– Вот видите, а вы против этих практических занятий, – она тоже осторожно улыбнулась ему. – Я за сегодня узнала больше о боевом отряде, чем за полтора года обучения тут. И теперь знаю лучше, каково это: быть боевиком.
– Поверьте, вы все равно не знаете и сотой доли этой работы.
– Я понимаю. Но все же теперь знаю гораздо больше, чем знала утром. Знаю, как выглядят настоящие умертвия. Каково это: идти сквозь туман и ждать нападения. Знаю, где боевики пьют после зачисток, и что они меряются, у кого больше шрамов. Даже про лихорадку эту проклятую теперь все знаю, – тихо добавила она, снова отвернувшись якобы для того, чтобы взять китель.
– Еще не все, но вы на пути, – хмыкнул Мор, тоже отвернувшись.
Какое-то время они оба смотрели в разные стороны, но куратор все-таки заставил себя снова повернуться к ней и продолжить мысль, которую не успел высказать в Краме.
– Хильда, простите меня. За мое поведение. Я не должен был… провоцировать вас. Вы столкнулись с этим ощущением впервые и не контролировали себя, а я… Сам не знаю, что на меня нашло. Это было неуместно, недостойно и жестоко. Я бы не хотел, чтобы между нами из-за этого возникла неловкость.
Хильда считала, что если он хотел избежать неловкости, то ему стоило просто сделать вид, что ничего не произошло. Тогда она смогла бы поступить аналогичным образом. Они бы просто замолчали это и продолжили общаться, как раньше. Но он зачем-то все озвучил, вернув ей воспоминания о близости его тела, о горячем дыхании на ее щеке, о запахе травяной настойки и чего-то хвойного, что наверняка входило в его лосьон после бритья. О поцелуе, который она успела вообразить, но так и не ощутила на своих губах. Ей до сих пор хотелось его, несмотря на то, что наваждение, как ей казалось, уже прошло.
– Я надеюсь, что вы на меня не в обиде, – добавил Мор. – Но если вы захотите на меня пожаловаться, я пойму. И не буду ничего отрицать.
И снова удивление заставило ее заглянуть ему в глаза. Пожаловаться? До этого момента она и не помнила, что у нее есть такая возможность. А ведь его действия действительно были недопустимы для куратора по отношению к курсантке. Конечно, за такое не увольняют и не сажают, но наложить на него взыскание вполне могли.
Он смотрел на нее серьезно и виновато, его раскаяние казалось вполне искренним. Как и обещание безропотно принять наказание, хотя ее жалоба действительно могла бы стать всего лишь словом против слова.
– Я не пожалуюсь на вас, куратор, – медленно произнесла Хильда, глядя на него и давая себе время передумать и не озвучивать идею, которая пришла ей в голову. Однако слова просились на язык и желание отомстить ему за унижение, испытанное в переулке, затмевало разум. – Если вы расскажете мне о своей первой лихорадке. Как это было? Как вы справились? Сами или помог кто?
Выражение его лица было бесценным. Хильда мгновенно почувствовала себя отомщенной, но все равно выжидающе смотрела на Мора.
– Хотите, чтобы я рассказал?
– Унижение за унижение, господин куратор.
Наверное, если бы не выпитая настойка, Хильда не решилась бы на все это, но алкоголь в крови все еще размывал границы.
Удивление на лице Мора сменилось незнакомой улыбкой. Было в ней что-то плутоватое или даже вызывающее, провокационное.
– Справедливо, – признал он. – Это, естественно, произошло в первый год службы. Нас послали в поддержку следователям брать группу монархистов. Однако те… не собирались сдаваться. Бой получился долгим, изматывающим, мы понесли заметные потери, а монархисты были уничтожены все до единого. Практически первый мой серьезный бой… Я впервые убивал сам и впервые видел, как умирают те, кто только что разговаривал со мной. И хотя я не получил ни царапины, после этого меня не просто лихорадило. Меня трясло так, что я столовый прибор в руках держать не мог. Я собирался просто напиться до потери сознания, но командир нашей группы решила ко мне присоединиться. Красивая была женщина. Старше меня, конечно, и опытнее… во всех смыслах. Но ей и самой еще не было тридцати. Она рассказала мне про лихорадку и… В общем, ту ночь я провел в ее постели.
Хильда, слушавшая эту историю с неподдельным интересом, и пытавшаяся представить себе Мора то двадцатилетним, то сильно пьяным, то в постели с женщиной, в конце концов не выдержала и отвела взгляд. Мысленно она клятвенно пообещала себе больше никогда не пить в его компании.
– И что? С утра вы просто разошлись? Ни эмоций, ни привязанности?
– Она вскоре оставила службу в боевом отряде, – он пожал плечами, почему-то избежав прямого ответа на вопрос. – Перешла в следователи. Вы удовлетворены? Теперь мы квиты?
– Думаю, да.
Мор собирался что-то сказать в ответ, но в этот момент дверь смотровой снова открылась: доктор Вилар вернулась с баночкой мази в руках. Вручив ее Хильде, она велела той отдыхать, а Мору – отстать от бедной курсантки и заняться своими делами. После чего выгнала из лазарета обоих.
