– Слушай, – вмешалась в их диалог Блисс, – ты, кажется, думал, что ближайшая звезда – Солнце Земли. Зачем тогда продолжать спор о радиоактивности? В чем проблема? Почему просто не слетать туда и не посмотреть, Земля ли это? И если это она, что с ней такое?
– Потому что земляне, – ответил Тревайз, – должны быть по-своему могущественны, и я предпочел бы появиться там хоть с какими-то знаниями об их планете и о них самих. Поскольку же я продолжаю оставаться в неведении о том, что творится на Земле, приближение к ней остается опасным. Предлагаю вам остаться на Альфе, а сам я двинусь к Земле. Хватит одной жизни. Это рискованно.
– Нет, Голан, – горячо возразил Пелорат. – Блисс и ребенок могут ждать здесь, но я должен лететь с тобой. Я занимался поисками Земли еще до того, как ты появился на свет, и не вправе отступить.
– Блисс и ребенок не будут ждать здесь, – заявила Блисс. – Я Гея, а Гея может защитить всех нас даже от Земли.
– Надеюсь, ты права, – мрачно отозвался Тревайз, – но Гея не смогла предотвратить уничтожения всех ранних записей о роли, сыгранной Землей в ее основании.
– Это произошло на заре истории Геи, когда она еще не была столь хорошо организована, столь развита. Теперь дело обстоит иначе.
– Надеюсь, это так. Или это сведения о Земле, которые ты почерпнула только утром и еще не поделилась с нами? Ты ведь говорила с кем-то из этих старушек, и что-то из сказанного может нам пригодиться.
– Так оно и есть.
– И что же ты узнала?
– Ничего о Земле. Тут все покрыто мраком.
– А‐га…
– Но альфиане – потрясающие биотехнологи.
– О!
– На этом маленьком острове они вырастили и проверили бесчисленные сорта растений и животных; достигли поразительного экологического баланса, стабильного и самоподдерживающегося, несмотря на скудость видов, с которыми они начинали свою работу. Альфиане улучшили виды океанической фауны, обнаруженные в самом начале несколько тысяч лет назад, повысили их питательность, сделали вкуснее. Это биотехника сделала планету подлинным рогом изобилия. У них есть планы и в отношении самих себя.
– Что за планы?
– Альфиане прекрасно осознают, что не могут существенно увеличить свою численность при современных обстоятельствах, живя, как теперь – на небольшом клочке земли. Они мечтают стать амфибиями.
– Стать чем?
– Амфибиями. Они собираются отрастить себе жабры вдобавок к легким. Они мечтают о возможности проводить значительную часть жизни под водой, найти мелководные участки и возвести постройки на дне океана. Старушка сияла от гордости, говоря об этом, хотя призналась, что альфиане добиваются этой цели уже несколько столетий, но успех пока невелик, если вообще есть.
– Получается, – резюмировал Тревайз, – они, возможно, опередили нас по двум направлениям: в управлении погодой и биотехнологии. Хотел бы я знать, что представляет собой их техника.
– Придется искать специалистов, – сказала Блисс, – но они могут не пожелать распространяться о своих достижениях.
– Для нас лично это не главное, но Академии явно имеет смысл попытаться изучить этот миниатюрный мир.
– Мы тоже управляем погодой, – присоединился к разговору Пелорат, – на Терминусе, например, и вполне успешно.
– Такое управление хорошо поставлено на многих планетах, – согласился Тревайз, – но, как правило, контролируется погода на всей планете в целом. Здесь же альфиане управляют погодой лишь на ограниченном участке планеты и, должно быть, обладают такой техникой, какой у нас нет. Что-нибудь еще, Блисс?
– Общественные собрания. Кажется, эти люди устраивают праздники все время, когда могут оторваться от сельхозработ и рыбной ловли. После обеда, ночью, состоится музыкальный праздник. Завтра днем – пляжный праздник. Очевидно, по всему побережью острова все, кто сможет уйти с полей, соберутся и будут радоваться солнцу и воде, поскольку потом, вероятно, пару дней будет идти дождь. Затем, на следующее утро, вернется рыболовная флотилия, хлынет дождь, а вечером будет праздник пищи, сортировка улова.
– Еда и так уже обильна – дальше некуда, – простонал Пелорат. – Какой может быть праздник пищи?
– Видимо, его особенность будет состоять не в количестве еды, а в ее разнообразии. В любом случае мы все четверо приглашены принять участие в этих праздниках, особенно в музыкальном сегодня ночью.
– Обещают игру на древних инструментах? – спросил Тревайз.
– Да.
– Что же делает их такими древними? Примитивность компьютеров?
– Нет-нет. Дело в том, что это вовсе не электронная музыка, а механическая. Они мне ее описали. Они щиплют струны, дуют в трубы и стучат по барабанам.
– Надеюсь, ты просто чего-то недопоняла, – ужаснулся Тревайз.
– Нет, все правильно. И я поняла, что твоя Хироко будет дудеть в одну из этих труб… забыла ее название… и ты обязан стерпеть это.
– Она не «моя Хироко», – холодно сказал Тревайз. – Но ты думаешь, это будут инструменты того типа, что когда-то использовались на Земле?
– Так мне кажется. По крайней мере, альфианка сказала, что они были изобретены задолго до прихода сюда их предков.
