бы все остальные ведлы равнялись на них, а не на него. К слову сказать, равняться было на кого. Когда речь заходила, допустим, о Нефтяной княгине Софье, то все остальные ведлы чуть ли не молитвенно складывали руки, преклоняясь перед блестящим умом этой весёлой, вечно молодой женщины и её открытиями. Да, Софья не раз и не два доказывала всем, что для ведлов нет ничего невозможного, нужно только хорошо, капитально и всесторонне поведловать, чтобы решить самую сложную задачу. Впрочем, одно открытие, сделанное Митяем, стоило всех остальных, ведь это именно он вырастил микроорганизмы, подобные вирусам, которые являлись аккумуляторами силы не только Матери Земли, но и всеобщей прародительницы — самой Вселенной.
И всё же одно открытие так ещё и не было сделано ведлами. Никто доподлинно не знал, как именно происходит передача энергии от Матери Земли к ведлу. Зато все знали одно строгое правило — ведл никогда не должен использовать свою силу во зло Матери Земле и ее детям. Это являлось главным законом ведловства и подтверждалось тем, что любые попытки разрушить что-либо просто так, от нечего делать или забавы для, ещё ни разу не увенчались успехом. Ведл просто физически не мог взять и взорвать какую-нибудь скалу, нацелившись на неё своим говорящим камнем, лишь бы показать свою силу. Зато он мог тихо рассеять эту скалу среди окружающего ландшафта, заставив тем самым подрасти другие скалы, если этого требовали обстоятельства и другого решения так и не было найдено в ходе ведловства. Так что единственным взрывом на планете, с момента появления на ней Митяя, был тот, когда он, падая вместе с Летающей Шишигой, снёс Дедом Максимом каменную гряду в ущелье хребта Эльбурс. Правда, это всё же не привело ни к каким печальным последствиям и осколками камней не пришибло ни одного мыша. Ну, может быть пострадало с десяток, другой муравьёв или каких-либо других мелких насекомых. Зато когда лет семьдесят назад какая-то дурная каменюка вознамерилась свалиться на Мать Землю где-то в районе Аравии, её мигом превратили в плазму с помощью тепловой пушки, но при этом удар был ведловским вся материя тотчас аккуратно была всосана в себя Луной. Правда, при этом они кажется лишили Аравию своей самой главной святыни в будущие времена и этот метеорит уже никогда не будет установлен в главной мечети мусульманского мира.
Так что Митяй учил своих учеников в том числе и этому, не применять ведловскую силу бездумно и сначала включать голову, а уже потом думать, как поступить. Когда он говорил таларам о том, что правильнее всего было бы их уничтожить, чем допустить контактировать с ведлами планеты Земля, правды в его словах не было ни на грош. Он и Стас, которые в тот момент впервые вылетели на Космической Шишиге, оснащённой системой невидимости, даже не мог дать им погибнуть и потому, едва только получили сигнал от астрономов, что неподалёку от Земли из гиперпространства вывалился большой космический корабль и на его борту тотчас произошел взрыв, они помчались к нему с лунной орбиты чуть ли не на максимальной скорости. Хорошо, что их выводили на цель и несколько десятков астрономов в авральном режиме успели провести ведловской анализ и выдать им оптимальные рекомендации. Все остальное уже зависело только от Деда Максима и мастерства Стаса, как пилота. Оба не подвели и космический разведывательный крейсер «Нуазар» был благополучно посажен на планету. У Митяя вполне хватало причин для волнений в этой связи. Он, как и прежде, не хотел, чтобы на ведлов было оказано хоть какое-то влияние извне, хотя и был уверен в том, что они сумеют его превозмочь. Поэтому всем великим ведлам, которые пришли в Хрустальную Башню Знаний, чтобы передать свои знания таларам, было категорически запрещено читать мысли своих учеников даже для того, чтобы увидеть, как знания входят в сознание учеников. Впрочем, этим вместо них занимались сам Митяй, Таня и Стас.
Два месяца для всех, как для учеников, так и для их учителей промелькнули быстро. Хотя талары всё это время только и делали, что учились, ели два раза в сутки и потом спали всего по семь часов, они за это время самым решительным образом помолодели и здорово окрепли. И вот, наконец, настал последний день, после которого им давалось целых шесть суток отдыха перед тем, как начнутся практические занятия. Такое время Митяй отмерил исходя из того, что искина была всего одна, а парней шестеро и что за эти два месяца ни у кого из них не нашлось времени навестить её. Поэтому все эти шесть дней Дарайну и кого-либо из её спутников днём было не добудиться. Да, и все остальные предпочитали отсыпаться, а не заниматься ведловством, которого они, во-первых, ещё побаивались, а, во-вторых, попросту не имели своих говорящих камней, хотя те во весь голос и звали их к себе. Только на седьмой день с ними снова начали заниматься и во время первого же занятия они, наконец, обрели свои ведловские камни и это было для них самым значимым событием. Теперь у каждого из таларов имелись разной формы чуть ли не магический изумруды размером почти с ладонь, а также ведловские очки из звездчатого сапфира, работавшие, как самые лучший бинокль, прибор ночного видения, телескоп и микроскоп одновременно, да, ещё и в режиме рентгеновской установки.
