Не раз в течение года, проведенного в Гринло, собственная история казалась Фэрис очень далекой. Гораздо более существенными были идеи, которые она старалась усвоить в библиотеке. Куда более полезными были термины и методики, изучаемые в классе. То, что она узнала о Джейн, а также рассказы ее подруг убедили Фэрис, что у всех есть семейные истории, будь то трагедия, комедия или роман. Ее история была, возможно, более яркой, но не выдающейся.
Из-за этого Фэрис было крайне неловко излагать декану голые факты. В обществе этой суровой женщины она чувствовала себя так, будто придумала какую-то небылицу, чтобы привлечь внимание. В то же время погружение в собственную историю помогло Фэрис понять, как все это сейчас далеко от нее. После года жизни в Гринло Галазон все еще яркой картиной стоял перед ее внутренним взором, обжигал ее сердце, но в целом былая жизнь казалась далекой и неинтересной.
Тишина сада успокоила Фэрис. Она избавилась от неловкости и нашла убежище в мыслях о Галазоне.
Не закрывая глаз, она могла видеть Галазон-Чейз таким, каким он бывал в подобные ноябрьские дни. Вместо серых колонн ее окружали серые деревья. Вместо аккуратно подстриженного сада она видела заросли ежевики и шиповника, некошеные травы и дикие цветы, доходящие до бедер и высушенные морозом, блеклые оттенки коричневого, золотого и серого. Но в это время в Галазоне уже наступала зима. С неба такого же серо-стального цвета должен падать снег, а не дождь, и ветер должен иметь привкус льда.
Фэрис смотрела, как непрерывные потоки дождя уходят в землю Гринло. Она далеко от дома, но так будет не всегда. Время идет, и настанет момент, когда она снова окажется в Галазоне.
Словно в ответ на эти мысли, дождь стал более неспешным, потом странно побелел; косые струи уже не хлестали наотмашь, а тихо ложились на плечи. В этот ноябрьский день, в этот утренний час, словно в лесах Галазон-Чейза, в Гринло пошел снег.
Фэрис пришла на ужин с опозданием. Столовая была переполнена, и привычное место — второй стул от конца за угловым столом — оказалось занятым. Подойдя ближе, она узнала сидящую на нем студентку. Менари. А вокруг нее, насторожившиеся, но вежливые, сидели Джейн, Натали и все остальные. Оставался один свободный стул, как раз напротив Поганки. Фэрис вздохнула и села на него.
— Декан вызвала к себе Еву-Марию, — говорила Натали с набитым ртом.
Фэрис вздрогнула, но промолчала.
Поршия казалась встревоженной.
— Не для того, чтобы поговорить о прошлой ночи? — Она взглянула на Менари и покраснела.
— Дежурство, — ответила Натали, проглотила кусок и продолжала: — Разве не так это всегда делается? Ева-Мария все равно недосыпает, потому что упорно занимается. Потом этот наш младенец попадает в беду, и Ева-Мария собирает вас всех спасать ее.
Гунхильда робко улыбнулась, но ничего не сказала.
Натали продолжала:
— И прямо на следующий день Еву-Марию вызывают на ночное дежурство, не выспавшуюся и проголодавшуюся.
— Бедная Ева-Мария, — сказала Поршия. — Декан сделала это нарочно.
— Ну, теперь мы знаем, где Ева-Мария. А как насчет тебя? — спросила Джейн, наливая Фэрис воды. — Где ты была?
— Я провела вторую половину дня, улыбаясь мадам Виллет, которая рвала меня на мелкие части. А вы чем были заняты?
— Ничем особенным, — подала голос Менари. — Почему мадам Виллет сердилась на тебя?
— Из-за грамматики, как всегда, — буркнула Фэрис. Она подняла глаза от тарелки, посмотрела в серые глаза Менари и обнаружила, что у нее пропал аппетит.
Менари приподняла брови и чуть улыбнулась.
Фэрис начала улыбаться ей в ответ, понимая, что это выражение не затронет ее глаз. Но пока она занималась притворством, что-то в слабой улыбке Менари искренне ее развеселило. Она усмехнулась. Менари же сохранила маску высокомерной насмешки. Фэрис смотрела ей в глаза и едва удерживалась, чтобы не расхохотаться. Другие ученицы за столом переводили взгляд с Фэрис на Менари и обратно, и у них светлели лица.
— «И будем жить, ягнятки!»,[7] — пробормотала Фэрис.
Менари сдвинула брови, и ее улыбка исчезла. Она отвела взгляд от Фэрис и посмотрела на Джейн, потом на сидящих за столом девушек. Наконец с большим достоинством встала и вышла из столовой.
— А теперь, — сказала Джейн, когда дверь закрылась и все вернулись к своим тарелкам с рагу, — объясни, что все это значит.
Фэрис пожала плечами.
— Видит Бог, не знаю. После того как я долго таращилась на мадам Виллет, я не владею своим лицом. Препарируйте мысленный процесс, если хотите, но не возлагайте на меня ответственность за мой внешний вид.
— Менари тебя не любит, — сказала Гунхильда.
Натали неодобрительно взглянула на нее.
— Гадкая девочка, разве мы тебе не запретили говорить, пока тебя не попросят?
— Откуда ты знаешь? — спросила Фэрис у Гунхильды.
— Не поощряй ее, — перебила ее Джейн. — Мы почти целый день провозились с ней, пока она полностью не осознала собственный идиотизм.
