— Должны быть какие-то следы, человеческое тело хорошо изучено, нужно просто увидеть несоответствия, — я нахмурилась, глядя на то, как Лойи расставлял пробирки с кровью. — Невозможно развиваться в другом организме и не оставлять следов. Токсины, изменения гормонального фона или поведения — что-то должно быть.
— Повышенная температура еще и у десятка человек. Трое — курсанты.
То, что подростки под угрозой, было совсем невесело.
— А тот — самый первый заболевший — как его состояние?
— Жив. Слабость. Температура, озноб, — нервно пожал плечами Лойи.
— Но у тех, кто умер, никаких признаков не было? Температуры? Никто не жаловался?
— Это не точно. Особых видимых следов болезни или утомленности не было. Директор расспросил их соседей, — отрапортовал Лойи и скрылся в наборе с индикаторами токсинов. Он настолько долго выбирал бумажку, что я не выдержала.
— Начни с маркировки холодных цветов и продвигайся к самому теплому — красному, — подсказала я то, что, наверное, учат еще на самом первом курсе лекарской школы, если не раньше. — Это вообще-то самое простое. Даже стишок есть детский.
— Я знаю! — взорвался он и схватился за первую индикаторную бумажку голыми пальцами. — Просто забыл.
— Куда?! — теперь рявкнула я. — А технику безопасности тоже забыл? Пусть кровь не кислота, но она может быть заразной. И что тогда?
— Ничего! — выглядел Лойи обиженно как ребенок или мелкая птичка — изможденный, посеревший от усталости. Как его только такого из лекарской школы выпустили?
Свой вопрос я, сама того не ожидая, задала вслух. Лойи тут же напрягся, нахмурился, потянул на голову капюшон теплой мантии, которую, казалось, он вообще не снимал. У него были явные проблемы с регуляцией температуры организма. Я попыталась сгладить сложившуюся ситуацию:
— Извини, но странно, когда лекарь не уверен в лечебных заклинаниях или диагностике.
— У меня есть диплом! Я все сдал!
— Не спорю, — хмыкнула я, — но все же как?.. Вряд ли комиссию впечатлили твои навыки.
— Впечатлили. «Сердце воина». Я могу его создать, — прошептал он и отвернулся.
— Что? — я закашляла, потому что если он имел в виду то самое «Сердце воина», то это невероятно.
«Сердце воина», как и «Жизненные покровы», — один из сложнейших конструктов в лекарской магии, великое заклинание. Мощный отклик, долгий процесс создания и весьма специфическое использование: этот конструкт мог спасти жизнь, залечить все раны, даже самые безнадежные, но только если они нанесены острым оружием — будь то меч, нож или даже простая вилка. Говорили, что стирается все, а шрамов не остается, хотя в это верилось с трудом. Но «Сердце воина» и лекарь, который толком диагностическое создать не мог? Как?
— Интальер. Позор предков, — поморщился он. — Дали диплом. Отправили подальше. Таланта нет.
С этим я была не согласна. Как же нет таланта, если он способен на «Сердце воина»? Не самый, конечно, нужный конструкт, особенно когда у меня ноги в ожогах, лучше бы те самые «Жизненные покровы» или хотя бы «Воздушные объятия». В любом случае, создание такого действительно требует колоссальной мощи и концентрации. И Лойи, как бы ни выглядел, этими свойствами обладал. Вот я замечательно создавала все большие конструкты — боевые, бытовые, лечебные — без разницы, но не великие. С Интальер из Ренгальдора, семьей потомственных лекарей, мне не сравниться.
— С таким заклинанием, даже с ним одним, тебя военные с радостью примут, облизывать будут, пылинки сдувать! — посоветовала я, но Лойи только качнул головой и обвел руками кабинет. Во всех углах плакаты и книги, лабораторная посуда, множество каких-то листов и образцов. Было видно, что это не просто бардак, здесь пытались чего-то добиться.
— Хочу доказать, что могу, — подтвердил мои мысли Лойи. — Исследования. Практика. Хорошие отзывы. Я могу сам!
— Хорошо, не спорю, — махнула я руками, успокаивая разбушевавшегося лекаря, который по виду был чисто ребенок — казалось, он едва ли больше чем на пару лет старше курсантов Академии. Возможно, так и было. В семьях, где и так ясно, к какой магии будет тяготеть ребенок, часто начинали обучение раньше и в школы отдавали тоже в более раннем возрасте.
Вот только вряд ли его в Академии оставят после странного заражения. Как только помощь прибудет и общественности станет известно, что здесь произошло, то само заведение, скорее всего, закроют, и преподавателей разбросают по другим дотационным школам. А семья Лойи утащит его обратно в свое цепкое лоно, потому что такой шанс — проявить себя — добровольно обычно дается всего один раз, дальше его приходится добывать силой. Но каким бы бездарным он ни был в других сферах лекарского дела и как бы его ни унижали в семье, мага, способного на «Сердце воина», никто в трезвом уме не оставит в покое. А вот если бы он разгадал загадку насекомых и вылечил персонал, тогда никто ни к чему его принуждать бы не смел. Вот чего он так старался, работал на износ!
— Дай хотя бы я на результаты анализов посмотрю. Скучно! — попросила я, перебирая уже кое-как реагирующими пальцами на ногах. Было слегка больно, неприятно тянуло еще не до конца восстановившуюся кожу, но вместе с тем отказаться от этих ощущений было невозможно. Они означали, что регенерация шла, как следовало.
