Близился день, конвента. Аморин все больше нервничал.
— Ты еще не готова, — напряженно сказал он, барабаня пальцами по столу, когда они встретились в столовой в обеденный перерыв. Он постоянно говорил, что ему нужно кое-что выяснить, но не признавался — что. И злился, потому, что «не хватает времени и его постоянно отвлекают».
Карина пыталась выяснить в чем дело, может она может помочь, но дракон только отмахивался, мол, что ты вообще можешь знать.
— Я никогда не буду готова, если верить тебе, — отозвалась Карина, отпивая из стакана сладкий компот.
— Но твои знания действительно слишком сырые, — покривился дракон. — Для того, чтобы жить здесь, в принципе, терпимо. Но это конвент. Там требуется глубина и творческий подход.
Творческий подход Карине вообще-то нравился всегда. И магистр, похоже, это оценил с первой секунды, не просто же так он ее назначил. Но Аморин так не считал. Что ж, его проблемы. В конце концов, ей все равно придется ехать туда.
Все это время Карина продолжала наблюдать за ним и за своими ощущениями рядом с драконом. К своей досаде чувство тяги и неуемного желание к Аморину только усиливалось. Она надеялась, что учеба, нагрузки как-то ее отвлекут, отрезвят. Но, чем бы она не занималась, мысли все равно уползали в сторону красавчика-дракона с голубыми озерами глаз, серебристой гривой и горячими руками, которыми он каждую ночь продолжал ее обнимать.
Черт…
Знал бы он, какие муки это ей доставляет. Муки душевные и физические. С одной стороны, до безумия, до крика хотелось, чтобы он всегда держал ее, обнимал, прижимал к себе и дарил то необъяснимое удовольствие, на которое, кажется, способен только он. С другой — осознание, что это все фикция, иллюзия для других с целью выкрутиться из каких-то сложных отношений в семье Аморина и помочь ей самой влиться в мир драконов, взрывалось болезненной вспышкой в районе живота.
Долго она так сможет?
Скрывать, подавлять свои странные, горячие, какие-то необузданно яркие желания в отношении Аморина. Сам же дракон на людях вел себя, как и положено жениху — обнимал, целовал (от чего у Карины каждый раз подкашивались колени и затмевался ум), а наедине проявлял сдержанную вежливость, мягко обнимал перед сном.
Больше никаких поползновений на ее интимные места, никаких ласк, никакой страсти.
Неужели это все действительно фикция?
Вопросы, неудовлетворение, жгучее ощущение в груди терзали Карину каждый раз, когда она думала, что все однажды закончится. Когда-нибудь Аморин завершит все свои задачи и им придется расстаться. Что тогда будет? Как она сможет это пережить? Ведь теперь глупо отрицать — вляпалась она в дракона по самые уши.
Но она ему не скажет.
Нет. Ни за что не скажет.
Слишком ужасно и унизительно признаться кому-то, а в ответ получить неловкие извинения за то, что не могут ответить тем же.
И Карина молчала.
Глава 22
Наступил день конвента, и Аморин буквально не находил себе места. Тревожное предчувствие мучило его все эти дни, а сегодня ночью вообще не спал — обнимал Кари, скользил взглядом по ее умиротворенному лицу, ощущал ее тепло.
Очень не хотелось, чтобы с ней что-то произошло. Его терзало ощущение, что Карина чего-то недоговаривает. Но что? Это может быть связано в папаней и братом? Она замешана в сговоре?
Опасения и осторожность вынуждали его быть очень сдержанным с ней. Хотя инстинкты буквально орали, вопили, чтобы он сжимал, ласкал ее упругое и податливое тело.
И еще он не хотел ее напрягать. Кари ясно дала понять, что его вторжение в ее личное пространство ей совсем не нравится, даже несмотря на то, что удовольствие получает самое настоящее. Огненная Илира, как она извивалась у него в руках, когда делал слепок ее йони. Ее сладкой, пульсирующей и горячей йони…
Аморин едва не стонал, вспоминая ее вкус. Он до сих пор не выяснил, почему Кари так сводит его с ума. Откуда к ней такое необузданное, всепоглощающее притяжение. И вроде, когда он один, где-то занят делами — еще нормально. Даже забывает о ней. Но стоит увидеть — туман на глаза, и в мире существует лишь она, лишь ее одуряющий запах, ее соблазнительное тело, которое он не хочет выпускать из рук ни на миг.
Фолиант, который они вместе с Кайроном Вормином выкрали из архива, оказался с подвохом — страницы справа на вполне читабельном дракозаль, зато слева — будто все буквы перетасованы и написана полная муть.
Причем чем дольше Аморин изучал фолиант, тем больше понимал — самое главное содержится как раз в этой мути, которую он не понимает.
Он надеялся сам разобраться с этим, в конце концов, он де Нэвариус, а не какой-нибудь деревенский дурак, который драконье заклинание сложить не может. Но фолиант не поддавался ни заклинанию огня, ни заклинанию холода, ни даже заклинанию очищения материи. А оно базовое для всех блокированных артефактов.
То, что фолиант блокирован — ясно, как день.
И сейчас, пока Кари спит (все-таки солнце даже не встало), вся такая зовущая и сладкая, девушка, которую он бы вообще не хотел никогда выпускать из рук, он вынужден разыскивать Кайрона, чтобы тот как-то помог с фолиантом.
