– А где моя порция? – спросил Малкольм, когда я закончила.
– Что?
– Я же член жюри. Моя порция где?
Следом за ним из гостиной выглянул Ося, и, клянусь, на его морде читался тот же вопрос.
– Ты что, забыла сделать порцию для меня?
– Я… ну…
Нет, кажется, все же опозорюсь…
Пора признаться самому себе: к Анастасии его тянет. Тянет сильно, почти непреодолимо.
Она умненькая. Малкольм, конечно, ругает адептов, но в основном чтобы не расслаблялись. Откровенно тупых мало, таких, как Генри Нолан, чуть больше, но тоже не критическое число. Но все же в Анастасии есть редкое сочетание таланта и разумности. За время, проведенное в его доме, она ничего не подожгла, не спалила, не проводила никаких экспериментов с магией, не творила ерунду, которая могла ей навредить. Ни разу не ослушалась в вопросах безопасности и проявила удивительную сдержанность. Малкольму было с чем сравнить: ему ежедневно докладывали о магических происшествиях в домах адептов.
Кто-то подпалил кота, кто-то занавески. Один бедолага сжег сарай, а еще двое умудрились расплавить МагПады прямо во время пары. И это только за последнюю неделю! Асей можно гордиться.
Она веселая. Неделю назад Малкольм с удивлением осознал, что ему… интересно? Интересно вставать утром, спускаться в гостиную и смотреть, что там наготовили питомцы. Интересно наблюдать за ней на лекциях. За тем, как Ася грызет карандаш или задумчиво чешет растущие рога. Порой он чувствует себя шестиклассником, испытывая непреодолимое желание подергать ее за хвост. Или просто поиграть с острой стрелочкой.
Ему интересно с ней разговаривать. Ему, Малкольму Кригану, который всю жизнь думал, что ненавидит общение. И людей.
И она красивая.
Это бесит. Или радует, он еще не определился. Красивая и необычная. Блондинка с рожками и хвостом, худенькая и невесомая. С острым носиком, который часто морщит, когда у нее что-то не получается. С большими глазищами. Она по-домашнему симпатичная в теплой пижаме и нереально красивая в том платье.
А еще она дочь Братиса. И это проблема, у которой нет решения.
Дочь Братиса – последняя, в кого стоит влюбляться, но Малкольм все же влюбился.
– Ты забыла про тартар! Мне! Я тебе помог, я тебя спас, я тебя приютил, я тебя учу, а ты пожалела мне горсточку мяса!
– Да хватит смотреть на меня как Ося, которого забыли покормить!
Ося рядом вздохнул не менее возмущенно. Как это так, ничего не осталось для маленького тролля? И что, что он всосал миску теста и банку сливочной пасты? Мяса-то еще с утра не ел!
– Я так расстроилась, что забыла. Когда я собиралась делать бриошь, я держала в уме, что нужно отдать курьеру девять штук, а одну оставить дома. А потом Ося все съел, я расстроилась, и эта порция вылетела из головы! Завтра привезут свежее мясо, и я приготовлю тазик тартара! Огромный тазик, клянусь!
– Вот завтра свою оценку и получишь, – пробурчал он. – Вообще я надеялся, что ты приготовишь тартар, я открою вино и поужинаем.
Больше, чем людей (но все же меньше, чем тушеную капусту), Малкольм ненавидел все эти брачные игры. Полунамеки, случайные поцелуи, висящую в воздухе неловкость. Кто бы знал, от скольких проблем его избавила прямолинейность в отношениях с людьми и нелюдями. Хотя иногда она эти проблемы добавляла.
Прямолинейность хороша, когда ты говоришь девушке «ты мне интересна». А не когда его величеству «ну ты и мудак».
Он все же открыл вино. В гостиной на столе стояли готовые к употреблению блюда других участниц. Насчет тартара Малкольм вредничал, потому что поживиться было чем. Только в нескольких коробках оказалось нечто несъедобное на вид и запах. В большинстве своем конкурсантки постарались.
– Садись, – кивнул он на стул. – С чего хочешь начать?
– Это ведь неправильно. Вы должны пробовать и оценивать без моего участия.
– Если я все это сожру или хотя бы попробую, то повторю подвиг тролля и пойду тошниться в садочек. Не уверен, что этот конкурс переживут все члены жюри. Давай садись, смотри – блинчики с икрой выглядят вполне ничего.
– А это что? – Она сунула нос в одну из коробок. – О, это Дарины, это дес…
Ася как-то странно замерла над коробкой.
– Что такое? – спросил Малкольм.
– Нет, ничего, просто… она говорила, что готовит клеврандский десерт.
– И что?
– А приготовила карамелизированные баклажаны. С томатами и сливочным сыром.
– Может, тоже передумала. Или у нее что-то случилось.
– Да. Может.
Иногда ему очень хотелось влезть в жизнь Анастасии, проверить каждую ее подружку и послать далеко и надолго парочку особо наглых. Но Малкольм вспомнил, куда сам посылает тех, кто пытается диктовать ему, кто друг, а кто враг, и желание быстро пропало.
Он слегка отвлекся, наблюдая, как она ест паштет. Намазывает его на хлеб, льет сверху варенье, перекладывает остатки в тарелку, а коробку дает обсосать счастливому до одурения Осе.
– О том, что было после конкурса.
Она перестала жевать и покраснела.
– А нужно об этом говорить?
