маньчжурскому правительству. Начался стремительный отток русскоязычного населения из Харбина: советские граждане возвращались в СССР (где их ждали, в лучшем случае, лагеря), эмигранты уезжали в другие китайские города (Шанхай, Пекин, Тяньцзин и др.) или за границу.
Оккупация Маньчжурии отразилась на системе образования, которая подверглась последовательной японизации. С марта 1932 г. в Харбин стали прибывать японские специалисты в области образования, готовились новые учебники и учебные пособия, построенные на морально-этических принципах конфуцианства. Японские колонизаторы держали под строгим контролем печать. Представителям русской эмиграции, остававшимся в Харбине, потребовалось немало усилий и изобретательности, чтобы в этих сложных условиях найти формы образования и воспитания новых поколений, позволяющие прививать и укреплять любовь к России. Они сумели, хотя и в реформированном виде, сохранить систему образования, созданную в предшествующие годы, позволившую русским в окружении чужой культуры сохранить свое культурное пространство, родной язык и национальную самобытность. Немалая заслуга принадлежит в этом и Владимиру Михайловичу Анастасьеву. Он постоянно публиковал статьи на темы образования, культуры и искусства. Именно в 1930-х гг. под его редакцией была издана хрестоматия для русских начальных школ «Наша книга» в 4-х частях и 3-х томах; в 1935 г. этот учебник вышел вторым изданием в переработанном виде в 4-х томах. В 1933 г. Анастасьев становится советником Департамента народного просвещения, а с осени того же года директором 1-й Русской правительственной гимназии (4-й высшей народной школы Бюро по делам российских эмигрантов).