– В таком случае, возможно, имеет смысл послушать весь этот концерт, какую бы информацию о Земле он ни дал.
– Что касается меня, – заявил Пелорат, – я с радостью пойду. Я очень мало знаю о примитивной музыке и хотел бы услышать ее.
Как ни странно, больше всех в восторг от предвкушения музыкального вечера пришла Фаллом. Они с Блисс купались в маленькой пристройке за их домом. Там была ванна с проточной водой, горячей и холодной (или, вернее, теплой и прохладной), умывальник и комод. Все чистое, удобное и весело сияющее в лучах послеполуденного солнца.
Как обычно, Фаллом заинтересовалась грудью Блисс, и та вынуждена была сказать (поскольку теперь Фаллом понимала галактический), что в ее мире таким образом и выглядят люди. На что последовал неизбежный вопрос Фаллом «почему?» – и Блисс, после некоторого раздумья решила, что нет иного разумного пути ответить на него, и прибегла к универсальному во всех отношениях ответу «потому!».
Когда они закончили мыться, Блисс помогла Фаллом надеть белье, присланное им альфианами, и разобралась в способе, которым поверх надевалась юбка. Выше пояса Фаллом осталась обнаженной, что было вполне логично. Сама Блисс, ниже пояса облачившаяся в альфианскую одежду (довольно узкую для ее бедер), надела и свою блузку. Возможно, это было глупо – прикрывать грудь в обществе, где никто из женщин этого не делает, особенно если ее собственная была вполне нормальной и той же формы, как и у большинства виденных Блисс женщин. И все-таки…
Мужчины приводили себя в порядок в другой пристройке. Тревайз ворчал, говоря то, что обычно говорят мужчины по поводу времени, необходимого женщинам для одевания.
Блисс повертела Фаллом, чтобы убедиться, что юбка хорошо сидит на ее мальчишеских бедрах и ягодицах. Наконец она сказала:
– Просто прелестная юбка, Фаллом. Тебе нравится?
Фаллом поглядела в зеркало и ответила:
– Да. Но не будет ли холодно? – и провела рукой по обнаженной груди.
– Не думаю, Фаллом. Здесь вообще тепло.
– Но на тебе кое-что надето.
– Да. Так принято у меня на родине. Теперь вот что, Фаллом. Мы встретимся со множеством альфиан во время ужина и потом. Как думаешь, сможешь ты вытерпеть все это? – На лице Фаллом появилась гримаска страдания, и Блисс продолжила: – Я буду сидеть справа и возьму тебя за руку. Пел сядет с другой стороны, а Тревайз – напротив тебя. Говорить с тобой мы никому не позволим.
– Я попытаюсь, Блисс, – тоненько пропищала Фаллом.
– После этого некоторые альфиане будут для нас музицировать на свой особый манер. Ты знаешь, что такое музыка?
Она напела, как смогла, нечто, имитирующее электронную гамму.
Лицо Фаллом осветилось.
– Ты имеешь в виду… – последнее слово было из ее родного языка, и солярианка громко запела.
Глаза Блисс удивленно расширились. Это была прекрасная мелодия, пусть и диковатая, но богатая звонкими, виртуозными трелями.
– Правильно. Это музыка, – сказала она.
Фаллом возбужденно начала:
– Джемби… – Она помедлила, но затем все же решила использовать слово из галактического, – музицировал постоянно. Он играл на… – и снова слово на солярианском.
– На «фифьюле»? – в сомнении повторила это слово Блисс.
– Не на «фифьюле», а на… – Фаллом рассмеялась.
Когда оба слова произносились подряд, Блисс могла уловить различие, но отчаялась воспроизвести второе. Тогда она спросила:
– А на что она похожа?
Но поскольку Фаллом была еще ограничена в знании галактического, то не могла дать точного описания, а ее жесты не сумели внести ясность в представление Блисс об этом инструменте.
– Он показывал мне, как пользоваться ею, – гордо заявила Фаллом. – Я делала пальцами в точности так же, как Джемби, но он сказал, что вскоре они мне не понадобятся.
– Это чудесно, дорогая. После ужина мы посмотрим, столь ли искусны в музыке альфиане, как твой Джемби.
Глаза Фаллом искрились. Приятные мысли о том, что будет после, помогли ей пережить обильный ужин, несмотря на скопление народа, смех и шум вокруг нее. Только однажды, когда случайно опрокинулось блюдо, вызвав вблизи их компании возбужденные крики, Фаллом испугалась, и Блисс проворно прижала ее к себе теплым, оберегающим от всего на свете объятием.
– Я вот думаю, нельзя ли договориться, чтобы мы питались отдельно, – пробормотала она, обращаясь к Пелорату. – Иначе придется улетать отсюда. Есть эти животные белки само по себе отвратительно, но я должна хотя бы есть эту пищу в покое.
– Да ведь шум – от хорошего настроения, – заметил Пелорат, который готов был стерпеть что угодно, если имелся шанс изучить примитивное поведение или веру.
Наконец ужин завершился, и объявили, что вскоре начнется музыкальный праздник.
Зал, в котором он должен был состояться, оказался почти столь же велик, как и обеденный. Здесь стояли складные сиденья (довольно неудобные, как выяснил Тревайз) примерно на сто пятьдесят человек. Как почетных гостей их провели в первый ряд, и множество альфиан вежливо и восхищенно обсуждали их одежду.