— Спать, — поставил передо мной снотворное Лойи, но я только скривилась. Глупо растрачивать драгоценное время на сон, когда жителям Академии грозила опасность. Отдых мне нужен был, но не круглые сутки.
— Нет, давай мне использованные индикаторные бумаги. Я выпишу показатели и составлю график. Так будет быстрее. Пальцы меня уже слушаются, — и я продемонстрировала ладони. Конечно, повязки снимать пока было рано, но с руками, я знала точно, все уже было в порядке, остались только мелочи.
Лойи даже спорить не стал, видимо, сильно хотел разобраться с этим делом.
В крови пострадавших с температурой был только один сходный параметр: указание на продолжительный повышенный уровень нервозности и беспокойства. Это можно было бы отнести к происходящим событиям, но нет. Волнение они должны были испытывать задолго до моего приезда в Академию. Жаль, что нельзя проверить тела уже умерших, вдруг их анализ как раз бы показывал пониженный показатель. Ведь гипнотический эффект жужжания роя не просто заставлял замирать на месте, но еще и убаюкивал, успокаивал. Возможно, после такого внушения внутренняя защита организма тоже поддавалась проще, и заражение происходило удачно для насекомых и не очень для человека…
Мои размышления прервал приход директора гран Дари. Он был немногословен, только всунул мне в руку запасной ключ от оружейной. И пока я с недоумением смотрела на длинный штырь, гран Дари деловито сказал:
— У тебя есть боевой опыт, да и маг ты превосходный, так что доверю ключ тебе и Рольву. Доступ к бумагам тоже настрою. Кто-то из вас Академию вытащит, надеюсь. Дождитесь помощи, постарайтесь защитить курсантов, потом рабочих… Альвы с ней, с Академией, лишь бы люди выжили!
— Мне не нравится ваш ход мыслей. Собрались нас покинуть? — я нахмуриалсь, показывая свое неодобрительное отношение к его действиям.
— В жар бросает, — пожаловался он, дернув воротник рубашки. — А иногда озноб пробирает и дышать сложно. Это, Астер, или старость, или…
— Давайте остановимся на старости, — настойчиво попросила я. Гран Дари, конечно же, мотнул головой, мол, я предупредил, и исчез. Я вслед ему крикнула, чтобы пил больше поддерживающих зелий и отдыхал. Вот только какие зелья, если в Мирийку больше эконом не ездил, а единственный алхимик лежала с ожогами?
— Фаннар варит, — ответил на мой вопрос Лойи. — Отвратительные. Некачественные. Без диплома. Но что есть.
Я едва не вскочила с кушетки, чтобы поползти спасать свою лабораторию от кривых рук самоучек. Но успокоилась, как только Лойи добавил, что варил зелья Фаннар в собственной лаборатории. В принципе неудивительно, за пять или даже больше лет, что он здесь, можно было организовать и алхимическое место. Алхимиков без диплома было немало, некоторые зелья варить проще, чем приготовить мясо в подливе. Спроса с таких умельцев никакого, разве что власти поймают, если засветился со своими некондиционными зельями. Тогда такого алхимика судили. Но сейчас действительно было не время отказываться от помощи. Каждый, как мог, поддерживал жизнь в Академии.
Лойи рассказал мне о нескольких попытках побега, о бравом Эгиле, который мчался ловить беглецов… Кстати, Эгиля я так и не видела. Хотя он явно приходил: принес мои вещи, одежду, в том числе плащ, мои дневники и кое-что по мелочи из лаборатории. Теперь можно было не страдать от скуки.
— Передай ему, чтобы приходил нормально, а не ждал, пока я усну. Скажи, что давить не буду, даже говорить не буду. Это его решение, — попросила я Лойи поработать посыльным. Тот скривился:
— Размолвка. Не вмешиваться.
— Не размолвка, а недопонимание, — фыркнула я, но продолжать уговаривать Лойи не стала. Сам решит, передавать или нет. К тому же если объект исследования не идет ко мне, я без затруднений могла подойти к объекту. Регенерация работала даже выше моих ожиданий.
Проснувшись в очередной раз, я поняла, что какой-то из рубежей заживления пройден, и я могу встать на ноги. Это был четвертый день в кабинете лекаря. Диагностическое заклинание вышло как по учебнику. Я соскучилась по магии, хотя прошло всего-то пара дней. Во время лечения пользоваться заклинаниями не рекомендовалось. Можно было навредить заживлению.
Настроение мгновенно улучшилось. Его даже не испортила серое лицо Лойи. Он, кстати, не выкручивался, просто согласился с тем, что ходить мне уже можно, и даже костыли принес. Те были сделаны на скорую руку, но будто бы на века. Ходить же с ними было утомительно — много весили. Но свое желание я все-таки выполнила — выползла во двор Академии.
Здесь было непривычно пусто. Откуда-то ветер доносил разговоры. Курсанты строем ходили на занятия, в столовой не задерживались, после отбоя не гуляли. Не из-за внезапно возникшего послушания, нет. Курсантам было страшно, и они как и всякие дети рвались к взрослым, чтобы услышать те самые заветные слова — «не волнуйся, я все решу».