– Нет. Будем ходить вокруг друг друга с грустными глазами до тех пор, пока у меня не начнется старческая импотенция, а у тебя – склероз.
Она поперхнулась паштетом и сделала несколько больших глотков вина.
– Ты всегда такой… прямой?
– Да. А какой смысл в том, чтобы делать вид, будто ничего не происходит? Ждать, когда что-то сложится само? Под влиянием случая?
– Прям как папа. Он тоже не любит милые совпадения.
Еще бы разведчик их любил. Хотя сравнение с Братисом слегка покоробило. Сегодня ему вообще не хотелось напоминать себе, чья дочь сидит напротив, пьет вино и подкладывает троллю вкусняшки.
Ему хотелось ее.
– Хорошо, и что я должен сделать? Пригласить тебя на свидание? Связаться с твоим отцом и спросить разрешения…
– Нет! – вырвалось у Аси.
Малкольм усмехнулся. Да, Братис не придет в восторг.
– Тогда что мне сделать?
– Я не знаю.
Будем это считать за «что хочешь».
До сих пор он сознательно выбирал ни к чему не обязывающие отношения с девицами, имена которых не всегда запоминал. Он не планировал свидания и считал, что взрослый человек противоположного пола способен разобраться, нужны ему такие отношения или стоит поискать в другом месте.
Анастасия… нет, ее сложно было назвать маленькой, скорее иначе воспитанной. Так бывает, когда девочка растет на примере счастливой семьи, которой Малкольм никогда не видел. Ей не подойдет необременительный роман, а он не уверен, что способен на большее.
Однажды, возможно, Малкольм сделает ей больно.
Но сейчас-то он может ее поцеловать. Почувствовать на губах вкус вина, запустить руку в светлые локоны. Погладить еще маленькие рожки, притянуть к себе с такой силой, что, не удержавшись, рухнуть на ковер и целоваться уже там.
Он бы откусил себе волчий хвост, чтобы узнать, как далеко она и Нолан зашли в отношениях. Потому что Ася целовалась восхитительно неуверенно, но в то же время со всей решимостью, на которую была способна. Ее сердце билось так быстро, что он не успевал ловить губами его удары на венке у шеи.
А когда, осмелев, Малкольм осторожно проник рукой под рубашку, погладив ее живот, раздался стук в дверь.
Тяжело дыша, Малкольм отстранился и выругался.
– Кого еще принесла нелегкая?
Иногда звериное чутье его не подводит. Иногда оно не просто подсказывает, а буквально кричит: «Это неприятности! Не открывай им дверь!» Жаль, что во взрослой жизни нельзя просто взять и не открыть.
Впрочем, Малкольм ожидал увидеть кого угодно. Стражу, пришедшую объявить, что карантин закончен и адепты могут возвращаться в общежитие. Ректора, решившего, что Осеньку эти страшные люди недостаточно любят, и лично явившегося за деточкой. Недовольных оценками за семестровую адептов. Да хоть бы всем составом отравившееся каким-нибудь кулинарным шедевром жюри!
Но не того, кто стоял на пороге.
– Братис?!
– Здравствуй, Малкольм. Я за дочерью.
Время совсем не изменило старого друга. Только седины стало чуть больше, а вот решительности и твердости в облике не убавилось. Невысокий, но статный маг всегда вызывал какое-то внутреннее если не уважение, то хотя бы опасение. Заиметь такого врага, как Братис Вернер, – сущий кошмар.
Накатили воспоминания. Странная смесь из ностальгии и злости. Малкольм не смог бы описать этот сумасшедший коктейль эмоций, даже если бы захотел. Он просто надеялся, что никогда больше не увидит старого друга. И оставит все, что хотел бы забыть, в глубинах сознания.
Не срослось.
– Что значит – за дочерью? – спросил он.
– Анастасия! – рыкнул Братис.
– Папа?
Слегка испуганная Ася выглянула из гостиной. Вид имела самый виноватый и немного растрепанный.
– Собирайся немедленно!
– Куда? Что-то случилось?! Пап, что-то с мамой?
– Ты прекрасно должна знать, что случилось, Анастасия! Отпуская тебя в столицу, я рассчитывал на твое благоразумие! А что получил взамен?!
– Пап… ты чего…
– Почему новости о твоих парнях мне приносят посторонние люди?! Почему о твоем романе говорит половина города?!
Ася умолкла, тяжело вздохнув. Разумеется, Братис поглядывал за дочуркой. И, конечно, увидел все сплетни о них. А самое главное, что даже не скажешь «все бред!». Не далее как минуту назад они были в шаге от постели. Что это, если не знак свыше?
– Слушай, давай обсудим все спокойно. Сплетни немного искажают…
Братис жестом прервал его.
– Я просил тебя позаботиться о дочери. Тебя, Малкольм, потому что ты – один из тех немногих людей, которые знают, к чему могут привести подобные отношения. Потому что ты – взрослый и умный мужчина. Способный защитить невинную юную девочку. Я рассчитывал на тебя, и чем ты мне отплатил? Анастасия, собирайся, я снял номер в гостевом доме. Поживешь пока там, а затем вернешься домой.
– Но…
Ася вздрогнула, и Малкольму инстинктивно захотелось ее защитить. Он внимательно рассматривал Братиса и ее, их взаимодействие, ища признаки того, что дочь его боится, но, похоже, в гневе Братиса действительно был виноват Малкольм, и только он.