Они вышли на улицу вместе, но прежнюю тему уже продолжать не стали. У подножия лестницы основного корпуса им предстояло разойтись в разные стороны: у преподавателей было свое общежитие. Однако почему-то ни один из них не спешил прощаться.
– Вам действительно стоит отдохнуть, – после непродолжительного молчания заметил Мор. – Лучше всего ложитесь сразу спать.
– Рановато еще спать, – возразила Хильда. – Мне еще реферат добить надо.
– Добьете завтра.
– Завтра мне придется идти на тренировку, которую я пропустила сегодня.
– Какой характер, – пробормотал Мор и добавил уже громче: – Что ж, тогда не смею вас больше задерживать.
– До понедельника, господин куратор.
Они кивнули друг другу в знак прощания, но не успели сделать и по пять шагов, как Хильда внезапно снова обернулась и окликнула его:
– Господин Мор, а много их у вас?
– Кого? – не понял тот, оборачиваясь так стремительно, словно ждал, что она снова заговорит с ним.
– Шрамов, – с улыбкой пояснила она. – У вас большая коллекция?
Он неожиданно для нее смутился.
– Достаточно большая, Сатин. Достаточно.
Хильда даже закусила губу, стараясь сдержаться, но настойка продолжала туманить голову, поэтому вопрос все-таки прозвучал:
– Покажете хотя бы один? Ну, при случае… Мой же вы видели.
У Мора вырвался странный звук: то ли смущенный кашель, то ли нервный смех, он попытался сдержать улыбку и изобразить строгость, но у него получилось из рук вон плохо. В конце концов он признал свое поражение и просто в тон ей ответил:
– Кто знает, Сатин, как наша жизнь сложится? Возможно, однажды я покажу вам все.
Заявив это, он снова развернулся и пошел к своему общежитию, оставив Хильду глотать ртом холодный вечерний воздух.
– Кто бы мог подумать, – ошарашенно пробормотала она себе под нос, тоже продолжив свой путь.
С каждым шагом мысли о том, чтобы все-таки оставить реферат на завтра, становились все более и более настойчивыми. Добравшись до своего этажа, Хильда почти убедила себя, что все успеет, если хорошо выспится, но шум в коридоре отвлек ее от этих раздумий.
Она оглянулась, пытаясь понять, что именно привлекло ее внимание, но этаж казался пустым. В субботу вечером большая часть курсантов предпочитала проводить время дома или собираться компаниями вне Академии, поэтому общежитие почти вымирало.
Однако Хильда была уверена, что слышала какой-то шум, и он показался ей неправильным. Таким, какого не могло быть. Несмотря на усталость и мечту о сне, она пошла по коридору в противоположном от своей комнаты направлении, присматриваясь и прислушиваясь. Когда шум раздался снова, она поняла, что он доносится из соседнего коридора, и поспешила туда почти бегом.
Сразу за поворотом она обнаружила Петра Кросса. Тот сидел на полу, привалившись к стене, запрокинув голову и широко распахнув глаза. Его взгляд был направлен в потолок, но казалось, что он его не видит. Губы слабо шевелились, что-то шепча, но со своего места Хильда не могла расслышать, что именно.
– Петр? Что случилось?
Сокурсник не ответил. Он продолжал сидеть все в той же позе и шептать что-то невнятное.
– Петр?
Настороженно оглянувшись по сторонам, Хильда приблизилась и опустилась рядом на корточки, тронула за плечо, пытаясь обратить на себя внимание. Петр оставался безучастен. Он все пялился в потолок, зрачки были необычно расширены, губы продолжали шептать. Хильда наклонилась ближе, пытаясь разобрать слова, но он лишь повторял какую-то бессмыслицу:
– Ран… та… ран… та… ран… та…
– Да что же с тобой? – прошептала Хильда, отстраняясь и вглядываясь в его лицо.
В этот момент Петр перестал бормотать, его рот раскрылся, а глаза расширились, словно он увидел на потолке что-то страшное.
Хильда мгновенно проследила за его взглядом, одновременно призывая магический поток. Она успела увидеть, как по потолку скользнуло что-то черное, похожее на тень, но оно исчезло так быстро, что разглядеть его как следует у нее не было ни единого шанса.
Глава 11
– Какой странный день, курсантка Сатин, вы не находите?
Хильда подняла на вошедшего куратора удивленно-вопросительный взгляд. Она сидела в приемной ректора уже добрых полчаса, кусая губы от нетерпения и любопытства. Голова едва ощутимо побаливала, обидевшись на отсутствие обещанного ранее в мыслях отдыха, но сонливости Хильда не испытывала. Слишком сильно волновали ее вопросы: что случилось с Петром и что за тень она видела в коридоре.
Так и не сумев привести сокурсника в сознание самостоятельно, она отлевитировала его в лазарет. Доктор Вилар была очень встревожена состоянием Петра: ей тоже не удалось оперативно вернуть его в сознание. Она собиралась связаться с Мором, а Хильду попросила уведомить ректора.
Ректор, которого Хильда нашла в апартаментах, выслушал ее сбивчивый рассказ и велел отправляться к его кабинету и ждать в приемной. Секретаря в субботу вечером тут, конечно, не было, поэтому Хильда провела последние полчаса в полном одиночестве, не зная, что происходит.