<…>, убитого в 1905 году»35. Та же версия представлена в рассказе Эрьзи, записанном М.Г. Сергеевым: «…я познакомился с помощником секретаря36 великой княгини Елизаветы Федоровны, сестры императрицы, и поведал ему о своем желании поступить в Строгановское училище. Я передал ему эскизы своих декораций. Он обо всем рассказал своему начальнику, и тот, посмотрев мои работы, рекомендовал меня в училище как новоявленный талант от имени великой княгини, которая была покровительницей училища. Директору пришлось подчиниться и принять меня в основной класс, но он предварительно на меня накричал. Я сказал тогда, что пойду к великой княгине, и директору показалось, что я действительно нахожусь под ее покровительством.
Согласно Альфредо Кану, Эрьзя даже удостоился чести писать портрет Елизаветы Федоровны, что вызывало зависть со стороны учащихся Строгановского училища: «Степан писал портрет молодой и красивой женщины, к которой он питал симпатию, а если можно сказать, любовь. Это послужило поводом враждебного отношения к нему в Академии»37.
Эти факты пока не нашли документального подтверждения, однако вполне вероятны, тем более что у Эрьзи была еще одна возможность заручиться поддержкой Елизаветы Федоровны: Р.Ф. Бродовский, у которого он работал, был фотографом Московского филармонического общества, состоящего под ее покровительством.
Существует и другая версия относительно высочайших покровителей Нефедова. Согласно уральскому исследователю биографии и творчества Эрьзи В.А. Блинову, на вечерних курсах Строгановского училища будущий скульптор «познакомился с Сержем, помощником секретаря великой княгини Елены Владимировны, племянницы скончавшегося уже государя Александра III»38. Данная версия представляется нам абсолютным вымыслом.
Так или иначе, «…через год он был в числе двенадцати лучших студентов, которые должны были перейти на занятия в дневную смену. Некоторые его товарищи говорили ему:
– Мы уже три раза провалились на вступительных экзаменах, неужели ты думаешь, что сдашь с первого раза?
– Вы можете еще двадцать раз провалиться, а я нет…»39.
Однако, попав в число учащихся, переведенных на дневное отделение Строгановки, Эрьзя не довольствуется этим: он решает поступать в Училище живописи, ваяния и зодчества: «Он стремился дальше, выше. И он рискнул держать экзамен в знаменитую школу живописи, ваяния и зодчества.
Вместе с ним держали экзамен и некоторые его учителя (из Строгановского училища).
– Ну, куда вы лезете с вашей мазней? – говорили они ему после экзамена.
– Неужели вы думаете, что вас примут? Мы вот, держим экзамен уже третий раз, а все проваливаемся. А рисуем-то мы не по-вашему.
Больно и обидно было выслушивать эти насмешки Эрьзе. Вместо того чтобы поддержать, обнадежить, – учителя смеялись над ним. И что же? Он выдержал этот трудный конкурсный экзамен одним из первых и начал учиться в школе живописи, ваяния и зодчества…»40.
5 октября 1902 г. Степан Нефедов был принят вольным посетителем МУЖВЗ. «В этот же день Степан Дмитриевич Нефедов получил на руки свидетельство для предъявления в Алатырскую земскую управу „в том, что он в текущем году принят в число вольных посетителей начального класса, от уплаты за учение не освобожден и никакими пособиями от Училища не пользуется44»41. Вполне возможно, что поступлению Эрьзи в МУЖВЗ способствовали те же «высокие покровители». Как известно, он учится вначале на живописном, затем на скульптурном отделении. Среди его учителей – А.Е. Архипов, С.В. Иванов, Н.А. Касаткин, К.А. Коровин, Л.О. Пастернак, В.А. Серов и другие замечательные мастера отечественного искусства. Большую роль в его становлении как скульптора сыграл С.М. Волнухин. Велико было влияние и блистательного П.П. Трубецкого, по классу которого Нефедов числился в училище, однако был знаком с ним лишь по его виртуозным работам (личная встреча состоялась позже, в Италии). (Ил. 4)
Что же дало Строгановское училище будущему мастеру? Художник А.В. Шевченко, вспоминая о годах, проведенных в стенах этого учебного заведения, писал: «Основная дисциплина, фундамент художественного образования – рисунок был поставлен в Строгановском училище на таком высоком уровне, что многие художники стремились в это училище… В Строгановском училище, например, перед началом занятий говорили о выборе бумаги, о качествах того или другого сорта бумаги для тушевального карандаша, пера, увража, акварели, композиции, черчения линейного или с отмывкой и т. д. То же и по живописи – о выборе кистей акварельных и для масляных красок, о холсте, о грунте и т. д. Давалась масса советов по всем вопросам технологии искусства… Вообще преподаватели училища ко всему относились с сознанием своего долга – в отличие от преподавателей Училища живописи… Конечно, и в композиционном отношении требования были самые высокие»42.