— Менари сказала, — ответила Гунхильда на вопрос Фэрис. — Она твердит, что ты слишком хвалишься своей семьей.
— Это она хвалится своей семьей, — возразила Поршия, — и всем их богатством. Как вы думаете, они в самом деле держат львов в доме?
— Когда это Менари снисходила до того, чтобы рассказывать что-нибудь студентке первого курса? — поинтересовалась Натали.
— Или по своей воле садилась за обеденный стол вместе с нами, — прибавила Фэрис. — Что привело ее сюда?
— Она сказала, что ей захотелось сесть здесь, — пожала плечами Поршия. — Здесь было свободное место, и она его заняла. Я такой дружелюбной давно ее не видела. Мы не могли ей помешать. Не думаю, что можно держать львов в доме. Чем их кормить?
— Она была очень любезна со мной в «Стеклянной туфельке», — сказала Гунхильда.
— Слушайте, слушайте! — воскликнула Джейн и подняла руку, не давая Натали высказать неодобрение. — О, послушайте! Когда это произошло?
Гунхильда вспыхнула.
— Вчера. Она разговаривала с Максимом.
— Кто такой Максим? — спросила Натали. — Впрочем, нетрудно догадаться.
Гунхильда вилкой чертила на своей тарелке замысловатые узоры. Другие студентки обменивались взглядами, полными раздраженного нетерпения, ожидая, пока она заговорит.
— Вы сами знаете, — в конце концов ответила она.
— Менари знает этого моряка? — продолжала допрос Джейн.
Гунхильда колебалась.
Натали настаивала:
— Не увиливай, противная бородавка. Да или нет?
— А ты знала того мужчину с пистолетом, — попыталась Гунхильда перевести внимание на Фэрис.
— Не пытайся хитрить, — ответила Фэрис. — Менари знала моряка?
Гунхильда кивнула.
— Похоже, они близко знакомы.
— Могу себе представить, — заметила Джейн. — Это Менари подбила тебя на эту шутку с водкой?
Гунхильда покачала головой.
— Могла ли Менари прийти туда, чтобы подговорить моряка? — поинтересовалась Натали.
— Зачем ей тратить время на какого-то моряка? — фыркнула Поршия. — Она с нами теперь почти не разговаривает.
— Ну, во-первых, моряк — мужчина, — рассудительно изрекла Джейн. — Может, вы заметили, что Поганка проявляет интерес к мужскому полу.
— Нет, — сказала Фэрис. — Я не заметила. Продолжай.
Натали оглядела переполненную столовую.
— Я на твоем месте, Джейн, не стала бы обсуждать это здесь.
Джейн прищурилась.
— Неужели у стен есть уши?
— Могут быть, — ответила Натали. — А чем интересуется Поганка? Ничем, кроме сплетен. Вовсе ни к чему распространять их.
— Или фигурировать в них, — прибавила Поршия.
— До меня дошел один слух, — вдруг снова заговорила Гунхильда. — Я слышала, что Фэрис вызывали в кабинет декана.
Фэрис сунула в рот побольше рагу и прожевывала его, размышляя. Наконец, проглотив еду, она кивнула.
— Вызывали.
— Могу ли я узнать зачем? — осведомилась Джейн.
— Это имеет некоторое отношение к нашей прогулке вчера ночью, — ответила Фэрис.
Поршия и Гунхильда вздрогнули и переглянулись.
— Почему не всех виновных? Почему вызвали одну Фэрис? — поинтересовалась Натали.
— Декан услышала только одно имя, — сухо объяснила Фэрис. — Мое.
— О-о, — простонала Джейн. — Прости. Это было очень неприятно?
— Быстро и почти безболезненно, — ответила Фэрис. — Наказание отложено, пока я не попадусь еще раз.
— А если попадешься? — спросила Джейн.
— Казнь без суда.
— Меч или шелковый шнурок? — осведомилась Натали.
— Я не спросила, — пожала плечами Фэрис. — Судя по ее поведению, думаю, декан имела в виду нечто вроде расстрела перед строем.
— Подходит для массовой казни, — заметила Джейн. И сердито посмотрела на Гунхильду.
— Я понимаю, — поспешно заверила Гунхильда. — Это я во всем виновата.
— В следующий раз, когда соскучишься по дому, — посоветовала Натали, — сделай нам всем одолжение и поезжай домой, прошу тебя.
Джейн посмотрела через плечо Натали в сторону двери.
— «Но тише, видите? Вот он опять!»[8]
— Наконец-то, — пробурчала Натали. Шарлотта остановилась у входа, чтобы взять тарелку с рагу, подошла к тому месту, где раньше сидела Менари, и грациозно опустилась на стул с высокой спинкой.
— Как Ева-Мария? — спросила Натали. Шарлотта сдвинула тарелку Менари на середину стола и поставила на ее место свою.
— Передайте мне хлеб, пожалуйста. Не спрашивайте как, спросите где. — Она чуть улыбнулась.
Поршия передала ей корзинку с хлебом.
— Где?
— У подножия башни Гавриила, — ответила Шарлотта. — Это рагу ужасно холодное.
— Тогда не ешь его, — посоветовала Джейн. — Как, по-твоему, с ней все в порядке?
— Придется есть, я умираю с голоду, — призналась Шарлотта. — Сейчас с ней все в порядке. Она бродила, как мне показалось, несколько часов, пока не нашла место, которое ее устроило. По крайней мере, она защищена от ветра.