Стараясь держаться в тени колонн (мало ли, кто увидит, что его занесло в корпус факультета ментальных превращений), Аморин нашел Кайрона в лаунже менталистики, в кресле и, конечно, с книгой на коленях.
Покрутив головой и убедившись, что вокруг никого, Аморин вышел из тени. Кайрон вздрогнул от неожиданности, но тут же расслабился, увидев знакомое лицо.
— Аморин, — вкрадчиво произнес виверн, сверкнув глазами. — Как успехи?
Дракон нехотя присел на перила соседнего кресла.
— Не очень, — признался он.
— А что так? — хмыкнул Кайрон.
Виверн ухмылялся так, словно знает, что у Аморина ничего не выходит, и это бесило невероятно.
— По-моему, тебе известно, — мрачно заметил дракон.
Виверн, довольный произведенным эффектом, отложил книгу и откинулся на спинку кресла. Вот гад, знает, что сейчас он, дракон де Нэвариус зависит от знаний этого мозгляка. И упивается.
— Известно, — коротко согласился Кайрон.
— И?
— Что «и»? — наигранно удивился виверн.
Аморин от бешенства скрипнул зубами, но спросил как можно более терпеливо:
— Что тебе известно, Кайрон? Как мне заставить фолиант стать читабельным?
Виверн сверкнул на него глазами, острое лицо в утренних сумерках лаунжа показалось еще более угловатым, внутри Аморина невольно зашевелилась драконья суть, готовая в любую секунду вырваться наружу и принять бой, если потребуется.
Но Кайрон нападать не спешил.
22.1
Он просто сложил руки на груди и произнес все так же вкрадчиво, как умеют только виверны:
— Я бы сказал. Но ты до сих пор не выполнил своей части уговора, дракон.
Аморин зарычал, закатив глаза. Блин, он серьезно?
— Ты все еще сохнешь по Лаварии? — спросил он.
— Ты обещал, — напомнил Кайрон неумолимо.
— Твоего ж аспида… — выругался Аморин, дико бесясь от упертости этого змея. — Вставай. Пошли.
Бравада с виверна моментально слетела. Она вытаращился, вцепившись в подлокотники.
— Что, прямо сейчас? — спросил он.
— А чего ждать? — огрызнулся Аморин.
Ему дико, но зуда в пятках хотелось выяснить причины своего умопомрачительного увлечения Кари, а ее понимание дракозаль вообще выбивало почву из-под ног. А тут еще этот герой-любовник…
Он шел по коридорам Шэона, уже даже не скрываясь и не боясь, что его кто-то увидит в корпусе ментальных превращений. Виверн торопился следом, путаясь в широком балахоне, которые носят все адепты этого факультета.
- Что я ей скажу? — нервничал Кайрон. — Если она не захочет? Аморин? Вдруг я недостаточно умен для нее.
Аморин злился и торопился. Последнее, чем хотелось заниматься — это устраивать отношения между вивернами и драконицами. Они бы сами могли как-нибудь обойтись. Хотя, видимо, нет.
— Уверен, — сказал он на ходу, — умный ты для нее достаточно. Это точно. Главное не грузи терминами.
— А вдруг она еще спит?
— Может быть.
— Тогда лучше в следующий раз?
— Нет. Сейчас.
— Но…
— У меня нет столько времени.
Они остановились возле дверей, на которой приклеен большой фиолетовый цветок. Аморин постучал три раза.
Никто не ответил.
Кайрон нервно проговорил, пытаясь развернуться, чтобы смыться:
— Спит. Давай в другой…
— Стоять, — приказал Аморин и снова постучал, в этот раз более настойчиво.
Спустя несколько мгновений за дверью послышалось шуршание, легкие шаги, потом щелкнул замок, и створка открылась.
Даже Аморин замер, а Кайрон вообще оцепенело выдохнул.
Лавария предстала перед ними очаровательно заспанная, с пушистыми ресницами, небрежной копной белокурых локонов и в длинном полупрозрачном пеньюаре лилового цвета. Сквозь него все ее формы отлично видны — полная грудь с дразнящими большими сосками, соблазнительная впадинка пупка и гладко выбритый треугольник между ног.
22.2
Аморин против воли ощутил, как екнуло в штанах — с Лаварией у него никогда ничего не было, они дружили с первого курса, но отношения сложились скорее братско-сестринские. Больше ничего никогда не возникало. Поэтому сейчас шевеление как появилось, так и исчезло.
Зато Кайрон таращится во все глаза, побледнел, хотя бы в обморок не брякнулся, любовничек.
Лавария потерла кукольные глазки кулачком и проговорила:
— Аморин? Ты совсем… в такую рань? Случилось что?
Он кивнул.
— Да. Вот этот виверн спать не может — все про тебя думает. Я не мог больше смотреть, как он мучается, и привел его к тебе. Любите друг друга, плодитесь и что там еще.
Кайрон рядом охнул, отшагнул оторопело (явно не ожидал такой прямоты), Лавария моментально проснулась, вытаращилась на обоих своими фиалковыми глазами.
— Ты обалдел? — спросила она.
— Ни капли, — честно признался дракон, затем обернулся к бледному, как стена, виверну и продолжил: — Я ничего не нарушил?