Первые практические занятия были посвящены живому миру и тем способам, с помощью которых ведлы планеты Земля делали всё от них возможное, чтобы создать на ней обстановку полной гармонии, при которой и овцы целы, и волки сыты, и дождь посевы не смыл, и засуха травы не иссушила. В общем это был большой разговор о поддержании идеального баланса на планете. Самым большим откровением для таларов, которых насчитывалось более пятнадцати миллиардов душ, было узнать, что если Мать Талария снова станет юной и цветущей, то под кронами её деревьев мало того, что будут бродить несметное количество всяческих животных, так ещё и смогут жить припеваючи не менее пятидесяти миллиардов таларов, но для этого им придётся полностью ликвидировать все свои города и индустрию. Оставалось только найти способ, как возродить весь прежний живой и растительный мир Матери Таларии, преобразованный чёрт знает во что в последние шестьсот лет, когда талары поняли, что с войнами распрями пора завязывать, иначе им всем наступит полный абзац с множеством восклицательных знаков. Правда, поняв это, они не придумали ничего лучшего, чем выпустить из бутылки огромного и безжалостного джина науки, который, преобразовывая планету в интересах таларов, на самом деле попросту губил её, выпивал из Матери Таларии последние жизненные соки и та уже пребывала в полном отчаянии и была готова взорваться.
Почти два месяца новые ученики Митяя путешествовали вместе с ним и другими ведлами по всей планете и принимали участия в самых сложных операциях. Они научились плавно, без всяких землетрясений поднимать горы и намораживать на них ледники, создавать и осушать озёра, переносить с места на место чуть ли не миллионы животных. В общем занимались рутинной ведловской работой, которая показалась им деяниями настоящих демиургов. Везде к ним относились с большим уважением и встречали их, как самых близких друзей и родственников. Между тем не всё было так уж и безоблачно. Земля планета не маленькая, а потому ведлам приходилось очень много работать, чтобы поддерживать на ней гармонию, а попросту соблюдать экологический баланс. Талары видели это, всё понимали и втайне одновременно и завидовали ведлам Земли, и сочувствовали им. Наконец практика на природе завершилась и они вернулись в Дмитроград, находящийся в самом благоустроенном уголке планеты, где всё давно уже было сделано. На следующий день после возвращения они всей компанией пришли на виллу Митяя и Тани, чтобы позавтракать вместе с ними. В таком своём желании они были не одиноки и за большим столом, стоящим на просторной веранде, увитой виноградом с огромными кистями созревающих и уже созревших ягод, собралось ещё два десятка супружеских пар включая четверых золотых гигантопитеков. Было, как всегда, шумно и весело. Такие завтраки на вилле давно уже сделались не просто традицией, но чуть ли не официальным мероприятием.
Рядом с верандой находился большой, красивый пруд с крошечными живописными, каменными островками, в которых резвилось и, отважно ныряя в воду, охотилось на ванскую сельдь пять белоснежных, длинношерстных кошек с разноцветными глазами и громадный котяра, папаша множества котят, раздариваемых всем Митяем и Таней. Мурзик чувствовал себя на вилле хозяином и падишахом. Свирепый, словно турецкий янычар, по отношению ко всем соседним котам, к людям этот великан кошачьего племени, вес которого превышал двадцать килограмм, не просто благоволил, людей он очень любил и был с ними до безобразия ласковым. Больше всего он любил сидеть у кого-либо на коленях, но только не во время завтрака. Поутру кота тянул к пруду и особенно к рыбе, которую он любил до невозможности, хотя потом, в течении всего остального дня, трескал всё, что дадут и был не прочь полакомиться ещё и виноградом. Хотя все и наблюдали за кошками, плескающимися в воде, разговор за столом шел вовсе не о них. Митяй так до сих пор и не придумал, с какого бока лучше всего подойти к главной проблеме Матери Таларии, возрождению её животного и растительного мира. Засевать же эту планету земными растениями и везти туда в виде эмбрионов земную фауну, не имело особого смысла. Сигурд, покончивший с завтраком раньше других, лакомясь виноградом дамский пальчик, виноградины которого были размером с хороший нежинский огурец, со вздохом сказал:
— Вам тут хорошо, ребята, а вот у нас на Таларии животных можно увидеть только в музеях, в виде чучел или заспиртованных в огромных банках. От этих слов Митяй чуть не поперхнулся и воскликнул:
— Сигурд, так у вас что, есть музеи? Учёный обиделся и едко огрызнулся:
— Митяй, ты нас что, хочешь ниже плинтуса опустить? К твоему сведению, на Таларии таких музеев понатыкано чуть ли не на каждом шагу, а про заспиртованность я просто так брякнул. На самом деле все животные, которые мешали нашим дебильным предкам в эпоху реконструкции мира, находятся в среде криптона и охлаждены до минус пятидесяти градусов, а потому выглядят, словно живые. Между прочим, у нас и археологических музеев на планете великое множество. Каждая кость, которая лежала в грунте, каждая окаменелость приведены в надлежащий вид и либо хранятся на полках