Наставник Эрьзи С.М. Волнухин был в то время лучшим скульптором-педагогом в России. Начав преподавать в МУЖВЗ в 1894 г., он внес кардинальные изменения в подготовку скульпторов. Отвернув устаревший академизм, который культивировался в петербургской Академии художеств и (в более умеренной форме) в МУЖВЗ до его прихода, Волнухин приближал своих воспитанников к новым, современным веяниям в пластике, прежде всего к импрессионизму. Если раньше будущие скульпторы занимались копированием гипсовых слепков, исполняли работы на ложноклассические темы, то Волнухин приучал их работать с живой моделью, создавая портреты и жанровые композиции.
Однако значительным недостатком Волнухина было пренебрежительное отношение к рисунку как части работы скульптора (что было в целом характерно для российских скульптурных школ). Бакушинский писал о его скульптурном классе: «Занятия рисунком были поставлены слабо. И в процессе ученья и на экзаменах по рисунку к скульпторам относились снисходительнее, чем к живописцам. Все более укоренялась мысль о том, что для скульптора рисунок не обязателен, что он связывает его уменье пластически мыслить, создает ненужную и сухую графичность замысла»43. Ученик Волнухина известный скульптор В.Н. Домогацкий вспоминал впоследствии: «Помню, рассказывал мне Сергей Михайлович, что, отстаивая на выпускном экзамене кого-то из скульпторов с плохим рисунком, Серов ссылался на Антокольского, а Волнухин на меня, как на человека, совсем не рисующего и не любящего рисовать, а, между тем, хорошо лепящего»44.
Ил. 4. Степан Нефедов – учащийся МУЖВЗ. Начало 1900-х.
Обожая своего учителя как человека, Эрьзя тем не менее видел его недостатки как скульптора: «Если бы я сделал вещь по Волнухину, скульптура была бы… посредственной» – говорил он Луису Орсетти о времени своего обучения в МУЖВЗ45. Многие ученики Волнухина, включая и Эрьзю, понимая определенную ограниченность своего учителя, стремились совершенствоваться в искусстве за рубежом, прежде всего во Франции – у О. Родена и А. Бурделя, которые высоко ставили рисунок как основу любого вида изобразительного искусства. А.С. Шатских подчеркивает, что краеугольным камнем педагогической системы Бурделя был именно рисунок: «В мастерской Бурделя начинающие скульпторы прежде всего слышали апологию рисунка как точного инструмента постижения мира, которым надо владеть с возможной для каждого свободой… На своих занятиях мэтр настойчиво проводил мысль о важности рисунка, подразделяя его на два рода. Первый – рисунок с натуры, преследовавший задачу постижения своеобразия данной модели: модель должна была быть нарисована со всех точек зрения – спереди, сзади, с боков, сверху.
Такой рисунок-„анализ“, – пояснял Бурдель, – дает прочную основу для верного построения фигуры в пространстве, правильной передачи пропорциональных отношений, понимания характера движения, направления масс и объемов. Второй род, по Бурделю, рисунок-обобщение, „синтез“ – свободное владение которым обеспечивал натурный рисунок-„анализ“. Рисунок-обобщение был основой, по Бурделю, всех видов изобразительного искусства, в особенности скульптуры»46.
Что касается Эрьзи, то он всегда с удовольствием занимался рисунком, правда, чаще рассматривая его не как подготовительный этап создания скульптурного произведения (он ваял и лепил, как правило, без предварительных набросков), а как самостоятельный вид художественного творчества. Не случайно на его первой персональной выставке в Париже в 1913 г. были выставлены не только скульптуры, но и рисунки (которые большей частью были распроданы). По нашему мнению, именно Строгановское училище дало Эрьзе хорошее владение техникой рисования, знание технологии разных видов изобразительного искусства.
В дальнейшем Степану Эрьзе неоднократно доводилось общаться и вместе работать с бывшими преподавателями Строгановки. Так, на Урале в период 1918–1921 гг. он встретился с Владимиром Михайловичем Анастасьевым, Владимиром Алексеевичем Алмазовым и Александром Николаевичем Шапочкиным. В этот период Эрьзя был зрелым и признанным мастером, и преподаватели Строгановского училища были для него уже не наставниками, а товарищами по искусству и даже помощниками (в частности, Шапочкин помогал Эрьзе при создании некоторых революционных памятников Екатеринбурга).
1 Центральный государственный архив Республики Мордовия (в дальнейшем – ЦГА РМ). Ф. 1689. Он. 1. Д. 421. Л. 1.
2 Там же.
3 Там же.
4Головненко Н.Н. Эрьзя в алатырском Присурье // В.Н. Кирсанов, Н.П. Головненко. Ахматово. Алатырь, 2001. С. 24.
5 Там же.
6 Там же.
7 Там же.
8Сутеев Г.О. Степан Дмитриевич Эрьзя. Биографические заметки. Воспоминания. 1926 г.: Машиной, копия. ЦГА РМ. Ф. 1689. On. 1. Д. 560. Л. 11.
9 Там же. Л. 20.
10 См.: Моро А. Степан Эрьзя: док. – худож. роман. Саранск, 1997. С. 27.